— Жаль, что я не догадалась раньше,— продолжала она.— Но до самого последнего момента, пока не увидела, каким тоном он разговаривает с Биллом Ласло, я просто не понимала, что происходит. Он держался слишком уж невозмутимо, был чересчур уж спокоен. Даже не счел нужным надеть галстук. Это так не похоже на Чейза. Тот никогда не позволял себе небрежности в одежде!
Деррик вынужден был признать, что его жена обладала природной хитростью и редкой проницательностью. Иначе разве ей удалось бы охмурить его?
— Я не вполне убежден… — Деррик все еще пытался обмануть самого себя. Ведь если слова Фелисити подтвердятся — даже представить страшно, что начнется.
— Открой глаза, ради Бога! — Она вырвала у него газету, положила на стол и ткнула пальцем в фотографию Болдуина. — Это Бриг Маккензи, неужели не понятно? А Кэссиди его покрывает.
— Но она не знала…
— Деррик, опомнись! Все она знала. Она была последняя, кто тогда видел его.
— Да, но…
— И он смылся на ее лошади. На ее драгоценном Винчестере. Забыл?
— Реммингтоне,— машинально поправил Деррик.
— Неважно. Теперь он вернулся. И живет с твоей сестрой. Ничего хорошего это не предвещает.— Фелисити вдруг загадочно улыбнулась, словно ей была ведома некая тайна.
Деррик был вынужден признать, что его стерва-жена в очередной раз права. Да, он ненавидел Чейза Маккензи, но тот был достаточно умен и осторожен, чтобы знать свое место. Он мог поступить в престижный колледж, стать юристом, жениться на дочке богатых родителей, мог всеми правдами и неправдами карабкаться вверх по социальной лестнице, и все же на ней оставались ступеньки для него недоступные в силу его убогого происхождения. Но Бриг совсем другое дело. У Деррика даже мурашки побежали по спине. Бриг не признавал никаких правил игры. Ему плевать на привилегии, доставшиеся кому-то по праву крови.
— Ты понимаешь, что это означает? — возбужденно вопрошала Фелисити.
— Нет… я…
— Деррик, он вернулся с одной-единствен-ной целью. Смыть с себя пятно позора.
— Это невозможно? Ведь он убил Энджи,— последние слова Деррик произнес не очень уверенно, хотя повторял их так часто, что сам почти уверовал в это. Почти. В нем проснулась застарелая ревность— ему не давала покоя мысль, что между Энджи и Бригом что-то было. Фелисити — что знала она?
— Все, что от нас требуется, это выдать его полиции.— Фелисити в задумчивости сдвинула брови, из чего Деррик заключил, что она настроена решительно. Он преклонялся перед ее интуицией. Она была гением, если дело касалось его будущего — их будущего. — Ведь он человек, укрывающийся от правосудия.
— Да, если докажут, что Энджи убил действительно он.
— Не только ее, но и ее ребенка!
— Но ты же не станешь утверждать…
— Хочешь сказать, что ребенок мог быть от тебя? Деррик, ты меня недооцениваешь. Я прекрасно понимаю, что отцом мог быть либо Бриг Маккензи, либо твой отец, либо Джед Бейкер, либо ты. Я не могу поручиться на все сто процентов, но, зная тебя, осмелюсь предположить, что это был твой ребенок.
— Ты сошла с ума! Что за вздор ты несешь? Какого же тогда черта Энджи спала с Бригом?
— Ей нравился этот ублюдок, чего скрывать! Но она путалась с ним не без умысла. Я не сразу поняла, но теперь-то мне все ясно.
— Что тебе ясно?
— Ей нужен был какой-нибудь простофиля, козел отпущения. На кого можно было бы все свалить. Однако для этой цели не годился человек одного с ней круга, не говоря, разумеется, о собственном брате или отце. — Гримаса отвращения исказила ее лицо. — Ей нужно было совратить кого-то, чья репутация в глазах общественного мнения и без того была настолько невысокой, что, заяви она во всеуслышание об изнасиловании, ей бы поверили безоговорочно.
Деррик застыл, пораженный.
— По-твоему, она хотела Брига подставить?
— Разумеется, этот сукин сын ей нравился. Самый сексуальный мужчина в городе. Кто же откажется?
— Ты бы тоже не отказалась? — спросил Деррик и тут же пожалел об этом.
До сих пор он привычно полагал, что Бриг, человек, которого он люто ненавидел долгие годы, больше никогда не встанет на его пути. Однако Бриг — или его призрак — все время маячил у него за спиной, и когда Кэссиди вышла замуж за Чейза, Деррик увидел в этом дурное предзнаменование. Но Чейз как-никак знал свое место и… Проклятье, Фелисити права! Неужели Чейз мог позволить себе наброситься на него в своем кабинете? Уже тогда это показалось Деррику странным. Чейз, особенно в последние годы, был немногословен и сдержан. Он привык к цивилизованным формам разрешения споров, предпочитая примитивной драке судебные тяжбы, в ходе которых оттачивалась его злость, являвшая собой куда более грозное оружие, чем грубая физическая сила. Другое дело Бриг. Тот всегда отличался вспыльчивостью и пускал в ход кулаки по поводу и без повода. Деррик словно прозрел. Неужели этот дьявол и впрямь вернулся в Просперити?..
Как сквозь сон, до него долетели слова Фелисити… О чем это она?
