Но сколь бы Рогор ни храбрился, он понимал, что уже не юн, чтобы долго переносить тяготы, что выбраться ему поможет лишь разговор с более влиятельными людьми, а подкупать Ватча – гиблое дело, он пробовал, и уже не раз. Неподкупность Ниллса не вызывала в Холдбисте подобного негодования. Бывший пес Редгласса был спокоен, уверен в себе, его лицо не выражало никаких эмоций при разговоре. Он говорил размеренно, имел приятный голос и совершенно обыкновенное, ничем не примечательное и совершенно незапоминающееся лицо. С таким человеком, как Ниллс, было невозможно понять, куда давить, почему он так верен и что он сделает в следующий момент.
Когда Рогор имел удовольствие оставаться с Ниллсом в одном помещении более чем на четверть часа, слуга Экрога вел себя достойно и старался вести светскую беседу. Рогор побаивался, что один из подобных разговоров вдруг закончится его собственной смертью, а он и не поймет, как это случилось. Ниллс всегда был серьезен – когда шутил и когда угрожал, и, наверное, во время пыток или любовных утех он сохранял ту же маску, – с таким человеком было опасно связываться.
У Ватча же на лице было написано все. Хуже того, он получал удовольствие от причинения неудобств и боли. Он упивался тем, что может безнаказанно терзать лорда, и, вероятно, даже не думал в те моменты о своей первостепенной задаче.
– Я хочу переговорить с милордом Экрогом. С тобой мне обсуждать больше нечего.
Слуга Редгласса опешил от слов пленника. Рогор, несмотря на свою печальную участь, почувствовал удовлетворение.
Черты, присущие всем Холдбистам, даже сейчас были все еще крепки в правители Династии. Когда Ватч позвал стражников и Рогора соизволили отпустить, лорд постарался встать и как можно более гордо прошествовать из допросной в свою камеру. Задуманное получилось не так хорошо, как планировалось, – через пять шагов лорд более не мог сдерживать приступы боли и был вынужден опереться на стену, а после и на руку добросердечного солдата.
В следующий раз, когда Ватч вновь пришел к нему, лорд Холдбист опять отказался с ним разговаривать и идти куда-либо, кроме Большого или Малого зала для беседы с Редглассом.
– Ты неинтересен мне, юноша. Твои речи однообразны, угрозы смешны, пытки давно устарели, а твой голос пробуждает во мне скорее отвращение и смех, нежели страх. Я давал тебе много шансов, но более я не намерен тратить на тебя свое время. Если милорд Экрог желает, пусть переговорит со мной лично. И передайте ему мои слова – лордов, тем более старых друзей, чья вина не доказана и не будет доказана ввиду несовершения ими никаких преступлений, не принято содержать в подобных условиях. Даже осужденных на смерть лордов обеспечивают более комфортным местом.
– Вы там, где заслуживаете быть!
– Я не просил вас отвечать. Идите. Идите же, юноша! Вы утомляете меня пуще неволи!
Ватч удалился, и настроение Рогора приподнялось на целый день.
Сказать, через какой промежуток времени Экрог решил принять пленника, Рогор не мог, однако был рад возможности оказаться в теплом зале. Для него не соизволили выделить кресло, но скамьи пустовали, и никто не остановил его, когда северянин направился к одной из них и расположился.
Хозяин Миррорхолла сидел на своем месте на возвышении. Его поза выдавала напряжение, выпрямленная спина и переплетенные пальцы свидетельствовали о том, что Редгласс чувствовал себя некомфортно.
Что ж, может, это и к лучшему.
– Вы хотели переговорить со мной лично, милорд Рогор?
– Вам верно доложили, милорд Экрог. – Рогор никак не мог устроиться так, чтобы его тело хоть немного отдохнуло и перестало ныть. – К чему все это? Вы казались мне умным человеком, наши беседы всегда были интересны нам обоим, и среди лордов я считал лишь вас равным мне. Вы же решили испортить все одним-единственным поступком. Ваш ли был приказ истязать правителя Великой Династии, словно безродного предателя, или это инициатива Ватча?
– Моя.
Экрог не пожелал врать. Он и правда не в себе.
– Мне нужна информация, которой вы обладаете. Вы не желали отдавать мальчишку, что принадлежит мне, и потому я был вынужден прибегнуть к любым доступным методам воздействия. Я бы ни в коем случае не поступил так с вами, но вы обманули мое доверие, вы предали мое уважение, и я не могу приятельствовать с человеком, способным на подобное. Но в память о наших теплых соседских взаимоотношениях я позволю вам сознаться сейчас. Здесь, где мы одни, в Большом зале, а не в камере, среди душегубцев и палачей.
– Экрог, я не понимаю тебя! Украли ли мальчишку, или он сбежал сам, но ты по-прежнему, даже после того, как я множество раз объяснил тебе, что не причастен, продолжаешь обвинять меня и требовать вернуть пленника. Дримленс не принадлежит тебе, как бы ты ни желал этого! Он – человек, Экрог!
– А тебе он принадлежит? И почему? Думаешь, твой род лучше моего лишь потому, что у вас больше территорий? Потому, что ты смог найти союзника и жену для сына, а после потерять их обоих? Потому, что у вас есть порты и собственные корабли?
