узнал у ручья, он чувствовал, как кровь закипает у него в жилах.
Он убеждал себя, что больше этого не повторится; что у него просто помутился рассудок от той бутылки бренди, которую он стащил у отца; что он был несчастлив и на душе у него постоянно скребли кошки, оттого что он видел, как умерла его мать, а Энджи так похожа на нее и к тому же так сексуальна! И Деррик был не в силах порвать эту связь, к тому же она ведь сама хотела его, черт возьми, она буквально умоляла его сделать это с ней, слизывала его слезы и любила так, как не любила его больше ни одна женщина.
Как он мог предположить, что Энджи так одурачит его, что начнет флиртовать напропалую, что будет виснуть на шее у Брига Маккензи. О, он прекрасно это помнил. Деррик быстро наскучил ей — ей нужна была свежая кровь, и если бы не этот ребенок… Словом, она собиралась порвать с ним, как только найдет другого, кого сможет назвать отцом. Порвать с ним! Когда он любил ее всем сердцем. Он не мог позволить ей уйти… не мог. Она принадлежала ему…
— Ну довольно.— Он услышал голос Фелисити, и к нему вернулось чувство реальности. На лице у жены расплылся кровоподтек. — Деррик, все наладится.— Она окинула рассеянным взглядом детей. — Только возьми себя в руки… Умоляю!
Дальше Деррик уже ничего не слышал. Схватив винчестер, он бросился прочь из дома. В помутившемся сознании мелькали обрывочные мысли: Бриг… Энджи… почему она вдруг зациклилась на этом ублюдке… какими глазами смотрела на него… ходила в чем мать родила, лишь бы совратить этого подонка и освободиться от брата-собственника.
Бросив ружье на сиденье, он схватился за руль.
Фелисити с криком выбежала вслед за ним и уцепилась за дверцу машины.
—Не смей, Деррик, прошу тебя! Он больше не причинит тебе никакого вреда; никто ничего не узна…
Он повернул ключ зажигания, включил задний ход и нажал на педаль газа. Фелисити отлетела в сторону, едва не растянувшись на асфальте.
— Деррик! — истошно вопила она.
Что-то лязгнуло, взвизгнули шины, и машина рванула вперед, едва не задев Фелисити. Она — с бледным, как смерть, лицом и безумным взором — в ужасе отпрянула. Но сейчас, когда в его прицеле маячила тень самого Брига Маккензи, ему было наплевать. С угрюмой сосредоточенностью человека, задумавшего серьезное и опасное дело, он закурил и включил радио.
— …Отдавая дань памяти Элвису, предлагаем послушать один из его хитов, побивший все рекорды популярности,— объявил ведущий, и из динамиков полились звуки «Love me tender». Деррик, недобро усмехнувшись, подумал, что в этом есть что-то символическое. Салон наполнила заунывная обволакивающая сознание мелодия, та же самая, под звуки которой встретила смерть его мать. Отражаясь на приборном щитке, матово поблескивало дуло винчестера…
Деррик курил, и мысли его были такие же черные, как сгущающиеся сумерки. Он проучит это отребье, и с Лорной тоже разберется; если повезет и он встретит своего сводного брата, этого придурка Уилли, то и ему задаст хорошую трепку. Он мрачно посмеивался, но в глазах его стояли слезы. Пора им всем показать, кто такой Деррик Бьюкенен…
Вид у женщины был жалкий: всклокоченные волосы, грязная юбка с приставшими к ней сухими листьями — словно она неделю бродила по лесам.
— Выкладывайте все по порядку,— сказал Т. Джон, обращаясь к сидевшей напротив Санни, которая сжимала в ладонях чашку с травяным чаем и дожидалась, пока ее накормят.— Значит, вы разложили костер, чтобы подать мне сигнал. И все остальные костры, которые мы обнаружили в лесу, вы разожгли с той же целью.
— Да. — Она пила чай, шумно прихлебывая.
— В следующий раз пользуйтесь для этого телефоном. Это вернее и безопаснее, чем устраивать лесные пожары.
Но Санни не собиралась выслушивать его нотации. Она снова принялась бормотать чтото бессвязное, пересыпая свою индейскую тарабарщину английскими словами. Уилсону удалось понять только то, что она боится.
— Ему сделают плохо, может, даже убьют,— срывающимся от волнения голосом наконец произнесла она, казалось, обезумев от страха.
— Кого? Вашего сына?
— Обоих! Бадди и Брига.
— Подождите-ка. Я думал, вы в курсе, что Брига нет в живых. — Т. Джон, кажется, знал, что с ней делать. Надо позвонить в ее клинику, чтобы ее снова туда забрали. Эта женщина утратила всякое представление о реальности.
Внезапно чашка выпала у нее из рук, чай пролился на юбку, но она даже не заметила этого— закрыв глаза, она мерно раскачивалась взад-вперед, словно впала в транс. Т. Джон нервно поежился и полез за сигаретами. На своем веку он перевидал много разных шарлатанов. Сколько раз попадались ему мошенники, которые обирали простаков, уверяя, что они телепаты или экстрасенсы. Редко, но встречались среди них настоящие ясновидящие. Такие типы внушали ему суеверный страх— при одной мысли о том, что кто-то будет копаться в его будущем, Т. Джона пробирала дрожь. Очень могло статься, что Санни принадлежала к их числу. Или она просто сумасшедшая, которой место в психушке?
Ее монотонное мычание становилось невыносимым. Он прикурил сигарету; это давало иллюзию облегчения.
