– Гюнтер, я оповещу юношей об угрозе беседы с тобой, – пообещал профессор. – Тигель вот, внесен в графу «прочее». Обязательная очистка от следов реактивов и магии, отрабатываем заказ военных, потому и нет номера. Ты всегда придираешься к мелочам. Как тебя терпит наш святой Иоганн?
Гюнтер прочел акт, кивнул, внес уточнение «тигель серии 7-бис без инвентарного номера» и лишь затем подписался точно напротив своего имени. Отдал лист профессору Шмидту. Тот не глядя нарисовал поверх текста длинную кривую линию, похожую на след движения червяка.
– Зато герру Нардлиху не надо заводить блокнот и напрягать память, – усмехнулся ассистент профессора, закрывая дверцу печи и принимаясь шептать штатное заклинание чистки. – Его блокнот – на двух ногах, еще и говорящий, не всякому ректору так везет, даже если он управляет удачей.
Завершив обработку магией, ассистент включил подачу газа и пропустил искру. Цветок синего пламени беззвучно раскрылся за толстым жаропрочным стеклом. Последний участник штатного и проводимого регулярно списания расходных материалов подписал акт, покосился на помощника ректора:
– Гюнтер, ты слышал, что в субботу следует пить пиво и петь? А еще – назначать свидания девушкам. Они такие… они в юбках ходят, понимаешь?
– Вполне, – кивнул Гюнтер. Он разделил три копии листков, выровнял стопки, сколол скрепками. Первый экземпляр забрал себе. – Я оценил, это была шутка. Неумная. Я наизусть знаю списки тех, кто подавал документы в университет за последние десять лет. И, само собой, в анкетных данных указан пол каждого, есть и фотография. Да приди любая фройлен в брюках и бритая наголо, не перепутаю. У вас вытяжка работает ненадлежащим образом, вот что гораздо важнее заметить вовремя. Я составлю акт. Ремонт за счет деканата. Я предупреждал: вы напрасно позволяете студентам проводить опыты в неурочное время, это недопустимо. У химиков с начала года было два пожара, и третьего – в лабораториях алхимии – я не допущу.
Сложив листок вдвое и еще раз вдвое, Гюнтер убрал бумагу в жесткие корочки для документов и уложил во внутренний карман куртки. Чуть поклонился расстроенному профессору и удалился из лаборатории. Уже закрывая дверь, расслышал намеренно громкий шепот ассистента:
– Он точно не голем? Им бы усилить нашу армию.
– Да, если Гюнтера сбросить на канцелярию врага, можно считать капитуляцию неизбежной, – вздохнул профессор Шмидт. – Одно плохо: они заплатят отступные, и Голем снова объявится тут. Это безнадежно. Герр Иоганн доволен, следовательно, Голем пребудет на своем посту. Лоренц, так что там с вытяжкой? И почему этот герр Брим без малейшей толики магии опознает то, что я замечаю лишь теперь, после его упрека? Какой балбес повесил иллюзию шума, сулема вам в печень…
Гюнтер усмехнулся и зашагал по коридору, щурясь и по привычке рассматривая положение запоров на окнах, отмечая состояние паркета и стен, не без интереса наблюдая за студентами, норовящими скрыться в лабораториях или хотя бы наспех набросить иллюзию незаметности. Скромная должность добровольного помощника ректора, вот и все, чем он располагает. Но за три года удалось привести в относительный порядок хотя бы лабораторные корпуса, на большее он и не рассчитывал. И профессор Шмидт, хотя иногда злится, ценит проделанную работу. Прежде пожары в этом строении были будничным делом, приключались еженедельно. В коридорах держался стойкий запах едких реактивов и мокрой гари, по углам проступала сизая, устойчивая ко всем методам просушки и удаления плесень – неизбежное следствие регулярного применения воды и магии при тушении…
– Курение в аудитории третьего класса пожаробезопасности, – громко сообщил Гюнтер, не поворачивая головы. – Алекс Хиль, штраф сорок талеров, сами внесете в деканат, срок до вторника.
– Но как он мог узнать?! – отчаялся тощий третьекурсник, гася иллюзию стены, за которой пытался переждать визит Голема.
– Ваши успехи в оптике лично я оценил бы неудовлетворительно, – отметил Гюнтер, продолжая мерно шагать по коридору. – Вы изволили создать стену недостаточной плотности и неверной текстуры. К тому же только вы курите этот безобразный табак.
– Гюнтер! – Студент догнал и виновато засопел рядом. – У меня нет сорока талеров. Но я истинный патриот университета, и я отработаю на благо святого Иоганна… Можно?
– Восстановишь вытяжку в пятой лаборатории? – Гюнтер остановился и строго взглянул на просителя. – Два часа даю. И скажи своему никчемному другу: иллюзию шума следует вешать в привязке к динамическому заклинанию контроля помещения. Я подниму документы и уточню его балл по курсу нелинейных взаимодействий второго порядка. Полагаю, пересдача всего курса неизбежна.
