-Есть будешь? - хрипловатым голосом осведомился Олег.
-Не хочу.
Борщин пожал плечами и, отколупнув ножом приличный кусок колбасы, отправил в рот. Откусил хлеба. Зажмурился, как кот, добравшийся до сметаны.
-Куда, Ромик?!
Олег подавился, закашлял.
-Ты чего орешь?
-Куда ты полез, дурачок?
Девчонка вытащила своего зомбеныша из костра, принялась тушить тлеющую пижаму.
-Не ходи в костер! Не ходи!
Приговаривая, Кристина шлепнула Ромика по попе. Тот издал звук, похожий на урчание собачонки.
-Будто он тебя понимает, - насмешливо сказал Борщин, отшвыривая в кусты пустую банку. - Он же мертвый.
Девочка искоса взглянула на него, подхватила брата на руки, принялась укачивать, что-то шепча.
Олег потянулся, взглянул на звезды. Завтра на трениро... То есть тьфу! Какие теперь тренировки? Завтра снова бороться за жизнь. А может, уже сегодня. Ночью...
Мужчина настороженно огляделся. Ночь, тишина.
-Слушай, - Борщин поднялся. - Я пойду подремлю, а ты как знаешь.
Кристина даже не взглянула на него, все шепча что-то своему упакованному в собачий намордник братцу.
В сарае Олег нащупал какое-то рванье, немного соломы, соорудил некое подобие постели.
Он уснул, думая о кровати, оставшейся в его новой, приобретенной в ипотеку, однокомнатной квартире. Сколько сил в нее вложено — и его и родителей. Уютное гнездышко закоренелого холостяка...
Илона, как всегда, расхаживает по его квартире голышом. Она так любит расхаживать голышом по его квартире! У нее длинные ноги, небольшие, задорно торчащие груди и крепкая аккуратная попа. Олег сидит в кресле с джойстиком от PlayStation. Сейчас Илона будет проходить мимо, и он шлепнет ее по попе. Она ойкнет, засмеется, упадет к нему в объятия, и они будут долго-долго целоваться. Ну, иди. Илона! Что же ты так долго? Словно это не однокомнатная квартира, а, по меньшей мере, ангар? Почему его девушка передвигается, как в замедленной съемке? Ему так хочется шлепнуть ее по попе!
-Эй!
Олег повернулся на бок, застонал.
Голая Илона с веником в руке шла на него, но не приближалась.
-ЭЙ!
Борщин сел. Оторопело огляделся. Сквозь еще не прошедший сон увидел белое пятно лица.
-Кто здесь? - прошелестел пересохшими губами.
-Я хочу есть.
Олег судорожно сглотнул, потер глаза.
-Ты испугала меня.
Кристина сидела на корточках напротив него, держа зомбеныша на руках.
-Я хо-чу есть.
Вот ведь дрянь, а. Так испугать! Чуть душа в пятки не провалилась.
-Слушай, ты, - Борщин повысил голос. - Я предлагал тебе, ты отказалась.
Кристина тоже перешла на крик.
-Ты должен был оставить мне! Это я нашла еду на заправке! А ты все сожрал!
Олег слегка одурел от ее напора.
-Ну, да, ты нашла, я сожрал... Но что делать... Завтра...
-Я хочу есть! Есть! Есть!
Внезапно девчонка кинулась на Борщина и принялась лупить кулачком по груди.
-Есть! Есть! Есть!
-Прекрати ты!
Он отпихнул девочку, быть может, несколько сильнее, чем намеревался.
Кристина покатилась по земляному полу, маленький зомбеныш выпал из ее рук. Тут же вскочила.
-Ах, ты так!
В левой руке у девчонки был зажат камень, а в глазах полыхал яростный огонь.
-Уймись, говорю тебе, - крикнул Олег.
Но Кристина и ухом не повела. Размахнувшись, бросила камень, угодивший Борщину прямо в живот. Олег крякнул от боли.
-Вот тебе, вот!
В голосе девочки - злые слезы.
Мужчина шагнул к ней, испытывая сильнейшее желание задушить Кристину.
Вместо этого Олег ухватил завизжавшую девочку за плечо, и три раза — довольно сильно — шлепнул по попе. Отпихнул к выходу.
-Пошла вон.
Притихшая Кристина замерла у двери, глядя на Борщина расширенными глазами. Олег наклонился, поднял с пола зомбеныша, сунул в руки девчонке.
-И его забирай.
Кристина смотрела на Олега.
-Я тебе не мама и не папа, понятно? Сказано, нет еды, значит — нет. Завтра найдем чего-нибудь.
Плечи девочки затряслись, но она больше не плакала.
Олег болезненно сморщился.
-Иди, иди. Дай мне досмотреть сон.
Он взял Кристину за плечи и выпроводил за дверь.
В крысином царстве. Димка
Темно, под ногами вода хлюпает.
-Ой! Блин.
Димка потер ушибленный лоб, протянул руки. Стена. Мокрая, склизкая. Это что – тупик?
Мальчик повернулся, сделал шаг вправо, держа руки перед собой. Еще шаг, еще. Не тупик, а поворот.
«Как жаль, нет фонарика».
Димка подумал об отце. У отца был отличный фонарик: противоударный и противоводный. Можно хоть о стенку лупить, хоть в ванне топить, ему хоть бы хны. Впервые в жизни Димка желал, чтобы отец был рядом. Но отца не было. Была темнота и крысы.
