— Я принесу вам воды. Или, может быть, кофе?
— Нет.— Она отмахнулась от его любезности, напомнив себе, что не может верить этому человеку. Так или иначе, Т. Джон Уил-сон враг. По крайней мере сейчас, пока идет следствие.— Мне… Мне уже лучше.
— Вы в этом уверены?
— Да!
Он терпеливо ждал, скрестив на груди руки, пока она всячески пыталась собраться с силами и привести в порядок терзавшие ее мысли. Если этот человек был Бригом, что он делал на лесопилке? Почему оказался вместе с Чейзом? Давно ли Чейз узнал, что Бриг жив?! Неужели он лгал ей многие месяцы или даже годы? Может, еще со времени того, первого, пожара, который произошел, казалось, вечность назад?
Эти вопросы неотступно преследовали Кэссиди. Голова буквально раскалывалась от них. Знал ли Чейз, что его брат жив, когда начал встречаться с ней, и, если знал, неужели сознательно скрыл этот факт? Ее мутило, похоже, она заболевала. Но сделав два глубоких вдоха, Кэссиди решительно поднялась на нетвердо державшие ее ноги.
— Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Да, — соврала она с максимальной убедительностью, на какую была способна. — Не беспокойтесь. А я… я еще хочу навестить мужа.
Т. Джон посмотрел на нее со столь явным подозрением, что ей захотелось провалиться сквозь землю.
— Я думал, что вы расстались. Разве у вас не произошло чего-то вроде крупной ссоры в ту ночь?
— Я уже объясняла… Он поднял руку.
— Я просто отмечаю, что в ночь, когда он едва не погиб, вы повздорили, а потом сказали ему, что хотите развода, разве не так?— Со вздохом Кэссиди кивнула головой, пытаясь быть настолько правдивой с этим следователем, насколько это возможно.— В итоге о,н вспылил и ушел раздраженный. А вы, что же вы стали потом делать? Остались дома и сели работать над какой-нибудь статьей?
— Именно так.
Он явно не верил ей.
— Надеюсь, вы говорите правду, миссис Маккензи, терпеть не могу, когда мне лгут!
— Мне тоже крайне неприятно, что вы считаете, будто я препятствую вашему расследованию. В ту ночь я не пошла вслед за мужем на лесопилку, если вы это хотите от меня услышать.
— Ваш муж был застрахован на весьма крупную сумму денег!
Кэссиди недоуменно посмотрела на него.
— Меня не волнуют деньги.
— Да, верно. Вы принадлежите к числу тех женщин, которые имеют их предостаточно. И несмотря на то что вы хотели развода…
— Я не хотела его. Я чувствовала… что не существует другого выхода…
— Но теперь вы считаете своим долгом сидеть у его постели и нежно гладить ему руку? — Уилсон не скрывал своего недоверия.
— Я не могу бросить человека в трудную минуту.— Нижняя губа помощника шерифа слегка оттопырилась, глаза недоверчиво прищурились. Несмотря на внешнее спокойствие, Уилсон был явно раздражен ее ответом. Нет, она не могла доверять ему.— Я все еще замужем за Чейзом Маккензи,— добавила она тихо.
— Мне это известно.
— Именно сейчас он во мне очень нуждается.
— Насколько мне известно, ваш муж никогда ни в ком особо не нуждался.
Она кипела от возмущения, но постаралась скрыть это.
— Вы же совсем не знаете его.
— Ничего, я узнаю его, миссис Маккензи,— заверил он ее, когда она повернулась к лифту,— в ближайшее время я намерен узнать о нем гораздо больше, чем вы можете себе представить.
И даже не надейтесь, хотелось крикнуть ей в лицо этому типу. Никто в действительности не знает Чейза Маккензи. Поверьте мне. Я пыталась узнать его, и ничего из этого не вышло.
В палате было много цветов. Вазы и корзины с розами, гвоздиками, хризантемами стояли на полу, на тумбочке, окружали капельницу, раковину и кровать. Разноцветные воздушные шарики, украшенные лентами, плавали под потолком. Но Чейз по-прежнему был неподвижен и равнодушен к любым внешним проявлениям жизни. Кэссиди уселась рядом с ним, дотянулась до его руки через металлическое ограждение койки и попыталась привлечь его внимание.
— Говорят, что ты сознательно отказываешься от общения, — мягко укорила его она.
Никакого ответа.
— Они знают, что ты слышишь, но просто не хочешь говорить…
Единственный глаз все так же безучастно был обращен к потолку.
Он находился далеко от нее. Он всегда был далек от нее, все эти годы.
— Я так надеюсь, что тебе станет лучше и ты сможешь перебраться домой.
Молчание.
Кэссиди не хотела сдаваться. Она попыталась применить другую тактику.
— Мои родители собираются приехать сюда после обеда. Они горят желанием повидаться с тобой, а завтра приедет твоя мама… Я… я договорилась об этом с ее помощницей.
Глаз моргнул.
— Бренда, ты ее помнишь, она— новая помощница твоей матери. Ее наняли пару месяцев тому назад. Бренда говорит, что твоя мать очень переживает за тебя… Она так расстроена…
Более чем расстроена. Бренда сообщила, что Санни, услышав известие о пожаре на лесопилке, впала в истерику. Она металась по комнате, бросалась разными предметами, настаивала, чтобы ей предоставили свободу, безуспешно рыдая о своем сыне. Она ведь предсказывала пожар! Но не смогла никого убедить!
