Обработка внешности магией сделалась за долгие годы привычкой и не отнимала сил. Оставаться собой трудно, приходится контролировать каждое намерение, каждый жест, вслушиваться в себя и виновато пожимать плечами. Золотой джинн еще осенью казался совершенством… Хотя в ремпоезде он бы выглядел шутом гороховым. Посмешищем. Лексей бы с таким и разговаривать не стал, сберегая драгоценный самогон. Ухо буквально слышит басовитый приговор: «Не мужик, а блоха ряженая». И хуже того – «баба писклявая».
– Корней Семенович, я не выгляжу странно? Не плывет туман в глазах при внимательном рассматривании?
– А ты не икона, чего на тебя глядеть-то? – усмехнулся начпоезда и ворчливо добавил: – Сперва плыло. Вроде синева в глазах у тебя мелькала. Руки-то обычные были, но тонкие, длиннопалые, глянуть противно. У бездельников аккурат такие. Но сейчас ты выправился, в ум вошел, так я думаю.
– Примерно так, в ум вошел, – улыбнулся Шарль, осторожно позволяя себе чуть расслабиться.
Первым полез на насыпь, подал руку начпоезда. Корней без возражений принял помощь, зашагал по рельсу, привычно и почти неосознанно хмурясь и рассматривая важное: ровность пути, состояние шпал, годность рельсов, положение костылей. Шарль тоже смотрел. Приятно было ощущать гордость за сделанную работу. Это он проектировал ремонт, просчитывал и контролировал. Да и костыли забивал, и укладку рельсов сам вел. Никогда прежде, джинном, он не знал ощущения радости от проделанной работы. Предположим, ты добыл сведения, обманул врагов, соблазнил жен и любовниц важных людей, прокрался и умыкнул секрет – нет в перечисленном повода расправить плечи и ощутить себя достойным всеобщего одобрения. Нет и возможности устроить праздник. А тут всякий завершенный ремонт – праздник, пусть не с вином из толкового погреба, а всего-то с местной водкой. Все в ремпоезде настоящее, и даже морду бить будут честно, стенка на стенку или один на один.
– Люся! Собери охотничий запас нашему инженеру, – зычно крикнул Корней еще от хвостовых вагонов и пошел быстрее, с хитроватым прищуром наблюдая суету народа, опознавшего большую новость и уже любопытствующего. – Люся! Слышь?
– Собираю, Корнеюшка, – отозвалась тихая и расторопная жена начпоезда.
– Белье собери и лекарства самоважные, – велел начпоезда. – А я к котлу, сейчас народ соберем, поезд продвинем, куда велишь, и я выделю тебе револьверт.
Корнеевский «револьверт» оказался куда лучше, чем того ожидал Шарль. Вороненый, матовый, в смазке. Не ликрейского производства, хотя и здесь делают толковое оружие. Но этот – любимой франконцем льежской семейной фирмы, которая по тайному заказу поставляет партии доработанного товара почти всем магическим полициям и службам Старого Света. И ордену джиннов тоже. В ладонь револьвер лег, словно был давно знаком. Корней деловито забрал пистолет, завернул в промасленную ветошь, уложил в свободную ладонь джинна цокающий патронами мешочек, тяжелый и объемистый.
– Таким вот образом, – буркнул он, начиная переживать и прощаться. – Все собрал? Проверил?
Шарль кивнул. Глянул еще раз на карту, создал магическую копию, чтобы не нести листки и не возиться с разворачиванием и сворачиванием. Принял у Люси заплечный мешок с продуктами, сунул в него принесенное из своего купе имущество. Сменил по настоянию Корнея куртку на более удобную, крепкую, серо-зеленую – наилучший цвет для здешнего леса.
– Пойду. Вот так я намерен двигаться. – Шарль прочертил линию на карте. – Прибудет дирижабль, им расскажете подробно.
– С Богом, – вздохнул Корней, комкая ветошь. – Эх, непутевый ты, а все одно: уж берегись. На рожон не лезь, маги завсегда к злодейству склонны.
– Я сам таков, – подмигнул Шарль.
Он отвернулся и пошел прочь, вниз с насыпи, через густой, путающий ноги багульник. Было до головокружения странно уходить и ощущать направленные в спину взгляды. Никто и никогда не провожает джиннов. С первого дня в ордене детям объясняют, как нелепы и жалки слепоглухие бездари. К ним допустимо питать лишь презрение, они ничтожны и годятся для манипулирования, не более того… Дети верят и постепенно привыкают быть избранными. А точнее, одинокими, безразличными и к чужим бедам, и к чужой радости. Обделенными и жалкими. Теперь он, повзрослевший Шарль с собственным лицом, знает правду, оплаченную личным опытом и размышлениями. И потому ему не слишком сложно оставаться собой, и нет более мечтаний о нелепых синих глазах и совсем уж смешных кудрях. Не так дурно ощущать себя настоящим Шарлем де Лотьэром, которого провожают как родного. Целый поезд своих. Родина на колесах. Единственное место, куда хочется вернуться…
– Интересно, Лексей уже собирает новый аппарат? – шепотом спросил у себя самого Шарль. – Может, избрать иной путь борьбы, вразумить его в вопросах купажирования, экстракции и фильтрации?
Усмехнувшись столь парадоксальной идее, джинн тряхнул головой и убедил себя отрешиться от оставленных за спиной забот и дел. Он, оказывается, отвык от той работы, для которой его готовили с раннего детства.