Заполучить порты через регентство при юном лорде Дримленсе – вот что было истинной целью Экрога. Заключить брачный союз ни с королем, ни с Рорри у Редглассов не получилось бы, для этого им не хватает юных леди, а Хельга слишком взрослая для обоих свободных наследников. Редглассы – не единственные, у кого нет доступа к морю, а значит, чтобы завоевывать и осваивать Новые Земли, богатые и приносящие, кроме руды и пропитания, еще и величие дому, приходилось договариваться с соседями и щедро платить. Но лишь Экрога это волновало.
Тех из Флеймов, что желали помочь в Новых Землях, охотно принимали другие Династии. Остальные же родственники Дарона предпочитали разбредаться по Ферстленду, словно паразиты, или оставаться в своих владениях и враждовать за лишний клочок земли.
Глейгримы обзавелись родственными связями не только с родом Рогора и вассалами севера, но и с Дримленсами. У них был доступ к морю через реки, на берегах которых выросли два портовых города, однако родне леди Эббианы почему-то совершенно не было дела до путешествий и завоеваний.
– Мой род прекрасен, Экрог. Я горжусь своим происхождением, так же как ты гордишься своим. Нам нет смысла сравнивать то, что невозможно сравнить. Ни я, ни моя семья не похищали лорда Дримленса, и если бы ты обратился ко мне с просьбой о помощи лично, а не похищал меня средь бела дня и не бросал бы в сырой подвал, то я выступил бы на твоей стороне. Да, я бы, скорее всего, потребовал свою долю за участие, возможно, я бы хотел получить проезд по твоим землям без налогов, в том числе и для обозов, но не более того. Мне не нужны земли Дримленсов – у нас есть порты.
– И зачем же тогда тебе, едва лишившись сына и чуть не лишившись жизни, потребовалось отправляться в Санфелл?
– Я планировал заключить союз между Ауроном Старскаем и моей дочерью, а это откроет куда больше дорог, чем любой мальчишка под моим надзором. У меня под носом идет война, мои земли страдают и… У меня есть вопрос, я долго размышлял над этим. Это твои люди рассорили Глейгримов и Флеймов? Зачем? Для какой цели?
– Мои. Это все был мой прекрасный, безупречный план. Теперь он уже не кажется мне таким же безупречным, как раньше; мои границы также страдают от столкновения двух семейств. Они вскоре перебьют друг друга. Они бы и без того поругались, рано или поздно, я лишь немного помог им. А регент, у которого уже и без них голова кругом от свалившихся проблем, вскоре разозлится окончательно и отберет земли в назидание. И как ты думаешь, кому они достанутся? Дримленсам, что сейчас без правителя? Среди их лордов вечные ссоры и споры, человек Его Высочества не справляется, присоединить туда еще вассалов означает окончательно раздробить владения. Королевским землям маловероятно потребуются новые вассалы, там сейчас и без того много проблем. Если я вдруг найду, совершенно случайно, мальчика и верну на законное место, границы моих земель расширятся, верно? Кто еще мог бы претендовать?
– Я.
Рогор поморщился и скрючился на скамье – когда он сутулился, ему становилось легче. Он был одет в грязные тряпки, что сложно было назвать одеяниями, даже мясник в обносках смотрелся лучше. Он не мылся уже много дней, его волосы были спутанными и походили скорее на птичье гнездо – утром он достал из них сухие листья и солому, что служила теперь его кроватью.
Холдбист с трудом передвигался и предпочитал держаться за стены или был вынужден принимать постороннюю помощь, а по лестнице к Экрогу его и вовсе поднимали. Позволить себе не держать осанку и тихо стенать теперь не казалось Рогору чем-то зазорным.
– Ты? Ты думаешь, что тебе могли бы отдать земли вместо меня? Я бы вернул на место Рорри, и благодарность регента не знала бы границ!
– Он позволил бы тебе стать наместником или, скорее всего, назначить своего доверенного советника. Да, он бы отдал тебе часть земель, но часть досталась бы и мне. Подумай сам – мы не вступали в войну, я потерял сына в землях Старскаев, моя невестка пропала, а моя дочь – лучший вариант для Его Величества Аурона. Мне незачем похищать мальчишку, даже если бы я и знал про него. Ты все сделал за меня, а мне оставалось бы только пожинать плоды и радоваться.
Экрог задумался, и Рогор смог выдохнуть с облегчением.
Быть может, он все же сумеет достучаться до этого эмоционального болвана и наконец отправиться домой. Он не желал признаваться себе, но, сидя в камере, он ненавидел лорда Редгласса, сейчас же, после очередного разговора, Холдбист испытывал к соседу необъяснимую симпатию и был готов простить все те ужасные вещи, что был вынужден пережить.
Любопытно, но это не первый случай, когда Экрог одним своим присутствием менял отношение к себе. Его недолюбливали и опасались все, подобного единства среди лордов никогда ранее не встречалось, однако при этом никто не желал нападать на Миррорхолл, да и на любой участок владений Редглассов. И родственники Экрога умудрялись быть на всех праздниках, получать подарки и оказываться среди первых при любой дележке земли. Личное обаяние? Умение держать себя в руках и правильно вести разговор?