– Благодарю вас за совет, мистер Кини. Я арендую этот магазин, – торопливо сказал он, боясь изменить свое решение.
Кини оформил аренду, Дэниел твердой рукой подписал договор и уплатил двести пятьдесят долларов. Что-то сжалось у него в животе, когда он взглядом провожал свои деньги в сейф поверенного. Он вспоминал долгие, одинокие ночи в пути, когда его до мозга костей пробирал мороз, и мучительные уговоры, в результате которых он собрал их, доллар к доллару. Убеждая себя в том, что это не было шагом назад, он отправился осмотреть арендованное помещение.
Кини был прав: магазин находился на хорошем месте. Одно окно выходило на Кларендон, другое на Войлтстон, к угловой входной двери вели две широкие каменные ступени. За помещением площадью двадцать на двадцать футов была небольшая кладовая. Темная узкая лестница в конце небольшого коридора вела в комнаты второго этажа, которые должны были стать его новым домом.
Набравшись храбрости, он подошел к служебному входу одного из больших домов и сказал, что хотел бы переговорить с кухаркой. Он сообщил, что открывает новый бакалейный магазин на углу Кларендон-стрит, спросил, какие именно продукты она хотела бы там видеть, и тщательно записал ее пожелания. Дэн поступил точно так же в десятке с лишним других домов и получил таким образом всю необходимую информацию.
Он купил подержанный фургон для доставки товара и выкрасил его в такой же цвет темного кларета с золотым орнаментом, как и вывеска на магазине с именем «Дэниел». За десять долларов в неделю нанял приятного юношу с голубыми глазами по имени О'Дуайер в качестве помощника в магазине и агента по доставке заказов.
«Деревенская свежесть» – гласила вытисненная бургундским шрифтом надпись на листовках, разосланных Дэном по городу и оповещавших об открытии магазина; цветные чернила стоили целое состояние, не поскупился Дэн и на дорогую плотную бумагу, чтобы его листовку нельзя было не заметить.
Дэн стоял за своей конторкой и уверенно ожидал, что сливки общества, те люди, для удовлетворения потребностей которых он создал этот магазин, отдадут ему должное. Ждать ему пришлось недолго. Первыми появились кухарки из богатых домов Бикон-Хилла. Они отметили, что, то там, то здесь некоторые цены были округлены в сторону уменьшения и что по случаю открытия многое продавалось по сильно сниженным ценам, с пониманием кивали головами, ощупывали тушки упитанных цыплят и мясистые груши, оценивая качество продуктов.
К концу первого дня, когда Дэниел подсчитал выручку, оказалось, что она составила больше ста долларов, что превышало недельную выручку Корригена. А к концу первой недели он выручил на круг четыреста пятнадцать долларов и тридцать пять центов и удовлетворенно подумал, что поступил правильно.
Дэн рассчитал, что за год он вернет вложенные в дело деньги и сможет вернуть Кини ссуду, полученную на приобретение фургона и пони. Его чистая прибыль составляла двадцать процентов, и он понимал, что, если будет напряженно работать и вести правильную политику цен, магазин сможет обеспечить ему комфортабельную жизнь, чего было бы не видать у Корригена. Но и этого ему было недостаточно. Все это еще не делало его, богатым человеком.
В конце года он пришел к Кини, возвратил ему ссуду и вручил золотые карманные часы.
– На крышке обещанная мною надпись, – гордо объявил он.
«Мэтью Кини с благодарностью. Дэниел О’Киффи»,– прочитал Кини. – Это прекрасный подарок, Дэн, и я ценю его по достоинству, хотя ты знаешь, что нет, нужды в благодарности мне. Твоим успехом ты обязан собственному труду.
– Поэтому я и пришел к вам, мистер Кини, – воскликнул Дэн, энергично стукнув кулаком по столу. Когда человек набивает досыта свой живот, мистер Кини, у него появляется жажда чего-то другого: успеха, власти, богатства. Я в самом начале говорил, что одного магазина мало, и хотел открыть еще несколько, а теперь у меня есть план такого расширения дела. Я хочу открыть магазин в Бэк-Бэй. И третий в Нью-Йорке. Мой помощник, О'Дуайер, вполне справится с первым, а я займусь вторым, на Бэк-Бэй, пока он не заработает нормально. Потом, когда там все будет в порядке, подберу туда вместо себя двух молодых ирландских продавцов, которые и станут им управлять. Затем отправлюсь в Нью-Йорк и сделаю там то же самое…
Магазин на Бэк-Бэй был открыт с не меньшей помпой, чем первый, и скоро по самым богатым улицам стали сновать уже два красно-золотых фургона, и еженедельный доход Дэна теперь составлял в среднем больше тысячи долларов вместо четырехсот. Доллары звенели у него в голове, как механизм кассового аппарата, и Дэн понял, что его теория была правильной.
По воскресеньям Дэн прогуливался с хорошенькой девушкой, горничной в большом доме на Маунт-Вернон-стрит, с которой познакомился в церкви святого Стефана. Родом из Кантри-Вексфорда, она была темноволосая, розовощекая и с серыми глазами. Они встречались раз в неделю, в ее свободный от работы день, и он ждал каждой встречи почти с таким же нетерпением, с каким субботними вечерами подсчитывал свои доходы за неделю. Все другое свободное от работы время Дэн проводил в офисе Шестого уорда, помогая Кини в делах, связанных с его сложной политической организацией.
