— Мистер Грегори, вам лучше выйти черным ходом, — говорит он. — Черт бы побрал этих репортеров!
Я подбегаю к нему и сразу понимаю, что его так расстроило. Из-за угла выворачивает машина моей тещи. Из нее вылезает Фильда и, пошатываясь, идет к дому Кларков. Ее догоняет какая-то женщина и человек с камерой. Лицо у Фильды смущенное. Она озирается по сторонам, ища помощи. Я поспешно сбегаю с крыльца и спешу к ней навстречу.
— Вы родственник одной из пропавших девочек? — спрашивает женщина-репортер. — Что вам известно об уликах, обнаруженных на заднем дворе?
Фильда умоляюще смотрит на меня. Летнее платье в цветочек измялось, нечесаные волосы слежавшейся копной сбились набок, под глазами потеки туши, на щеке красное пятно — наверное, отлежала.
— Нам сообщили, что в город приехала мать Дженны Макинтайр. Вы знакомы с Мэри-Эллен Макинтайр? Она делилась с вами своим опытом поведения в подобных ситуациях? — Репортерша, солидная женщина в красном костюме, сует Фильде под нос микрофон с логотипом «Четвертого канала».
Фильда застывает на месте и, широко раскрыв рот, смотрит на меня. Сначала мне кажется, что она вот-вот упадет в обморок. Ее глаза закатываются, но я уверенно обнимаю ее за плечи и прижимаю к себе. Фильда приходит в себя, и я веду ее к дому миссис Норленд. По пятам за нами идет Антония. С крыльца спускается агент Фитцджералд; он называет репортерше свою фамилию и должность.
Фильда делает несколько глубоких вдохов:
— Мартин, я в порядке. Расскажи, что происходит. Я справлюсь.
Наверное, все мои чувства отражаются на лице, потому что Фильда меряет меня стальным взглядом:
— Мартин, не сомневайся, я справлюсь. Я обязана держаться, если хочу помочь Петре. Расскажи, что происходит, и мы решим, как быть дальше.
Бен
Калли, помнишь, как я ночевал на дереве? На огромном дереве, что растет за Ивовой низиной… Мне тогда было девять лет, а тебе, значит, четыре. Тогда ты уже не говорила. А мне тошно было, что все заставляют тебя говорить. Даже мама. Ничего ей так не хотелось, как услышать от тебя хоть слово.
Бывало, она усаживала тебя за стол на кухне и спрашивала:
— Калли, хочешь мороженого?
Ты кивала. И то сказать, какой маленькой девочке не захочется мороженого в полдесятого утра во вторник?
— Скажи «пожалуйста», Калли, — говорила мама, — и получишь вкусное мороженое! — Она обращалась к тебе особым, пронзительным голосом. Так упрашивают младенца, которого пытаются накормить овощным пюре из банки или еще какой-нибудь дрянью.
Конечно, ты ей ничего не отвечала. Но мама не сдавалась. Мороженое таяло, а она все сидела за столом и упрашивала тебя заговорить. А тебе больше всего на свете хотелось сбежать к телевизору и смотреть «Улицу Сезам».
В конце концов ты так ничего и не говорила. Устав, мама все равно доставала из морозилки другое ведерко с мороженым и давала тебе, чтобы ты съела его перед телевизором. В общем, не очень-то педагогично она себя вела, прямо скажем. После первого или второго раза даже четырехлетка догадается: если немножко потерпеть, все равно получишь мороженое.
Однажды мне все надоело. Осточертело сидеть и смотреть, как мама пытается подкупить тебя, чтобы ты заговорила. Я-то давно понял, что ты все равно не заговоришь. Мама достала из холодильника мороженое и полезла в шкафчик за вафельными стаканчиками.
Ничего себе, подумал я, вафельные стаканчики! Значит, хочет подкупить тебя по-крупному.
Мама начала как обычно:
— Калли, хочешь мороженого? Ну-ка, посмотрим, что тут у нас… Ванильное с шоколадной глазурью и орехами в шоколаде! Твое любимое, Калли!
— Откуда ты знаешь? — не выдержал я.
— Что — откуда я знаю? — удивилась мама, формируя шарик мороженого специальной ложкой.
— Откуда ты знаешь, что ее любимое мороженое — ванильное с шоколадной глазурью и орехами в шоколаде?
Мама как будто смутилась.
— Просто знаю, и все, — ответила она. — Смотри, Калли, и вафельный рожок!
— Она разлюбила арахис, — возразил я. — В последнее время всегда выковыривает его.
— Бен, иди играть, — сказала мама, как мне показалось, раздраженно.
— Вот еще глупости! — громко возразил я, сам себе удивляясь.
— Бен, иди играть! — повторила мама, злясь уже по-настоящему.
— Не пойду. Калли не может говорить, она не может! Хоть завали ее мороженым, конфетами и шипучкой, она ничего не скажет. Она не может говорить! — закричал я.
— Замолчи, Бен, — сказала мама очень тихо.
— Нет! — ответил я, глядя ей в глаза. Я понимал, что меня ждут крупные неприятности. — А если хочешь знать, почему она не говорит, спроси лучше папу. — Помню, я еще огляделся по сторонам, как будто он мог услышать. Хотя я знал, что его нет дома.
— Бен, прекрати! — закричала мама в ответ. Подбородок у нее задрожал.
