Бремя секретов — страница 11 из 46

Мама часто грустит. И это из-за него, Одзисана. Иногда он обещает прийти вечером, но не приходит. А мы с мамой ждем его к ужину. Если ждем очень долго, я начинаю засыпать, сидя за книжкой с картинками.

Я знаю: мама любит его. Знаю, что он внимателен ко мне. Но мне не нравится, когда мама грустит из-за него.

Моемся мы вместе с мамой. Она трет меня мягкой губкой — пока не в офуро. Потом мы вместе окунаемся в горячую воду. Мама держит меня на коленях и говорит, поглаживая мне спину: «Сынок, ты — самое дорогое, что есть у меня в целом мире».

Спим мы тоже вместе: у нас только один футон. Я просовываю руку под мамино кимоно, касаюсь ее мягких, теплых грудей и начинаю сосать одну, придерживая ладонью другую. У нее уже нет молока, но мне все равно хорошо. Я засыпаю, а мама тихонько напевает какую-то мелодию. Мотив всегда один и тот же, а слов нет.

У меня нет папы. Он исчез еще до того, как я родился, — говорит мама.

Однажды мальчик постарше меня сказал в туалете:

— Ты в нашем доме чужой. У тебя есть мама.

И толкнул меня в плечо. Я упал на землю и молча поднялся. Он сказал:

— Ну и слабак!

Потом он ушел. Он отбирает у меня сладкое, когда за нами не следят, и часто прячет мои ботинки. Я ищу ботинки повсюду и наконец нахожу их в мусорном баке, за деревом или под перевернутым ведром. Думаю, именно он все время их прячет. Маме я ничего не рассказываю. Если я расскажу, она начнет плакать — вместо того, чтобы сердиться.

Теперь мне не хочется ходить в церковь.

* * *

В парке мы одни: она и я. Ее отец пошел в магазин купить нам конфет. Мы играем, выкладывая на земле камешки. Строим себе дом.

Она говорит:

— Мой папа просто замечательный. Он играет на скрипке и на пианино.

— Скрипка? Пианино? Что это? — спрашиваю я.

И она отвечает:

— Это музыкальные инструменты. Папа знает английский, французский и немецкий. Он правда замечательный, да?

Я молчу, потому что не понимаю значения всех этих слов. Мы приносим еще камешков.

— Я очень люблю папу. Он такой добрый, — говорит она.

— А я люблю свою маму, — говорю я. — Она тоже добрая.

Она продолжает:

— Когда я вырасту, то выйду замуж за папу.

— Выйдешь замуж? Как это?

— Разве ты не знаешь? Это когда мужчина и женщина живут вместе до конца жизни и воспитывают детей. Мужчина работает и зарабатывает деньги, а женщина сидит дома с детьми. Но сначала нужно справить свадьбу.

Теперь я понимаю.

— Раз так, мне бы хотелось жениться на маме и остаться с ней до конца жизни.

— Да, отличная мысль, — говорит она.

— Ведь у меня нет папы, — объясняю я. — А вот у тебя мама есть.

— Ах, и правда! Я совсем забыла о маме. Они с папой женаты. Что же мне теперь делать?

На следующий день мы снова играем в парке. Ее отец сидит на скамейке с книгой в руках. Она говорит мне на ухо:

— Папа сказал, что родители не могут жениться на своих детях. Чтобы жениться, нужно стать взрослым и встретить человека из другой семьи.

Я спрашиваю:

— Значит, я не могу жениться на маме?

— Нет, — отвечает она.

— Жалко.

Она тоже погрустнела:

— Да, действительно жаль.

Сегодня она принесла ракушки, которые называются хамагури, и разложила их на земле в два ряда. Ракушки крупные, и у всех створки отделены друг от друга. Я беру одну: она больше, чем моя ладонь. Мы считаем ракушки. Одна, две, три, четыре… Я умею считать только до десяти. После десяти я замолкаю. А она продолжает и, коснувшись последней, объявляет:

— Двадцать! Всего двадцать. Будем играть в каиавасе.

Я повторяю слово, услышанное впервые:

— Каиавасе?

— Да. Правила очень простые: нужно найти две створки, которые раньше были вместе.

— Но ведь по размеру и по цвету они все одинаковые, — говорю я.

— Нет. Приглядись получше.

Она берет две створки и прикладывает их друг к другу. Потом показывает мне, как они соединились, и объясняет:

— Эти две половинки разной величины, видишь?

Рассмотрев их вблизи, я отвечаю:

— Ты права.

— Значит, нужно отыскать пару. Это непросто.

Я тоже беру две створки и пытаюсь соединить их, но они от разных раковин. Я кладу их на землю. Она продолжает искать пару для своей створки. Потом снова моя очередь. Так мы играем до тех пор, пока не получается десять целых ракушек.

Сегодня она нашла семь парных створок, а я только три. «У хамагури только две половинки подходят друг к другу», — сказала она.

* * *

Как-то раз Шинпу-сама окликнул маму из окна церкви. Мама подметала дорожки в саду, а я играл с приятелями. Позади Шинпу-самы стоял человек, который приносил в церковь лекарства. Отложив метлу в сторону, мама прошла через ту дверь, что была рядом с окном. Я подбежал к открытому окну.

До меня доносится голос Шинпу-самы:

— Вот господин Такагаши, о котором я рассказывал. Он хотел бы поговорить с тобой, Марико. Ступайте в мой кабинет. Оставляю вас наедине.