За второй иллюзией стены застонали на три голоса. Гюнтер дрогнул уголком губы и глянул в окно. Башню с часами до сих пор никто не пытался осмотреть. Мнение помощника ректора о системе охраны важных лиц страны стало необратимо низким и даже презрительно-участливым. Прошло семнадцать минут! Как и кого маги собираются искать теперь? Пробы воздуха в комнате над часами и те уже не отзовутся на опрос, помещение прекрасно проветривается. От трубы-ствола, изготовленной из тонкой специальной древесины, кислота не оставила ничего. Осколки колбы и ссыпанные кучей линзы оптики, разбившиеся при падении, совсем бессмысленны. Просто потому, что он, Гюнтер Брим, еще не занимался наведением порядка в башне и там пока что имеется немало старья. Там, наконец, изволят прятаться от Голема все прогульщики – химики и алхимики…
Гюнтер дважды стукнул в дверь деканата. Улыбнулся секретарше, уточнил, все ли в порядке с наймом няни для маленькой фройляйн, дочери этой женщины. Забрал папку с бумагами и зашагал дальше. К биологам. Оттуда – в главное здание. Следует признать: на сорок седьмой минуте с момента выстрела Гюнтер уже перестал понимать логику происходящего. Точнее, непроисходящего! Где дознаватели? Где, наконец, собаки, полиция и даже войска?
На площади, уже изрядно затененной лабораторным корпусом и башней с часами, было совершенно пусто. Парадные дорожки лежали на прежних местах, никем не убранные, только это и выдавало непорядок. Гюнтер, огибая ковры и не желая пачкать их, поднялся к тому месту, где недавно стоял фон Нардлих. Пощелкал пальцами, огляделся. Дежурный подошел от дверей и заранее виновато вздохнул, еще не понимая причин недовольства Голема, но уже обозначая неизбежное раскаяние.
– Почему дорожки не выметены? Здесь пыль, тут мусор. Прибывшие составят превратное представление о нашем гостеприимстве.
– Вы не знаете? – удивился дежурный, привыкший к тому, что Голем знает все. – Вице-канцлеру стало плохо. Все отменено, его увезли в госпиталь. Сердечный приступ.
– Почему не предложили место в клинике при факультете медиков? – нахмурился Гюнтер. – Наши врачи лучшее, что есть в этом городе.
– Как вам сказать… – замялся дежурный. – Первым предложил помощь профессор Леммер, но это было сочтено некорректным.
– О да, теперь понимаю. Он не арьянец. Это тонкий момент.
– Даже слишком, если учесть новые времена, – опасливо шепнул дежурный.
– В таком случае распорядитесь убрать дорожки. Метеослужба университета прогнозирует дождь еще до заката. Вероятность семьдесят четыре процента. Это весьма много.
Гюнтер поднялся на ступени, миновал дверь и бегом поднялся в личный кабинет ректора. Можно гарантированно и надежно ввести в заблуждение кого угодно, но герр Нардлих обычно видит несколько больше, чем остальные. И это настораживает.
– Малыш, твоя работа по теории оптимизации геометрии камер сгорания не вполне меня устраивает, – сообщил из недр кабинета голос пожилого мага, опознавшего присутствие помощника, как обычно, издали и наверняка. – Я отметил спорные места. И сходи к стихийщикам. Я подписал твой проект аэродинамической трубы. Это дорого, но ты прав, запас мощности не помешает.
Ректор появился в дверях, когда Гюнтер закончил раскладывать по папкам принесенные бумаги, снабжая их цветными уголками. Иоганн глянул с явным подозрением, пожевал губами и привычно выпятил нижнюю челюсть, демонстрируя сомнения:
– Где ты был в три часа пополудни?
– Вы полагаете, все сердечные приступы в университете происходят по моей вине? Я был у алхимиков, таков план этого дня.
– Да, ты любишь планы. Ты их строишь надежнее, чем я иллюзии и пси-контуры коллективных эмоциональных резонансов. – Ректор отвернулся и ушел к столу. – Гюнтер, сегодня же ты извинишься перед стариком Кюне. Как ты мог написать этот мерзкий донос? Что значит «ненадлежащие условия хранения»? Он понимает в режимах консервации больше, чем любой из иных профессоров и все мы, вместе взятые! Акустика тоже его стихия. У тебя нет и крупицы таланта мага, но ты норовишь поучать даже меня.
– Я надеюсь через год получить степень магистра, теоретика нелинейных стихийных взаимовлияний, герр Нардлих, – напомнил Гюнтер. – И я не писал доноса. Я изложил на бумаге те соображения, которые герр Кюне не пожелал выслушать устно. Я предложил учесть при контроле режимов еще два параметра и указал их роль и способ выявления. Привел выкладки по обоснованию.
– Иногда я чувствую себя достойным прозвища «святой» – когда общаюсь с тобой и проявляю все свое терпение… Изволь извиниться, – сухо и строго повторил ректор. – Выкладки не отменяют вежливости. Правота не перечеркивает уважения к возрасту. И если Кюне почувствует себя худо после беседы с тобой, я тебя отчислю… с вероятностью сто процентов. Это ясно?
– Вполне.
– Голем, я подпишу твой диплом в единственном случае: ты хотя бы попытаешься казаться человеком. – На сей раз упрек звучал явственно. – Сколько можно себя консервировать? Учтя все без исключения параметры, о да.
– Я буду работать над собой, герр Иоганн.
– Именно этого я опасаюсь.
Ректор тяжело вздохнул, забираясь в глубокое кресло и шаря рукой по дополнительному столику в поисках очков. Он имел свои небольшие слабости: например, не уважал оптическую магию и предпочитал ей оправу в массивном рыжем золоте без примесей. Суеверия приписывали таким оправам очков способность немного замедлять утомление глаз. Считывание сведений речевым каналом, трансформирующим буквы в звуки, – пятый уровень стихийной магии, для Нардлиха мелочь – ректор тоже не ценил.