— Нет! — Я выхватил у нее ложку для мороженого, подошел к двери черного хода и выкинул ее во двор, сам не знаю почему. Тогда мне показалось, что выкинуть мороженое вместе с ложкой будет правильно.
Все это время, Калли, ты сидела за столом и смотрела на нас своими огромными глазами. Когда мы начали кричать друг на друга, ты зажала уши ладошками и зажмурилась.
Целую минуту мне казалось, что мама вот-вот меня ударит. У нее в глазах появилось такое же выражение, что было у папы.
Я заорал:
— Ну давай, ударь меня! Прямо как отец… Он тоже думает, раз большой и сильный, то может заставить всех делать то, что хочет!
Потом я убежал. Бежал, бежал, бежал — прямо как сегодня. Выходит, не такой уж я смелый… Ту ночь я провел на старом дереве возле Ивовой низины. Вы с мамой пошли меня искать, а я сидел тихонько на ветке и смотрел на вас сверху, думая, что вы меня не видите. Но ты меня углядела и помахала мне рукой, и я помахал тебе в ответ. Должно быть, мама тоже догадалась, где я, потому что позже она вернулась на то место с бумажным пакетом. Она принесла мне бутерброды и шипучку.
Мама поставила пакет у корней дерева и обратилась к тебе:
— Калли, я оставлю здесь кое-что для Бена. Если он проголодается, ему будет чем заморить червячка.
Я просидел на дереве весь день и всю ночь. Спускался только, чтобы взять пакет с едой и сходить по-маленькому. Вы с мамой в тот день много раз приходили к дереву и смотрели на меня. Я все ждал, когда же мама велит мне спускаться. Но она ничего не говорила, а вечером положила на землю под деревом старую подушку и одеяло.
Всю ночь я провел на том старом дереве. Утром у меня все затекло. И все же я спустился и вернулся домой только на следующий день. Я ждал от мамы взбучки, но она ничего не сказала. Как будто накануне ничего не было. А после того она перестала подкупать тебя сладостями, чтобы ты заговорила. Мороженым мы лакомились по-прежнему, но мама перестала покупать ванильное с шоколадной глазурью и орехами в шоколаде. И я больше не слышал от нее:
— Калли, ну скажи «пожалуйста».
Калли, если сегодня мы вернемся домой живыми и невредимыми, я куплю тебе на свои карманные деньги самое большое ведерко с мороженым. Без орехов.
Калли
Калли медленно брела вниз. По обе стороны от тропы тянулись золотистые луга. Ей махали стебельки «птичьих гнездышек» — дикой моркови. Она еще никогда не забиралась так далеко, но на открытом пространстве идти было легче. Здесь было меньше теней и не казалось, будто за деревьями кто-то прячется. Тропу окаймляли оранжевые тигровые лилии и привядшие красные рудбекии.
Петра называла рудбекии «маргаритками», она часто рвала их в канаве за домом и сначала засовывала по цветку за каждое ухо, а уже потом собирала огромный букет. Она очень любила устраивать пышные свадьбы для кукол и мягких игрушек. Однажды к Грегори зашел студент отца Петры, которого звали Везунчик. Он гулял со своей собакой по кличке Сержант. Петра и Калли тут же решили женить пса и даже написали приглашения:
«Приглашаем посетить свадьбу Джи Уиликирс Грегори и Сержанта Томпсона. Церемония состоится сегодня вечером на заднем дворе».
Джи Уиликирс — так звали мягкую игрушку Калли, плюшевого йоркширского терьера. Калли украсила ошейник Сержанта рудбекиями и сплела венки из белых маргариток, которые Джи Уиликирс, Калли и Петра надели вместо корон. Петра вела церемонию, а Калли была подружкой невесты. Везунчика, Мартина, Фильду и Антонию тоже пригласили на свадьбу, взрослые сидели в шезлонгах на заднем дворе. Бен, конечно, не пожелал принимать участие в «игрушечной свадьбе».
Петра мурлыкала себе под нос свадебный марш, а Калли вела Сержанта и Джи Уиликирс по проходу, сделанному из старой кружевной дорожки. Везунчик притворился, будто плачет от счастья, он положил руку на плечо Петре, притянул ее к себе и объявил, что свадьба — «просто чудо». Антония сфотографировала их, а мама Петры угостила всех замороженным лимонным шербетом и соком из порошка.
Калли вспомнила, как они с Везунчиком и Петрой играли в пятнашки. И еще лазали на дуб, который растет у Петры на заднем дворе. Везунчик подсаживал ее снизу, а потом подтягивался и влезал сам. Они сбивали с веток желуди и смотрели, как Сержант за ними гоняется. Калли не боялась упасть, потому что Везунчик крепко держал ее. Такой был счастливый день! Потом Калли обняла Сержанта за шею — его рыжеватая шерсть нагрелась на солнце. Калли перебирала ее липкими от мороженого пальцами, и шерсть слиплась колтунами.
Калли села на траву, сплела венок из рудбекий и надела на голову. Потом начала плести второй венок, для Петры. Как ей недоставало Петры! После того как Петра и Калли подружились, Петра в школе стала ее голосом. С ее помощью Калли общалась с окружающим миром. Миссис Вега, их учительница в первом классе, очень ценила помощь Петры, она часто обращалась к ним с Калли, как будто они — одно целое. Однажды они ездили на экскурсию в Мэдисон, в зоопарк. На обратном пути школьный автобус остановился у закусочной быстрого обслуживания. Миссис Вега спросила, что взять для Калли, но смотрела при этом на Петру.