В аквариуме по-прежнему мерцают светлячки. Один из них ползет по листу папоротника до самого конца и замирает на краешке. Второй ползет следом за ним и тоже останавливается. Светлячки сидят неподвижно, словно не знают, что делать дальше. Пожалуй, выпущу их обратно в сад. Ставлю аквариум на подоконник и поднимаю крышку. Светлячки по-прежнему остаются на листе. Вынимаю их вместе с веткой папоротника. Спустя мгновение они наконец взлетают и исчезают в темноте.
В небе клубятся тяжелые дождевые облака, характерные для лета, Обасан их не любит. «Пятьдесят лет прошло с тех пор. Никогда не думала, что проживу так долго…» — часто повторяет она. Слова эти ложатся на меня тяжким бременем.
Воскресенье, время перевалило за полдень. Я провела у родителей только два дня, но кажется, будто позади целая неделя. Скоро поеду в Токио. Завтра утром меня ждут на работе в цветочном магазине. Иду на кухню, где мама готовит букет, который я по пути к вокзалу отнесу на могилу Одзисана. Китайские астры. Голубые лепестки по цвету напоминают незабудки. Протягивая мне букет, мама говорит: «Буду ждать, когда ты познакомишь нас с человеком, который похож на Одзисана!» Я улыбаюсь. И вдруг понимаю, что мысли о господине X. больше меня не волнуют. Я решила отказать ему, пусть даже он мне по-прежнему нравится.
Выхожу из дома. Жарко. В ветвях хурмы стрекочут цикады. Отец сидит в тени в бамбуковом кресле. Читает научный журнал, который купил вчера. Перед ним на деревянном столике лежит соломенная шляпа Одзисана. Взглянув украдкой отцу в лицо, я думаю о том, что глаза его стали грустными из-за пережитых страданий. Он бы удивился, услышав историю Обасан.
— Папа, я уезжаю.
Он встает и провожает меня до калитки. Мы прощаемся, но потом он кричит мне вдогонку: «Подожди!» — и бежит за соломенной шляпой. Надевая ее мне на голову, говорит серьезно:
— Смотри не получи солнечный удар!
— Ты прав.
Шляпа мне великовата. Снимаю ее. В ноздри ударяет запах отцовского пота.
— Можно я оставлю ее себе? — спрашиваю я.
— Разумеется! — отвечает отец. — Она тебе идет!
— Спасибо! До скорого!
Он улыбается:
— Спасибо тебе, Цубаки!
Иду в сторону вокзала.
Я не попрощалась с Обасан, после обеда она заснула. Утром она все больше молчала, уставившись в пустоту. Смотрела на меня так, словно ничего мне не рассказывала. Я убиралась у нее в комнате, не задавая вопросов. Время от времени она трясла в руке хамагури. Тук-тук-тук… И произнесла только: «Ждет ли меня Одзисан на том свете?» — «Ну конечно, Обасан, — мягко ответила я. — Но ты должна еще прожить долго, вместо него». Она чуть заметно улыбнулась.
Шагаю вдоль ручья. Вот и храм С., где похоронен Одзисан. Прохожу за ограду, иду мимо хондо. Вокруг никого. Поднимаюсь по ступеням каменной лестницы, которая ведет к кладбищу. Чувствую запах сэнко. Могила Одзисана в противоположном от входа углу. Направляюсь туда.
Читаю надпись, выгравированную на плите: «Могила семьи Такагаши». Вынимаю завядшие цветы из бамбуковой вазы, которая стоит сбоку от плиты. Ставлю туда приготовленный мамой букет китайских астр. Лепестки ярко-голубые. Закрываю глаза. Представляю, как родители отца идут по пляжу, рука об руку. Думаю об Обасан, которая так и не решилась открыть мужу правды. И молюсь: «Одзисан, возвращайся за Обасан. Если ты не возьмешь ее с собой, она будет блуждать, не зная, куда идти, точно потерявшийся светлячок». Вдруг прямо надо мной застрекотала цикада.
Прихожу на вокзал. Войдя внутрь, замечаю двух гимназисток, которых я видела в пятницу днем. Наверное, они останавливались в городской гостинице. Стою позади них в очереди в кассу, прислушиваясь к их диалекту с острова Кюсю. Они разговаривают про Дайбутсу. У одной лицо простодушное, а у ее подруги — сосредоточенное. «Тамако и Юкико!» — думаю я. Та, что похожа на Юкико, говорит звонким голосом: «Два билета до Нагасаки, пожалуйста!» Смотрю на нее, онемев от изумления. Покупаю билет до Токио. Гимназистки идут к платформе.