Ее психиатр, полный лысеющий мужчина с небольшой седой бородкой, был явно озабочен и пичкал Санни сильнодействующими успокоительными препаратами. Он занимался ее лечением уже не один год, но, увы, не слишком преуспел в этом.
— Санни продолжает утверждать: она знала, что пожар должен случиться.— Кэссиди убрала руку с простыни и стала нервно мять ремешок своей сумочки. Ей всегда становилось не по себе при разговоре о ее свекрови, женщине, которую она уважала, но которой не могла вполне доверять. — Я привезу ее сюда завтра после обеда и…
— Нет! — Голос Чейза был хриплым, едва различимым, но категоричным.
Кэссиди вскочила, выронив сумочку. Ключи выскользнули из нее и со звоном упали на кафельный пол. Значит, он все-таки слышит ее. Облегчение с налетом раздражения охватило ее. Она подобрала содержимое сумочки, а затем снова протянула руку через металлическое ограждение койки, чтобы опять дотронуться до кончиков его пальцев, выступавших из-под бинтов.
— Ты слышишь меня! Молчание. Упрямое молчание.
— Санни желает навестить тебя. Она успокоится, увидев, что тебе лучше.
— Я же сказал — нет! — Голос был хриплым и шепелявым. Передние зубы его были выбиты, а сломанная челюсть загипсована.
— Ради всего святого, Чейз, она же твоя мать! Санни страшно переживает за тебя и, хотя иногда не может отличить реальность от воображения, очень хочет увидеть тебя своими собственными глазами, убедиться, что ты жив…
— Не… в таком виде!
Итак, дело в его гордости. Его проклятой гордости! Но Кэссиди подозревала, что за этим скрывается нечто большее. Чейз никогда не чувствовал себя уютно в обществе своей матери с тех пор, как поместил ее в частную психиатрическую клинику. Он сделал это ради ее же блага, так он внушил и себе, и окружающим. Но чувство вины никогда не покидало его…
Однажды ночью, вскоре после того, как они с Кэссиди обвенчались, он нашел мать лежавшей в ванне без сознания, со вскрытыми венами. Кровь, сочившаяся из запястий, уже окрасила воду в ржаво-красный цвет. Чейз сейчас же позвонил по номеру 911. Когда приехала «скорая помощь», Санни была едва жива…
Теперь Санни Маккензи находилась в прекрасной частной клинике под присмотром квалифицированного медицинского персонала. Личный врач еженедельно докладывал Чейзу ° ее состоянии. И хотя Санни более не совершала попыток самоубийства, агрессия все же прорывалась в ней время от времени. В отношении к самой себе. В отношении к другим.
Чейз пошел на этот шаг скрепя сердце. В глазах его стояли слезы, когда он подписывал необходимые документы, а потом уже на улице он нервно сжал руку Кэссиди и глядел невидящим взором на тенистый сад и живописные пруды, так и не сказав ни слова, пока они не дошли до автостоянки.
— Она возненавидит меня за то, что я упек ее сюда,— сказал он глухим голосом, садясь за руль своего «порше» и поворачивая ключ зажигания.
— Почему тогда не позволить ей вернуться домой?— робко высказала свое предложение Кэссиди. Она была насмерть перепугана в тот день, когда впервые посетила Санни после гибели Энджи и в смятении убегала от ее предсказаний. Со временем она перестала бояться Санни Маккензи, наоборот, стала уважать ее и прислушиваться к ее советам.
— И позволить ей снова вскрыть себе вены? Или повеситься? Или отравиться газом? Господи, ты этого хочешь, Кэссиди?
— Конечно же нет, но ей нужна свобода.
— Может быть, позднее.— В лице его мелькнуло что-то упрямое, а скулы побелели.— Здесь она по крайней мере будет в безопасности.
В последующие годы Кэссиди не раз выдвигала иные варианты устройства Санни, предлагала Чейзу перевезти ее к ним… Но он ничего не хотел слышать. Иногда Кэссиди казалось, будто Чейз стесняется, что его мать гадает по руке, потом решила, что он действительно уверен, что ей в клинике гораздо лучше, чем где бы то ни было. Кому как не сыну судить о состоянии ее рассудка. Разве не он жил с ней бок о бок даже после того, как исчез Бриг? Разве Чейз не был преисполнен сыновнего долга?..
Муж ее, с грустью подумала Кэссиди, всегда был сложным человеком; его всегда трудно было понимать. И трудно, порой невозможно любить!..
— Чейз,— тихо прошептала она, надеясь, что он ответит ей. Но он опять ушел в себя. — Уилсон, помощник шерифа, хочет поговорить с тобой… У него к тебе масса вопросов. О пожаре и о человеке, с которым ты был…
Он никак не отреагировал на ее слова. Неужели ему абсолютно все безразлично? Она предприняла новую попытку.
— Возможно, ты слышал наши разговоры и знаешь, что он, вероятно, не выживет. Он потерял слишком много крови. Скажи мне, Чейз, кто это был? Как зовут этого человека?
Глаз остался закрытым.
— Чейз, пожалуйста, скажи, ты должен это знать.— Она потянулась к его руке, и он вздрогнул.— Чейз…