Теперь я могу сказать правду. Мой отец погиб не от взрыва атомной бомбы. Это я убила его. По стечению обстоятельств, по чистой случайности атомную бомбу сбросили именно в тот день. Наверное, отец должен был умереть — так или иначе. Я вовсе не собираюсь оправдываться и отрицать свою вину в том преступлении, которое совершила. Тогда у меня не оставалось выбора, хотя папа любил меня и между нами не было вражды.
Юкио — сын моего отца и женщины, с которой он когда-то встречался. То есть Юкио приходится мне сводным братом. В молодости мать Юкио любила моего отца, но он женился на другой. Даже после свадьбы он продолжал видеться с матерью Юкио. Мой сводный брат родился в тот же год, что и я. Четыре года спустя его мать вышла замуж за человека, который решил усыновить Юкио, полагая, что отец мальчика исчез навсегда и больше не вернется. Всей семьей они переехали из Токио в Нагасаки, потому что родители мужа не одобрили этот брак.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, наша семья тоже уехала в Нагасаки. Там я встретила Юкио, и мы полюбили друг друга, не зная, что у нас общий отец. Однажды я узнала о связи моего отца с матерью Юкио. Я не могла открыть Юкио правду, и мне ничего не оставалось, как покинуть его навсегда.
Через несколько лет я познакомилась с твоим отцом, который собирался ехать за границу. Он сделал мне предложение, и я согласилась. Не покладая рук я работала вместе с ним, только чтобы не думать об этом. На его похоронах говорили, что он, должно быть, прожил счастливую жизнь с такой преданной женой. Помнишь? Но ведь это мне повезло встретить такого доброго и честного человека. Твой отец был упрям, но он уважал и любил меня.
Мне всегда нравилась простая жизнь, и я ценила людей, которым можно доверять, — таких, как госпожа С. Жить в этом мире — нелегкая задача. Зачем же усложнять ее?»
Боже… Мама убила своего отца. Мама убила моего деда в Нагасаки в тот день, когда взорвалась атомная бомба. Как это могло произойти?
Я смотрю в окно. Дождь кончился. А вот и мой сын, он шагает к дому. Часы на белой стене показывают четыре. Кладу мамину тетрадь обратно в конверт и прячу оба письма на полке посудного шкафа в гостиной.
— Мама, я проголодался!
Войдя в дом, сын бросает рюкзак на кресло.
— Что случилось? Ты такая бледная, — говорит он с тревогой в голосе.
— Я только что вернулась от адвоката. Утром было холодно, я промокла под дождем.
— Как бы тебе не заболеть. Давай заварю горячего чаю.
— Спасибо, ты такой заботливый.
Мы идем на кухню.
— У адвоката все прошло нормально?
— Да. Теперь мне только нужно найти человека, которого не смогла отыскать бабушка, и передать ему письмо. Конверт с письмом бабушка оставила адвокату.
Рассказывая все это сыну, я задаюсь вопросом, пыталась ли мама когда-нибудь искать своего брата.
— Что это за человек? — спрашивает меня сын.
— Не знаю.
Я не решаюсь открыть ему правду. Пока слишком рано.
— Может быть, она его любила? — Он улыбается.
Я нехотя отвечаю:
— Нет, не думаю. Она любила дедушку, так ведь?
Сын не обращает внимания на мои слова. Мгновенье спустя он говорит:
— Любовь — это совсем другое.
Не глядя на меня, он ставит на плиту кастрюлю. Я спрашиваю:
— Кто тебе это сказал?
— Бабушка, — отвечает он.
— Она говорила тебе что-нибудь об этом человеке?
— Нет, но мне кажется, он был ей очень дорог.
Сын наливает мне чашку горячего чаю.
Быстро съедает хлеб, сыр, банан и уходит к себе в комнату делать уроки.
Я сижу на кухне, не в силах сдвинуться с места. В доме полумрак. За окном ничего не разглядеть из-за тумана. Наконец иду в гостиную и достаю из шкафа оба конверта, потом поднимаюсь к себе в спальню, которая расположена напротив комнаты сына. Я забыла взять чай, который он мне приготовил. Спускаюсь на кухню, забираю чашку и приношу ее в спальню. Пью холодный чай. У меня жар. Я ложусь на кровать и тут же засыпаю.
На следующее утро, ближе к полудню, меня разбудил звонок в дверь. Выглядываю в окно и вижу госпожу С. Я совсем забыла, что сегодня она должна прийти помогать по хозяйству.
Она по-прежнему живет в доме моей матери, которая попросила меня позволить госпоже С. оставаться там столько, сколько она пожелает. Госпожа С. продолжает вести хозяйство. Она ухаживает и за садом: сажает цветы и выращивает овощи. Дом и сад она содержит в порядке. Я плачу ей жалованье, назначенное мамой. Однажды через своего друга, который понимает ее родной язык, госпожа С. сказала мне, что теперь она не заслуживает этого жалованья, поскольку выполняет гораздо меньше работы, чем прежде. Я ответила, что так решила мама. Тогда, возразила госпожа С., она будет делать уборку в моем доме тоже и ходить за покупками. Я согласилась. С тех пор госпожа С. всегда приносит нам свежие овощи и камелии из маминого сада.