Поднимаю голову и смотрю на небо. Тяжелые кучевые облака превратились в перистые. Закрываю глаза. Родители отца шагают по облакам, которые плывут высоко в ясной синеве. И по-прежнему держатся за руки. «Обасан!» — зову я. Она останавливается. В глазах у нее тревога, она пытается мне что-то сказать. «Не беспокойся! — говорю я. — Я не утону в сладкой воде». Одзисан улыбается: «Цубаки, ты тоже встретишь замечательного человека». — «Спасибо за шляпу!» — улыбаюсь я в ответ.
ГЛОССАРИЙ
Ака — красный, коммунист.
Ака-гами — повестка о призыве в армию (ака — «красный», гами (ками) — «бумага»).
Амадо — раздвижные деревянные двери, которые закрывают в целях безопасности или для защиты от дождя.
«Ариранг», или «Ариран» — старинная корейская песня, Ариран — название холма.
Байшунфу — потаскуха.
Бакуфу — феодальное правительство Японии.
Бива — японская мушмула.
Бон — буддистский праздник мертвых, который отмечают с 13 по 15 июля или с 13 по 15 августа, в зависимости от местной традиции.
Вагацума — «моя жена».
Васуренагуса — незабудка.
Генмаи — нешлифованный коричневый рис.
Гиокусай — смерть храбрых, битва до последнего вздоха; ритуальное самоубийство солдата, который не желает сдаваться в плен.
Го (иго) — игра для двух человек с использованием шахматной доски и шашек. Выигрывает тот, кто займет большую часть поля.
Дайбутсу — высокая статуя Будды.
Дайкон — белый японский редис.
Дайшинсай — сильные сейсмические толчки. Землетрясение, которое произошло в 1923 году в регионе Канто.
Дзабутон — толстый коврик, который японцы кладут поверх татами.
Дзишин — землетрясение.
Дзайниши — эмигранты, проживающие в Японии.
Идзиме — насмешки, издевательства.
Иннэн — судьба.
Йосомоно — чужие, чужаки.
Каиавасе — от каи — «ракушка» и авасеру — «соединять».
Каймё (хомё, хогё) — согласно буддистской традиции — имя, которое дается человеку после смерти.
Катакана — японская слоговая азбука.
Кика — принятие в гражданство.
Кимчи — корейское блюдо — маринованные овощи со специями, подается к рису.
Киноко-гумо — облако атомного взрыва, напоминающее по форме гриб. Киноко — «гриб»; гумо (кумо) — «облако».
Кирисуто — Иисус Христос.
Косеки — документ, фиксирующий гражданское состояние и место жительства семьи, члены которой носят общую фамилию.
Мария — Пресвятая Дева Мария.
Мисо — соевое тесто.
Нагайя — ряд домов, объединенных под общей крышей.
Нацуко — «дитя лета».
Ниидзума — «молодая жена».
Нисеи — второе поколение иммигрантов.
Нори — сушеные водоросли.
Обасан — бабушка, старая женщина.
Обэнто — еда, которую берут с собой в дорогу, на работу, в путешествие и т. д.
Одзисан — 1) дядя, господин; 2) дедушка, старый мужчина.
Ойяюби-химе — японское название сказки Ганса Кристиана Андерсена «Дюймовочка». Ойяюби — «дюйм», химе — «принцесса».
Окусан — госпожа, замужняя женщина.
Онигири — рис, слепленный в шарики.
Онэсан — старшая сестра.
Офуро — японская ванна.
Ошир — встроенный в стену шкаф для белья и одежды.
Рандосеру — школьный ранец.
Сэнко — ароматическая палочка.
Сямисэн — японский трехструнный музыкальный инструмент, на котором играют с помощью медиаторов.
Тетенашиго — ребенок, выросший без отца; незаконнорожденный.
Фурин — колокольчик, который звенит, когда его раскачивает ветер.
Фуюки — «зимнее дерево».
Хакама — 1) длинная юбка со складками, которую женщины надевали поверх кимоно; 2) широкие штаны, изначально служившие неотъемлемой частью традиционного костюма самурая или участников праздничных церемоний.
Хангул — корейский алфавит.
Ханмун — древнекитайский язык, который лег в основу корейского алфавита.
Хикокумин — предатель родины.
Хирагана — японская слоговая азбука, созданная на основе китайской скорописи.
Хондо — святилище в буддистском храме.
Хот ару — светлячок.
Цубаки — камелии.
Цубаме — ласточка.
Чима-чогори — корейский женский костюм. Чима — длинная юбка, чогори — короткий жакет, который надевали поверх чимы.
Шоги — японские шахматы.
Шосендзин — кореец.
Шинпу — отец, аббат, кюре; сама (сан): постфикс, прибавляемый к слову при вежливом обращении и обозначающий «господин», «госпожа»; указывает на большую степень уважения, чем сан.
Энгава — деревянная веранда, примыкающая к комнате с татами.
Юката — легкое кимоно из хлопка.
Яоя — японская продуктовая лавка, где продаются в основном овощи.