Теперь вместо Одзисана к нам приходит после работы господин Такагаши. Мы ужинаем вместе, и он играет со мной. Иногда он приглашает нас с мамой погулять, чего никогда не делал ее отец.

— Одзисан больше не придет к нам? — спрашиваю я маму.

— Придет, — отвечает она. — Просто сейчас он очень занят на работе.


Господин Такагаши, мама и я садимся в Токио на поезд и едем до Камакуры. Потом — на автобусе до моря. Сначала я думал, что это большая река. Господин Такагаши сказал, что мы на берегу Тихого океана. Вода соленая. Я спрашиваю почему. И он отвечает: «Это сложный вопрос. Так просто не объяснишь. Но важно уметь задавать вопросы и знать нужные вещи».

На пляже мы строим из песка дома, замки, лепим машины, людей, животных. Каждый раз мы ходим на два пляжа, которые называются Шиширигахама и Югахама. Там я нахожу много ракушек. Потом мы идем к Дайбутсу, что неподалеку от вокзала, и обедаем в ресторане.

Все для меня в первый раз. Теперь я с нетерпением жду, когда к нам придет господин Такагаши.

Однажды он пригласил нас с мамой к своим родителям. Они живут в большом доме, окруженном высоким деревянным забором. В саду растут сосны, и из-за этого там мало света. Мы идем по дорожке, выложенной плоскими камешками. Нас встречает прислуга и провожает в гостиную. Мы долго сидим там и ждем, пока не приходят родители господина Такагаши.

Когда он знакомит их со мной и с мамой, его родители оглядывают нас с головы до пят. Его отец говорит маме:

— Наш сын — наследник семьи Такагаши.

— Я уже объяснял это Марико, — замечает господин Такагаши.

Тогда его мать спрашивает:

— Вы ведь сомнительного происхождения, не так ли?

Я не понимаю, что она имеет в виду, и смотрю на маму. Она молчит и только кусает губы. Я беру ее за руки: они дрожат. На мгновенье повисла тишина. Мне страшно. Вдруг господин Такагаши закричал:

— Хватит! Терпение мое вот-вот лопнет!

Родители в недоумении. Он продолжает:

— Вы снова хотите помешать мне принять решение, от которого зависит моя жизнь?

Его мать говорит:

— Женитьба — это дело семьи. Ты не можешь принимать решение один.

— Подумай, мой сын, — говорит его отец.

Господин Такагаши снова повышает голос.

Мы с мамой уходим. Молча идем по улице. У вокзала нас догоняет господин Такагаши, весь запыхавшийся.

— Простите меня. Я совершил ошибку. Дайте мне немного времени. Постараюсь зайти к вам как можно скорее.


Спустя некоторое время к нам пришел Одзисан: я тогда уже лег в кровать, но мне не хотелось спать. Я рассматривал картинки в книге про животных, которую купил мне господин Такагаши. С кухни донесся стук посуды и чайных чашек, которые расставляли на столе. Затем наступило долгое молчание.

Наконец мама сказала:

— Я решила выйти замуж за господина Такагаши.

— Что? Ты уверена?

— Да. Я устала тебя ждать. Мне хочется иметь свою семью.

Снова молчание.

— Но я ведь смогу видеться с тобой и с Юкио? — спросил он.

— Не знаю, — ответила мама. — Мы уезжаем отсюда.

— Куда?

— В Нагасаки.

— В Нагасаки? Зачем так далеко?

— Господин Такагаши нашел там работу. Мы уезжаем через две недели.

— Через две недели!

Мама не отвечает. Тогда он спрашивает:

— Ты рассказывала ему обо мне?

— Нет.

— Не рассказывай. Так будет лучше.

Снова слышу стук чайных чашек. Потом мама говорит:

— Господин Такагаши хочет усыновить Юкио.

— Усыновить Юкио? — повторяет он удивленно.

Они продолжают разговаривать почти шепотом. Я больше не прислушиваюсь к их словам и засыпаю.

* * *

Мы в парке. Она, ее отец и я. Мы с ней играем в песочнице, а Одзисан сидит на скамейке. С книгой в руках, как обычно. Но на этот раз он не читает, а просто наблюдает за нашей игрой. Я делаю из песка машину и веточкой рисую на ней окна и дверцы.

— Папа, смотри! — кричит она отцу.

Он с удивлением смотрит на машину из песка. Но говорит только: «Красиво», — слегка улыбаясь. Теперь я леплю поезд. Вместе со мной она лепит автобус, дорогу, тоннель. Потом добавляет деревья, цветы, дома.

— Можно я буду твоей женой, когда вырасту? — шепотом спрашивает она, наклонившись к моему уху.

— Ну конечно! — отвечаю я тоже шепотом. — А почему ты хочешь стать моей женой?

— Потому что ты такой же хороший, как мой папа, — объясняет она. — Все мальчики, которых я знаю, злые. Они смеются над девочками.

Вдруг она вскакивает с места:

— Чуть не забыла!

И достает из сумки две створки хамагури, перевязанные бумажной ленточкой. Ракушка такая большая, что она держит ее обеими руками.

— Это тебе, — говорит она, протягивая мне ракушку. — В одной створке написано твое имя, а в другой — мое. Внутри лежит камешек.