Первое воскресенье июня.
Вечером я иду к родителям. Вчера в лабораторию позвонила мама и сказала, что отец хочет поужинать вместе со мной. Мне сразу показалось, что они хотят снова завести разговор о женитьбе. Предчувствую тяжесть этой встречи. Думаю о своей проблеме, о которой они понятия не имеют. Видимо, придется рассказать им все сегодня.
Но пока только час дня. Пожалуй, схожу в церковь и побуду немного с детьми. А потом сразу к родителям.
По дороге в церковь покупаю детям их любимые пирожные. В церкви никого, кроме священника: он работает у себя в кабинете. Он говорит, что старшие дети ушли с госпожой Танакой за покупками, а с младшими гуляет женщина, которая недавно стала здесь помогать. Значит, есть время починить оконную раму в комнате первого этажа, где находится статуя Девы Марии. Окно всегда плохо открывается.
Пока я вожусь с окном, со второго этажа спускается священник: он хочет уточнить значения некоторых сложных японских понятий, связанных с классической музыкой. Оказывается, завтра он должен переводить на встрече японского музыканта с каким-то иностранным скрипачом.
— Это русский скрипач, — объясняет священник, — и живет он в Харбине.
— В Харбине?
— Да. Он играет в симфоническом оркестре, который там организовали русские. Всех их выслали из страны во время революции.
Слушая его, я вспоминаю последнее письмо Соно, в котором она рассказывала об оркестре и о самом городе. «Харбин прекрасен. Его называют „маленьким Парижем“ или „маленькой Москвой“. Выходя из здания вокзала, сразу видишь купол православной церкви и аккуратную улочку в европейском стиле…»
— Я и не подозревал, что вы знаете русский, — говорю я священнику.
— Русского я не знаю. Просто скрипач владеет несколькими европейскими языками, — отвечает он.
И поднимается к себе в кабинет, повторяя на ходу только что выученные японские слова. Уже пятый час. Пора складывать инструменты. Поднимаясь на второй этаж, чтобы попрощаться со священником, слышу за домом знакомые детские голоса. Дети поют. Они открывают калитку и входят в сад. Последними идут молодая женщина с мальчиком — раньше я никогда их здесь не видел. Наверное, это та самая женщина, о которой рассказывал сегодня священник. О мальчике он ничего не говорил. Она задвигает щеколду и, не замечая меня, проходит под окном. Лицо кажется мне знакомым. «Кто она?» Провожаю ее взглядом. Длинные черные волосы, широкая юбка, легкая белая блузка. В руках голубые цветы. «Кто она?» — мысленно повторяю я. И тут же вспоминаю сон, приснившийся мне несколько недель назад. Не шелохнувшись, смотрю на нее, пока она не исчезает за дверью соседнего дома.
Вскоре возвращаются старшие дети с госпожой Танакой. Священник выходит из кабинета, вид у него усталый.
— Старшие сейчас придут сюда делать уроки, — говорит он мне. — Пойду послежу за младшими, пока женщины готовят ужин. Вы ведь поужинаете с нами?
— Спасибо, но сегодня я не могу. Мне нужно идти к родителям.
Он подходит к окну, которое я только что починил, открывает его:
— Теперь все в порядке! Спасибо!
Обуваясь, я спрашиваю у него про женщину с мальчиком, которых я видел в саду.
— Мальчик — ее сын, — объясняет священник. — Она прожила тут три года, когда была еще девочкой.
— Она сирота?
— Да. После землетрясения, случившегося десять лет назад. Тогда погибли ее мать и дядя, а других родственников у нее нет.
С минуту я молчу. Потом спрашиваю:
— Сколько ей было лет?
— Двенадцать.
— Наверное, ей пришлось нелегко. Надеюсь, теперь у нее все благополучно и есть семья.
Священник не отвечает. Я смотрю ему в глаза. Наконец он говорит:
— Мальчик родился вне брака. Он не знает, кто его отец.
Больше я не задаю вопросов. Иду к выходу.
— Я вас познакомлю с ними в следующий раз, — говорит священник. — Сегодня я слишком устал.
Я киваю. Он добавляет:
— Женщину зовут Марико Канадзава, а ее сына — Юкио.
Выхожу из церкви и иду к вокзалу, чтобы добраться до родителей. И тогда только понимаю, что Марико Канадзава — та самая девушка, о которой рассказывал мой начальник.
Мы ужинаем в комнате с татами. Отец, как обычно, во главе стола. Мы с мамой сидим друг напротив друга. Перед нами изысканные блюда, на приготовление которых нужно потратить немало времени. Видимо, мама заставила сегодня Кийо хлопотать на кухне целый день. Кийо в доме у родителей недавно. Ей около шестидесяти — как Соно и госпоже Танаке. Маме нравится, как она готовит и нравится ее покладистый характер. Кийо безупречно вежлива, и пока я не испытываю к ней симпатии.
— Сегодня вкусный ужин, — говорю я маме. — Мы отмечаем какое-нибудь событие?
Мама улыбается:
— Да. Твое возвращение домой. Ужин в честь тебя.
Слово «домой» она произнесла с особым ударением. Наливая мне саке, отец спрашивает:
— Как дела на работе, Кэндзи?
— Занят с утра до вечера, — отвечаю я, не глядя на него.