Мальчик вздрагивал всякий раз, когда под ногами раздавался гадкий писк. Здесь, под землей, - крысы, наверху – зомби. Как жить дальше? Как жить?
Внезапная мысль заставила Димку замереть на месте.
А что если он остался один? Ну, один – нормальный - в целом мире?
В городе он никого не видел… Тени в окнах? Это могли быть зомби. И тот старик с остановки...
Нет, этого не может быть! Кто-то обязательно остался,должен остаться.
Димка побрел вперед, боясь снова вмазаться в стенку, или, того хуже, - упасть на пол, где крысы. Кроссовки при каждом шаге издавали водянистый всхлип, как тяжелобольной человек. Мальчик закашлялся, испугавшись гулкого эха, залепил рот ладонью.
Снова стена. Димка повернул голову налево и увидел свет.
Желтое пятно легло на пол, высветив лужу, покрытую радужной пленкой. Там, в глубине тоннеля, находилось помещение, в котором горела электрическая лампочка. Мальчик замер, прислушиваясь. Тишина. Только крысы пищат.
Что делать? Назад?
Нет, только не назад!
Все Димкино естество, каждая клеточка тела запротестовала, стоило подумать о том, чтобы вновь брести по тоннелю, слушая крысиный писк и хлюпанье кроссовок. Там, позади, остался страшный старик…
Мальчик поежился, шмыгнул носом.
Надо подкрасться и посмотреть, что находится в освещенной комнате. Может, там еда.
Еда. Димка попытался вспомнить, когда в последний раз ел, и не смог. Перед глазами поплыли сосиски в пластиковой упаковке - такие здорово отварить и есть горячими, окуная в кетчуп. В животе заурчало, рот наполнился слюной. Мальчик и подумать не мог, что здесь, в крысином царстве, будет мечтать о еде.
Впрочем, он уже не так сильно боялся крыс. Ну, зверьки. Ну, пищат. Ну, шебуршат под ногами. Страх – это другое. Страх – это неизвестность. Это свет в комнате.
Димка, крадучись, двинулся по коридору. Как же хлюпает вода в кроссовках! Точно на ноги надеты две большие жабы. Через световой круг пробежала крупная крыса, вдруг появившись из темноты и тут же слившись с нею. Мальчик прислонился к мокрой, холодной стене, замер.
Ну, надо заглянуть. Просто посмотреть и все. Если сделать это по-быстрому, то, даже если там кто-то есть, этот кто-то не заметит Димку. Но почему так страшно, а? Кажется, сейчас сердце пробьет грудную клетку и упадет в лужу…
Большая комната с низким потолком. Горит электрическая лампочка. Кровать с грязно-желтым, как сказал бы отец, «зассатым», матрасом, стул, пустая полка. У стены – стол, на котором – электроплитка с чумазой кастрюлей. В дальнем углу – большой холодильник.
Никого.
Димка шагнул в комнату, оглянулся, невольно вобрав голову в плечи: а ну, из оставшейся позади темноты, потянутся окровавленные руки с поломанными ногтями, как в кино?
Здесь воняло бомжами. Мальчик шмыгнул к электроплитке, поднял крышку с кастрюли: картофелина. Одна-единственная.
Помедлив мгновение, Димка схватил картошку, и, быстро ошкурив, надкусил. Невкусно, противно, но так хочется есть! Мальчик вспомнил, как в школьном походе ели печеную на углях картошку, посыпая крупной солью. Вот то была картошка! А эта – холодная и какая-то склизкая.
-Ах, ты, дрянь!
Надкушенная картофелина выпала из рук мальчика на бетонный мокрый пол. Димка стремительно обернулся, отпрянул, вжавшись спиной в стену. Перед ним стоял бородатый мужчина, одетый в изодранный и грязный пуховик. Он показался мальчику огромным, как сказочные великаны. На шее бородача болталась, точно бусы, связка из мертвых крыс (глазенки выколоты, через получившуюся дырочку продета веревка). В правой руке этот человек держал топор.
Но больше всего Димку напугали глаза бородача, красноватые, с колышущимся в них безумием.
-Сожрал картошку, дрянь. Картошку мою.
На губах бородача показалась слюна.
«Как у бешеной собаки» - мелькнуло у Димки в голове.
-Я … я хотел есть… Я не знал, что … она … - плечи мальчика затряслись: он заплакал, – что картошка ваша.
Бородач наклонился, поднял картофелину с пола, вытер о штаны и спрятал в карман.
Тяжело опустился на кровать, положив топор на колени. На Димку он больше не смотрел. Мальчику сильно хотелось пить, во рту пересохло, но он даже пошевельнуться боялся. На топоре кровь… Чья она?
Димка отогнал прочь страшную мысль. Кровь крысиная. Конечно, это кровь крыс!
Какой низкий лоб у этого человека, а глаза выпученные, как в той книжке с картинками про людей, живших тыщи лет назад в пещерах… Как же их называли, тех людей? Сталактиты? Троглодиты!
Троглодит вдруг начал раскачиваться, издавая невнятные звуки. Это что – песня? Этот урод поет!
Среди какого-то бульканья, издаваемого бородачом, Димка различил слова:
Станьти дети, станьти в круг,
Жил на свете стаый жук
Стаый добый жук.