Ее помощь оказалась кстати, потому что я стала хозяйкой цветочного магазина, которым владела мама, и вдобавок преподаю математику в школе.
Госпоже С. около пятидесяти лет. У нее нет семьи. Я даже не знаю, откуда она приехала и где родилась. Мама тоже не знала о ней ничего, но полностью ей доверяла. Спускаюсь по лестнице, чтобы открыть ей дверь, и думаю, что, возможно, у нее была такая же тяжелая жизнь, как у мамы.
— Здравствуйте, госпожа С., — говорю я, стоя на пороге.
Она входит в дом. Сегодня она принесла нам баклажанов, огурцов, фасоли и гомбо из маминого сада. Овощи такие свежие. Я благодарю госпожу С., и она тут же принимается за уборку столовой, потом остальных комнат первого этажа и подвала. Она никогда не поднимается наверх и не заходит в наши спальни. Она понимает все мои просьбы, которые я объясняю жестами. Мама была права.
Оставляю госпожу С. одну и поднимаюсь к себе в комнату. Устраиваюсь поудобнее на кровати и снова возвращаюсь к маминому письму.
«Теперь, Намико, я попытаюсь рассказать о том, что, как мне кажется, произошло в нашей семье. Это случилось пятьдесят с лишним лет назад. Но время не стерло из моей памяти ничего. Я помню все до мелочей.
За два года до взрыва атомной бомбы мы переехали в Нагасаки, куда моего отца направили по работе. Он был фармацевтом в лаборатории одной из крупных компаний Токио. Потом его перевели в Нагасаки, где находился филиал той компании. Отец должен был занять место одного из своих коллег, которого отправляли работать в Маньчжурию.
Сначала мы жили в центре Нагасаки, но три месяца спустя отец сказал, что нашел другой дом — гораздо лучше того, который мы снимали. Дом был расположен в маленьком квартале долины Урагами, в трех километрах от центра города.
Мама недовольно возразила:
— Зачем снова переезжать? Мы и так променяли Токио на провинцию. А теперь ты хочешь оказаться в деревне!
Мама выросла в богатой семье, известной и уважаемой в Токио, и с трудом переносила жизнь в провинции. Она согласилась переехать в Нагасаки только потому, что в центре города жила ее дальняя родственница, чей муж был военным хирургом.
Мама сказала:
— К тому же мы здесь йосомоно. Понимаешь? Кто посоветовал тебе этот дом?
— Один знакомый. Он живет там со своей семьей, — ответил отец.
— Что за знакомый?
— Мы вместе учились в университете в Токио.
— Первый раз слышу.
— Недавно мы случайно встретились с ним в лаборатории.
— Он зашел туда просто так?
— Нет, он тоже работает фармацевтом.
Мама улыбнулась:
— Значит, он твой коллега?
— Теперь — да.
— И он переехал из Токио, как и мы, верно?
— Да, как и мы.
— У него есть дети?
— Да, у него ребенок.
— Сын или дочь?
— Сын.
— Сколько мальчику лет?
— Думаю, он ровесник Юкико.
Их разговор напоминал полицейский допрос: мама хотела знать все до мелочей, в то время как отец старался говорить как можно меньше.
Он прибавил:
— На окраине жить безопаснее, чем в центре города, — меньше вероятность бомбардировок.
Этот довод убедил маму. Мы переехали в долину Урагами.
Лаборатория, где работал отец со своим коллегой, была в центре Урагами. Мы с Юкио ходили в школу в том же квартале. Потом, в конце войны, мы стали работать на заводе по производству вооружения. По злой иронии судьбы атомную бомбу сбросили именно на этот квартал.
Наш маленький квартал сгорел дотла. Все, кто остался там в то утро, погибли мгновенно. А ведь некоторые люди — как и мы — приехали в долину Урагами именно в поисках убежища, где можно было бы спрятаться от бомбардировок».
«Мы жили в доме с покатой крышей, разделенном пополам. В доме было два входа: наш — с правой стороны, и еще один слева. Посередине изгородь, обозначавшая границу.
Сначала весь дом принадлежал одному хозяину. Потом он решил сдавать его и для этого разделил. Расположение комнат в обеих половинах было симметричным.
Прежде я никогда не видела такой старой и крепкой постройки. Боковые опоры, толстые и прямые, похожи на стволы вековых дубов. Потолочные балки неровные, узловатые, с изгибами — бревнам сохранили их природную форму.
В комнате была откидная лестница, по которой взбирались на чердак. Чердак большой, просторный, без перегородки, разделявшей дом пополам. На чердаке уже лежали вещи наших соседей. Некоторые доски пригнаны неплотно, и сквозь щели можно было разглядеть, что происходит внизу в комнатах.
Возле дома протекал узкий ручей, на берегу его росли плакучие ивы. В ручье жили моллюски. На другом берегу — бамбуковый лес с камелиями. Иногда мы гуляли там одни с Юкио.
День, когда мы переезжали, выдался на редкость холодным и дождливым, хотя было начало лета. Стоял сезон бивы. На деревьях висели спелые желтые плоды. Семья папиного коллеги собралась возле дома, чтобы помочь с переездом. Когда мы вылезли из грузовика, в котором были сложены наши вещи, коллега отца, господин Такагаши, познакомил нас со своей женой и с сыном. Господин Такагаши оказался высоким, статным мужчиной с сильным голосом.