Отец расспрашивает о компании и о моем коллеге господине Хорибе, с которым он хорошо знаком. Я отвечаю уклончиво, поглощая одну закуску за другой. Я так проголодался, что съедаю все мгновенно. Мама, довольная, говорит:
— Не торопись. Ты ведь переночуешь у нас.
Чувствую на себе ее многозначительный взгляд. Не остается сомнений, что родители собираются завести разговор о женитьбе. В голове у меня снова возникает образ моей первой жены Сатоко, которая держит на руках ребенка. Аппетита как не бывало. Я кладу палочки на стол и делаю глоток саке.
После горячего Кийо приносит чай и десерт. Как только она выходит из комнаты, отец приступает к делу:
— С тех пор как ты развелся, прошло уже три года.
Я молчу. Он продолжает:
— Я понимаю, что ты отдаешь все силы работе. Однако настало, наверное, время подумать и о себе. Я имею в виду твою женитьбу. Ты наследник нашего рода. Будь благоразумнее.
— Мы нашли тебе подходящую пару. Девушка из хорошей семьи, — говорит мама.
— Она еще молодая, — добавляет отец, — и сможет родить много детей.
Пристально глядя на них, я говорю:
— Прежде чем принять какое бы то ни было предложение, я должен вам кое о чем сообщить.
— В чем дело? — спрашивает отец.
Сделав глубокий вдох, я говорю:
— Кажется, я бесплоден.
Мама в удивлении смотрит на отца, который повторяет:
— Бесплоден?
— Да, — отвечаю я.
— Почему ты так считаешь? — спрашивает мама. — Я думала, все дело в Сатоко.
— От нового мужа у нее родился ребенок.
Мама нахмурилась. Отец смотрит на меня, вытаращив глаза. Оба не знают, что ответить.
— Я не собираюсь жить холостяком, — спокойно говорю я. — И когда-нибудь найду себе жену. Однако мне не хочется, чтобы вы питали на сей счет иллюзии.
— Об этом никто не должен знать, — отрезала мама.
— Но почему? — спрашиваю я.
— Во-первых, еще неизвестно, бесплоден ли ты, и к тому же… — На миг она замолкает, а потом продолжает ровным голосом: —…ты наследник рода Такагаши в пятнадцатом поколении. Надеюсь, ты понимаешь, что о некоторых вещах люди знать не должны.
И продолжает как ни в чем не бывало рассказывать о девушке, которую они прочат мне в жены. Я понимаю, что разговор окончен: мама не в состоянии смотреть правде в глаза. На мгновенье возвращается воспоминание из детства: я плачу, один, в темноте. «Мама! Мама! Мне страшно!» Но никто не входит ко мне в комнату… У меня сжалось сердце. Смотрю на отца, который сидит молча, скрестив руки на груди. Пью чай, все внутри напряжено.
Нет желания оставаться у родителей на ночь. Краем глаза смотрю на стенные часы. Десять. Еще успеваю на последний поезд. Я встаю.
— Куда ты? — спрашивает мама.
— Домой. Завтра рано вставать, мне с утра в лабораторию.
Беру ящик с инструментами, который дал мне священник, и иду в церковь, на первый этаж. В комнату, где дети обычно делают уроки. Здесь восемь низких прямоугольных столов, сегодня я собрался их чинить. За этими же столами женщины шьют и штопают сиротам одежду.
У входа деревянная статуя Девы Марии. Похоже, сначала эта комната предназначалась для богослужений. Но я ни разу не видел, чтобы священник служил тут мессу. Иногда, правда, к статуе приходят люди и подолгу стоят перед ней на коленях.
На улице жарко. Открываю окно — то самое, которое починил на днях. Осматриваю каждый стол. Почти все расшатаны. Поднимаю и переворачиваю один из них, вытаскиваю погнутые гвозди.
Хлопнула входная дверь. В комнату кто-то входит. Оборачиваюсь. У меня перехватило дыхание. Вот она, Марико, а в руках у нее ваза с голубыми цветами. Стою, не шелохнувшись. Марико удивленно говорит:
— Простите, что помешала.
И ставит вазу с цветами перед статуей Марии. Я распрямляюсь и подхожу к ней.
— Меня зовут Кэндзи Такагаши.
— Так, значит, это вы господин Такагаши, — отвечает она. — Мне о вас рассказывала госпожа Танака. Марико Канадзава.
Теперь я могу разглядеть ее лицо. Гладкая светлая кожа. Большие глаза. Чуть тяжелые веки. Длинные ресницы. Маленький алый рот. Красивое, привлекающее внимание лицо, но на нем застыло выражение глубокой печали. Вспоминаю, что рассказывал священник о ее прошлом.
— Я уже видел такие голубые цветы, — говорю я. — Лепестки совсем крохотные. Как они называются?
— Васуренагуса, — отвечает она с едва заметной улыбкой.
И выходит из комнаты. Усевшись на стол, я смотрю в окно. Вижу, как мимо проходит Марико, направляясь к дому, где живут дети.
Закрываю глаза. Теперь я могу вспомнить каждую черту ее лица. Ее грустный, задумчивый взгляд. Сердце сжимается от боли. И потом начинает биться сильнее. «Неужели я влюбился?»
В саду играют несколько малышей. Среди них узнаю ее сына, Юкио. Один, он кидает мяч. Украдкой смотрит на меня. У него такие же печальные глаза, как у Марико.
Ночью мне не спится. Думаю о Марико и ее сыне. О р