Первое и весьма важное. Маскировка. Стереть себя из этого леса, стать невидимкой, убрать шум движения, запахи и даже эхо сознания.
Второе и главное. Стать губкой, впитывающей всеми семью чувствами сведения из избранного для изучения сектора. Лес безлюден и редок, местность ровная, тощая щетина лиственниц не прячет перспективы. Где-то заинтересованно зудит мошка, сердито ругают пришлых птицы, чавкает и сминается болото, чужая поисковая магия ощупывает каждую иголку пихт. А может, звучат и боевые заклинания стихий – но это было бы слишком просто для обнаружения, не стоит рассчитывать на подобное.
Шарль поудобнее разместил мешок, подтянул лямки. Переложил револьвер в глубокий и надежный карман куртки. Цели пока не выявлены, но общее беспокойство гонит на северо-восток. Значит, туда и следует бежать. Интересно: что за маги выявились в столь глухом, удаленном месте? Карл фон Гесс честно отстучал на ключе: сведений мало, но лично он подозревает, что заговорщик вовсе не один, как твердит некий свидетель. Поэтому спасение женщины – дело важное, но не главное. Сначала непременно следует понять обстановку и просто установить число врагов, их возможности. Затем уже, по обстоятельствам, Карл советовал определить, что первично: поиск и помощь или отвлечение сил противника и затягивание любых решений с его стороны на время, требуемое дирижаблю для перелета от столицы сюда.
Первый надежный признак наличия чужой магии Шарль уловил уже в сумерках, проделав путь в пятнадцать километров и позволив себе короткий привал. Солнце путалось в темных пихтовых лапах, обманчиво мягких, но умело уминающих закат, тянущих светило прочь из необжитой земли во Франконию, где в августе оно необходимо виноградникам… Само небо имело цвет выдержанного красного вина, коричневатый оттенок намекал на изрядный возраст напитка. Слезки потеков-лучей указывали на богатство оттенков вкуса этого северного вечера, пахнущего брусникой, хвоей и влажным туманом.
Поиск на миг колыхнул картинку, волна внимания миновала холм, безразлично пронизала невидимку-джинна и укатилась дальше, затухая. Шарль заинтересованно повел бровью, одним движением сгреб припасы в мешок, стараясь не шуршать и не отвлекаться, вскочил и побежал со всей возможной скоростью на восток, в ночь, старясь по возможности выдерживать направление.
Поиск источника магии по активному сигналу и опознание точных его координат имеет две фазы: радиантную и абсорбирующую. Первая не дает сведений о расположении ищущего, лишь выявляет его присутствие. Вторая позволяет при должном опыте и наличии существенной ширины створа двух замеров снять координаты точки активации заклинания. Шарль бежал и тщательно учитывал время: расстояние до цели оценивается по интервалу от прихода первой волны и до момента, когда обнаруженный маг-поисковик востребует сигнал и возвратное кольцо его внимания начнет сжиматься. Если маг не сделает запрос быстро, значит, он очень далеко, затея с его перехватом теряет смысл… да и створ нужной ширины не успеть создать. Но вот и волна. Шарль раскинул руки, стараясь пальцами, а точнее, привычкой, связанной с этим жестом, уловить вибрацию: характер ищущего, его стихию и, если повезет, общий уровень таланта.
– Воздух, бакалавр, – с оттенком презрения буркнул джинн. – Но специализация узкая, ищет грамотно.
Последнее давало повод задуматься. Шарль остановился, перевел дыхание и удобнее разместил мешок на спине. Ликрейский высший колледж никогда не готовил узкоцелевых поисковиков, их находила и воспитывала тайная полиция магов. Часто таких набирали из числа бывших дорожников, самоучек, вяло и неполно, но все же различающих тени и свет удачи. Поисковиков всегда использовали в группе магов, поскольку их дара не хватит на самостоятельный бой или любое иное действие, не связанное с оценкой местности.
– Кого же он искал? Да так нагло, явно, – удивился Шарль.
Заново просчитал расстояние, мысленно сократил вдвое, выделил наиболее перспективный сектор. И сам запустил поиск, локальный, малозаметный, но достаточно подробный. Результат оказался более чем полезным. Всего в пяти километрах некто ловко и упорно пробирался через болото. Не самое гибельное в этих местах, но теперь, в поздних сумерках, опасное. Джинн прикрыл глаза, восстанавливая в памяти нужный фрагмент карты. Разворошил мешок, избавляясь от лишних вещей. Снова пошел вперед, закрепляя на поясном ремне ножны. Высмотрел толковый стволик и вырезал длинную крепкую палку. Местные болота он привык считать достойными некоторого опасливого уважения хотя бы потому, что в здешнем безлюдье бесполезно ждать помощи и кричать.
Ночь – время полного могущества джиннов. Когда зрение отказывает бездарному, шестое чувство оживает и обретает дополнительные возможности. Цвет, объем, плотность ощущаются исключительно полно. В отношении поверхностей становятся очевидными упругость или хрупкость, степень надежности, склонность производить звуки. Конечно, нетренированные, двигаясь ночью, когда обычное зрение подменено шестым чувством, издают тот еще магический шум, раскрывая этим свой дар. Но джиннов учат искать и видеть именно в болотах. Точнее, не учат – натаскивают.