Стук в дверь возвестил о том, что из соседнего магазина принесли еду: сандвичи с ветчиной, картофельные чипсы. Но Санни не видела ничего вокруг себя, продолжая бубнить что-то протяжным плаксивым голосом. Несколько раз она повторила имена Брига и Бадди. Но ни разу не упомянула Чейза. Ни разу.
— Что это с ней? — недоумевая, спросил Гонсалес.
— Не в себе. Ей мерещится, что ее сыновьям грозит опасность, но почему-то к Чейзу это не относится. У нее на уме только Бриг и Бадди.
— Я думал, Бриг это Болдуин…
Т. Джон машинально поднес ко рту сандвич, откусил, но вкуса не почувствовал; мысли, цепляясь одна за другую, беспорядочно теснились в голове. Внезапная догадка осенила его.
— Проклятье! — По спине у него пробежал холодок, словно кто-то сунул ему за шиворот кусок льда.— Тебе не кажется, что мы оформили свидетельство о смерти не на того Маккензи?
— Как так? Ты спятил? — воскликнул Го-нсалес; потом обескураженно посмотрел на старуху.
Т. Джон вскочил с места.
— Попроси Дорис присмотреть за ней, а мы пойдем побеседуем с Маккензи.
Бормотание прекратилось.
— Я иду с вами! — Санни обратила на него неожиданно ясный взор. Черт! Может, она просто придуривалась.
— Нет.
— Речь идет о моих сыновьях, помощник. О моих сыновьях! Их жизнь в опасности, и я иду с вами. Не будем терять времени,— с этими словами она подхватила свою деревянную палку, на ходу сунула в карман сандвич и устремилась к выходу. Но в коридоре она вдруг остановилась как вкопанная.
— О Боже,— пробормотала она едва слышно и тяжело привалилась к стене. — Слишком поздно. — Невидящим взглядом она вперилась в стену, лицо ее исказила гримаса ужаса. — Мой Бог! Бриг! Бриг! — голосила она.
— Кто-нибудь! В больницу ее — живо! — крикнул Т. Джон.
— Нет! О Господи, нет! Они горят! Горят!
— Присмотри за ней! — на ходу скомандовал помощник шерифа подоспевшей Дорис Ро-лингс.— Мы к Чейзу Маккензи. Возможно, потребуется подкрепление. Я позвоню.
— Понятно. — Дорис приблизилась к Санни, которая рвала ворот, словно у нее началось удушье.
— Я вижу смерть… он умрет!
Т. Джон сломя голову бросился по коридору — никогда еще он не испытывал такой тревоги. В спину ему дышал Гонсалес. Распахнув дверь, Т. Джон кинулся к машине и вдруг услышал жалобное завывание сирены.
— Черт побери! — выругался у него за спиной Гонсалес. — Никак, пожарные?
Т. Джон остановился — низкие гудки машин, глухой рев двигателей,— затем перевел взгляд на запад, в сторону гор, и увидел прорезавшее ночную тьму оранжевое зарево. Садись! — крикнул он.
Не успел Гонсалес захлопнуть дверь, как машина рванула с места, выехала со стоянки и с включенными огнями помчалась туда, где бушевало пламя. Ночную тишину разрывали звуки сирены.
Т. Джона не осталось ни малейших сомнений — Санни была права. Он опоздал. Внутри у него все оборвалось…
Кэссиди уходила из дома с тяжелым сердцем, оставив только коротенькую записку. Поцеловала спящего Брига в висок, хотела попрощаться с Раскином. Но пса нигде не было. Странно! Прежде он всегда находился поблизости, как правило, лежал на крыльце. Она попыталась успокоить себя, решив, что просто не знает его ночных повадок.
Она вела машину по инерции, совершенно не представляя себе, куда направляется — лишь бы уехать. Обручальное кольцо поблескивало на пальце, словно насмехаясь над ней.
— О, Чейз,— пробормотала она, чувствуя себя последней предательницей. Да, она заботилась о нем и была верна ему, но никогда по-настоящему не любила — так, как Брига. — Идиотка.— Она судорожно сжала руль и повернула в сторону Просперити.
Зачем ты уезжаешь? Ведь ты всегда мечтала] о Бриге, и вот он твой. Он любит тебя. Он сказал, что любит тебя. Зачем же ты уезжаешь?
Я должна. Я жена Чейза.
Уже нет. Чейз мертв. И не ты виновата в его смерти. И Бриг не виноват. Просто гак уж вышло. Ты же любишь Брига! Зачем ты уезжаешь?
— Я должна! — Она посмотрела в зеркало заднего вида и выражение, которое она увидела в собственных глазах, заставило ее сбросить газ.
Ты уезжаешь, потому что боишься, Кэссиди Бьюкенен! Боишься чрезмерной любви, боишься признаться, что сердце твое всегда принадлежало Бригу, боишься будущего, о котором никогда не смела даже мечтать. Кэсс, посмотри же правде в глаза, ты, трусливая дрянь!
— Боже! — Она резко нажала на тормоза, джип пошел юзом и замер, встав поперек дороги. Она пристально смотрела в отражение своих глаз в зеркале. — Кэссиди Маккензи, ты никогда не бежала от трудностей этой проклятой жизни. Останься!
Она любила Брига. Он любил ее. Ничто не должно омрачать этой любви. И что бы ни уготовила им судьба, как бы тяжело ни переживали они смерть Чейза, они должны справиться с этим. Примириться с прошлым, чтобы жить будущим. Вдвоем!