— Не отказалась, говоришь? Я? Для меня недостаточно первобытного плотского влечения. Не забывай, дорогой, у меня был ты. Я не путалась ни с Бригом Маккензи, ни с Джедом Бейкером или Бобби Алонсо — ни с кем из тех, кто был бы не прочь переспать со мной. Я всегда была тебе верной женой. И всегда останусь таковой. Потому что я дочь судьи, одного из наиболее уважаемых людей штата.— В этот момент на ее лице особенно явственно проступила печать многолетних страданий. — В отличие от тебя я не животное, чтобы спариваться с кем попало. Это ты всегда изменял мне.
Деррик молчал, не видя смысла спорить с ней.
— Как бы там ни было,— Фелисити с трудом сдерживала слезы, — Энджи, словно одержимая, гонялась за Бригом, чтобы ему отдаться. Не знаю уж, почему она домогалась именно его. Любой юнец в округе с удовольствием употребил бы ее.
— Не смей! — Деррик грубо схватил ее за руку и отшвырнул к стене.— Как ты смеешь так говорить о моей покойной сестре!
— Не прикасайся ко мне!
— Твои слова унизительны и…
— Деррик, неужели ты не в состоянии трезво все оценить? — У Фелисити дрожали губы и срывалось дыхание; воспаленные глаза блестели от слез.— Я просто пытаюсь объяснить тебе, что Энджи нужен был мужчина, которого она могла бы объявить отцом своего ребенка. Если таковым не был сам Бриг.
У Деррика потемнело в глазах, он зажмурился.
— Нет!
— А кто, твой отец?
— Нет… вряд ли. Рекса тянуло к Энджи, но я не думаю, что он решился бы на такое. Нет, он не прикасался к ней… никогда. Хотя и хотел. Он… у него… были другие женщины.
— Значит, это действительно ты? Признайся, Энджи носила твоего ребенка?— чуть слышно прошептала она, втайне надеясь, что он станет отпираться.
— Возможно. — Деррик не узнал собственного голоса. — Энджи была напугана. Страшно напугана. Ребенок… и, словом, что могли подумать. И она ужасно боялась аборта…
Гримаса боли исказила лицо Фелисити, из глаз ее хлынули слезы.
— Так я и знала! — выдохнула она. — Подонок! Мерзкий подонок! Я всю жизнь терпела твои измены; ты надругался над моими чувствами— трахался с собственной сестрой! — Она отшатнулась от него, словно от прокаженного.— Мог бы, по крайней мере, соврать. Обвинить во всем отца! Брига! Кого Угодно!
— Семнадцать лет я только этим и занимался, — огрызнулся он.
Он знал, что ему делать. Не обращая внимания на ее крики, Деррик повернулся и направился вон из кабинета. У него не оставалось ни малейшего сомнения, что делать. Он лишь на минуту замешкался в поисках патронов, затем открыл шкаф и извлек свое любимое ружье — сколько оленей, молодых и не очень, самцов и самок, завалил он из этого ружья!
— Нет! — услышал он истошный крик Фелисити, которая следовала за ним по пятам и теперь увидела в его руках винчестер.— Не смей!..
— У меня нет выбора.
— Не делай этого, Деррик. Я обо всем позабочусь — все наладится! — Она вцепилась в него, словно кошка, но он с легкостью отшвырнул ее в сторону. Она была хитрая, но легкая — это-то и нравилось ему в ней, нравилось быть грубым и помыкать ею, и ощущать ее бессилие. Ударившись о стену, она сползла на пол, но тут же поднялась: — Ты не ведаешь, что творишь.
Он загнал патроны в ствол, раздался громкий щелчок — это он закрыл казенную часть.
— Деррик, умоляю тебя, одумайся! — Фелисити охватила паника; она взирала на него взглядом затравленного зверя— раньше ему было приятно видеть ее такой, беспомощной, сломленной, потому что в такие моменты он наслаждался своей абсолютной властью над ней, как наслаждался всегда, видя, как кто-то от страха перед ним готов лизать ему пятки.
— Ты не посмеешь — подумай о девочках. — Фелисити попыталась выхватить у него ружье, но он с таким ожесточением дернул его на себя, что вырвал ей ноготь. Не помня себя от боли, она пронзительно завизжала.
— Мама! — раздался испуганный голос Линии.
Деррик остолбенел.
— Что случилось… папа?.. Нет… не надо!..
— Солнышко, успокойся, все хорошо, все в порядке,— пробовала увещевать ее Фелисити. За спиной Линии показалась их старшая дочь, так напоминавшая Деррику его покойную сестру.
— Боже! Что здесь происходит?..— Энджела осеклась, увидев в руках отца ружье.
— Ничего страшного— папа немного поволновался, — лепетала Фелисити, шмыгая носом и приглаживая растрепавшиеся волосы.— Ну довольно, Деррик. Ты напугаешь девочек. Спрячь ружье и…
— Значит, он снова тебя избил,— лицо Энджелы выражало крайнее презрение.— Ты омерзителен.
То же самое твердил он себе тогда, у ручья, когда впервые познал близость со своей сестрой; когда, окутанный жаром ее тела, даже не обратил внимания, что кто-то притаился за ивовыми кустами: Кэссиди? Уилли? Тогда е му не было до этого дела. Ему хотелось одного— утонуть в теплой влаге этого восхитительного тела. Энджи— ее пышная грудь и узкая талия; треугольник темных курчавых волос, которые спускались к сокровенному тайнику, укрытому меж стройных ног; ее пронзительно голубые глаза, в которых, когда он вошел в нее, отразились все блаженство и весь ужас запретной страсти. Он был грубым, неуклюжим, а она— как грациозно рассталась она со своей девственностью! Даже теперь, когда ее давно нет в живых, а он стоит на краю пропасти,— даже теперь, вспоминая ее такой, какой