Когда ирландские иммигранты впервые стали приезжать в Америку, они создали некую систему собственного местного самоуправления. Поначалу она предназначалась исключительно для оказания помощи иммигрантам, встречавшимся с трудностями жизни в новой стране. Однако с годами эта система развилась до того, что ирландцы в таких крупных городах, как Бостон и Нью-Йорк, Питтсбург и Чикаго, составили большинство в Демократической партии на местном уровне. Районы проживания иммигрантов в этих городах были разделены на уорды, и в каждом был свой руководитель. В Шестом уорде таким руководителем был Мэтью Кини, но в Бостоне были и другие влиятельные люди – Джордж Макгахи, руководивший Седьмым уордом, и Мартин Ломэсни, всемогущий босс Восьмого. Все они были энергичными людьми, делавшими все возможное для своих бедных избирателей, и ожидали взамен лояльности, иначе говоря, голосов избирателей.
Поначалу Дэн работал на Кини как «хилер» – подручное лицо партийного босса. Его обязанностью было посещение кабачков с целью объединения избирателей перед выборами делегатов на собрании по выдвижению кандидатов.
Но Кини скоро понял, что Дэн был слишком хорош для такой работы.
– Я хочу сказать, Дэн, что такой человек, как ты, – прирожденный политик. Я буду продвигать тебя в этом направлении. Для начала ты можешь выступать с речами в поддержку моей кандидатуры на местных выборах.
За следующую пару лет Дэн овладел всеми тонкостями и всеми хитростями политики. Он работал для Кини из чистой любви к этому, устанавливая связи с многочисленными ирландскими обществами и организациями, а также с церковью. Он был молод, и со своим огромным ростом и физической силой создавал впечатление сильного человека, на которого можно положиться. Он всегда держал свое слово. И народ любил его и верил ему.
– Твои два магазина обеспечивают тебе неплохую жизнь, – сказал ему Кини как-то поздно вечером, когда большинство горожан уже спали, а они все еще были в его офисе. – Но ты тратишь большую часть своего времени здесь, в штаб-квартире уорда. Я говорил тебе, когда встретился с тобой, Дэн, и повторяю это снова: ты прирожденный политик, и я предлагаю тебе уйти из офиса.
– Уйти из офиса?
На лице Дэна выражение удивления быстро сменилось выражением интереса. Действительно, политика постепенно все больше и больше вторгалась в его жизнь, и он любил ее. Ему нравилось работать с людьми, вносить изменения в их жизнь, пусть самые незначительные, но к лучшему. И ему, разумеется, хотелось бы видеть, чтобы его соотечественники занимали равное со всеми положение в Америке, этой стране иммигрантов. Но уйти из офиса – это совсем другое.
– Я подумал не только о местном совете, – продолжал Кини, раскуривая сигару и пристально наблюдая сквозь дым за реакцией Дэна. – Что ты скажешь о сенате штата Массачусетс?
Сенатор Дэниел О'Киффи. При мысли об этом Дэном овладело глубокое волнение. Дэн вышел, чтобы подумать над словами Кини. Он шагал взад и вперед по небольшой гостиной на втором этаже своего магазина, и ему очень хотелось, чтобы здесь был Финн, хотелось все рассказать ему. Только Финн может дать ему правильный совет, как следует поступить. Следующим утром он объявил Кини, что уезжает в Нью-Йорк поговорить с братом и даст ему знать о своем решении в течение двух дней.
– Соглашайся, – сказал ему Финн за обильным обедом у «Шерри», – ты везучий.
– Но как же магазины? Ведь я намеревался открыть еще, именно здесь, в Нью-Йорке.
– Твои мозги стоят большего, чем предпринимательство, – напомнил ему Финн. – Как говорил мой босс, пусть твои деньги делают для тебя деньги. Вкладывай их в очередные магазины, на прежней основе, ставь в каждом хорошего менеджера, и они заработают сами собой. Двенадцать магазинов держать не труднее, чем два, благо теперь ты знаешь, как это делается.
Дэн вернулся в Бостон и сказал Кини, что согласен баллотироваться в сенаторы штата. По совету Кини он стал чаще выступать на уличных митингах, но на этот раз уже от собственного имени, привлекая еще большие толпы людей, чем прежде. Он шагал во главе шествий с духовым оркестром, игравшим ирландские мелодии, устраивал фейерверки. Люди любили его и собирались толпами только для того, чтобы его увидеть.
В Бостон приехал Финн, чтобы быть с братом в решающие последние дни перед выборами, и оставался там, пока не были оглашены их результаты. Поддержка Ломэсни обеспечила Дэну дополнительное число голосов, и он был избран самым молодым сенатором штата Массачусетс. Финн гордо шагал рядом с братом, разделяя его триумф, по тем же самым улицам нортэндских трущоб, где они нашли себе приют в жалкой лачуге без окон, когда всего восемь лет назад приехали в Бостон.
– Восемь лет. Можно ли в это поверить, Финн? – воскликнул Дэн со слезами благодарности на глазах при воспоминании о тех днях. – Ты, младший конюх из Арднаварнхи, теперь богатый бизнесмен, а я, дворовый работник, – владелец полдюжины магазинов и счета в банке. Мечты могут сбываться только в такой великой стране, как Америка.