Петр уже покидал избу и активировал первое заклинание. Он здраво предположил, что имеет дело с джинном. Видимо, изначально подозревал временного и ненадежного союзника Норова и теперь использовал весь свой немалый талант, стараясь отрезать противника от стихии воздуха, обычно профилирующей для последователей магической школы ордена. Шарль сопротивляться не стал, да и не успел бы: уже завершена первая часть чужого заклинания, влита сила и остается лишь задать вектор и тип развертки… Револьвер выплюнул с наименьшими возможными задержками все оставшиеся в нем пули. Шарль втайне надеялся, что хотя бы одна царапнет кожу или край одежды противника. Но уровень Петра оказался чуть выше, чем даже можно было ожидать. Враг истратил заготовленную силу на гашение не стихии джинна, а энергии пуль. И усмехнулся одними губами, безмятежно складывая руки на груди:
– Тебе-то что здесь надобно, мальчик? Я не добрая щука из сказки, жизнь не подарю. Меня в столице брали вдвоем Марк Юнц и его гнилой ученичок Карл, да кроме них было вдоволь шавок помельче. А тебя одного я раздавлю и не замечу.
Шарль бросил револьвер за спину, на пол сарая. Огорченно покачал головой, напоказ и явно признавая разницу в уровне:
– Что же не давишь?
– Хочу получить сведения. Но сперва желаю понять: что тут делаешь ты, джинн? Тебе бы сразу податься в бега, а ты полез умирать, зная наверняка, что врагом буду именно я и надежды на победу нет… Неужели так хорошо платят? Или они нашли то, чем тебя можно держать?
– Нашли, – сокрушенно признал Шарль.
Рассвет ободряюще улыбался из-за пихтового редколесья. До появления обещанного Карлом фон Гессом дирижабля оставалось продержаться всего ничего – часа два, а то и меньше. Разговоры – лучший способ тянуть время.
– Дети? Деньги? Баба? Титул? – презрительно усмехнулся Петр. – Я дам больше. Мне нужен союзник.
Дверь избы с треском распахнулась. На пороге появился последний из магов, упомянутых Ильей, – сам хозяин дома, Кощей. В правой руке он держал старое ружьецо и тянул его вверх, злобно рыча ругательства. За ствол цеплялась женщина, худенькая и маленькая. Она плакала, подвывала, ехала по полу, всем телом стараясь противиться и удерживать…
– Не пущу! Не пущу! Не надо! Не-эт…
Надежда на длинную игру в разговоры и недомолвки иссякала, уничтоженная этим отчаянным криком. Кощей сильно дернул ружье на себя, двигая ближе женщину, уткнувшуюся в выставленное колено и вынужденно отпустившую ствол. Ружье в единый миг оказалось перевернуто, приклад без малейшей жалости опустился на черноволосую голову.
– Боль, – тихо, одними губами выдохнул Шарль.
Кощей дернулся и упал, подрубленный этим словом, а точнее, внушением – полноценным, созданным на максимуме доступного пси-уровня, простым, как оглобля, и столь же действенным. Петра задело лишь косвенно, он приготовился нанести следующий удар. Шарль на миг прикрыл глаза, собираясь с силами и зная, что новой попытке Петра отсечь стихию воздуха он противостоять не сможет: просто не успеет оправиться после отданных усилий.
Шестое чувство угасло резко и болезненно, словно снова пришла ночь, отсрочив наступление рассвета. Удар магического ветра толкнул в сторону, к стене сарая. Выдавил из легких остатки воздуха.
– Торг не удался, – с усмешкой признал Петр. – Не знаю, кто из находящихся здесь тебе дорог или нужен. Неважно уже, эта игра окончена, я умею быстро и с должной предусмотрительностью признавать временные успехи противника. Мне так думается, сейчас мой враг опасен, и даже слишком. Без твоего дара создания иллюзий и маскировки мне придется худо. Джинн, скажи формулу покорности, и ты добьешься того, за чем пришел: я всех тут оставлю живыми. Тебе еще хватит рассудка на шепот без звука, а этой пси-формуле звук и не требуется.
Шарль оценил ход по достоинству. Главное оружие джинна – голос. Но без возможности вздохнуть он не сформирует полноценного комплексного пси-воздействия, слитого с акустикой. Сознание уже меркнет, растворяется в тяжелом удушье. Еще чуть-чуть, и он уже не сможет ничего…
Револьвер кашлянул как-то неуверенно, один раз. Но и этого хватило, чтобы Петр отвлекся, спасая себя. Он надежным щитом закрыл свою драгоценную персону от угрозы самой ничтожной царапины – и потерял контроль над джинном, пусть и ненадолго. Шарль открыл глаза, снова различая рассвет и вдыхая чудесный живительный воздух. В сарае, совсем рядом, завизжал Илья, да так тонко и страшно, что остатки слабости сгинули. Джинн постарался сконцентрировать взгляд на Петре, сползая вниз и не тратя сил ни на что лишнее. Одного вздоха вполне достаточно. Если в мире есть удача, пусть она теперь и выручает всех, кто заслужил право жить. Больше вмешаться некому.
– Морт. – Шарль выпустил на свободу это страшное и крайнее средство ордена едва слышно. Почти нежно.
Самое короткое заклинание, известное не каждому золотому джинну и созданное не для боя, а прежде всего для мести, поскольку заранее неведомо, к кому протянет безмясую руку она – уводящая в последний путь. Никому не покорная, не признающая власти над собой и решающая в единый миг, в чьей душе имеется отклик, более всего устраивающий ее. «Морт» не заклинание и даже не проклятие, это приглашение. Явившаяся тень, шагнувшая в реальность, не уйдет назад без добычи, это известно точно. Столь же надежно проверено многими, прежде использовавшими последнее средство: она предпочитает не оставлять в числе живых того, кто осмелился потревожить, кто возомнил себя имеющим право указывать ей, всемогущей.
Тихое и холодное, как змея, созвучие упало и заскользило, гибко уклоняясь от рассвета в тумане, переливаясь мраком в тенях, избирая добычу. Шарлю казалось, что он видит немигающий взор, обшаривающий весь двор, сарай, избу. Взор оставил без внимания лежащего в обмороке Илью, ненадолго задержался на его сестре, заинтересованно изучил Кощея и жадно, охотно нацелился на Петра – победителя, воистину одаренного мага, человека, не лишенного мужества… Тот вдруг охнул, вцепился в ворот рубахи, бессильно и жалко заслонился от последнего страха вскинутой ладонью и даже не попытался применить свой дар. Тело сползло вниз тихо, почти без звука.
И лишь когда жертва замерла, завершив последний выдох, только тогда змея, сыто шурша чешуей эха, обернулась и в упор взглянула на того, кто ее вызвал… Стало совсем темно и окончательно холодно. Мир погас.
– Убью!
Первое слово, ворвавшееся в тишину посмертия – а именно там себя и числил Шарль с полным правом, – было сказано энергично и даже истерично.
Идея повторной гибели позабавила джинна. Он попытался открыть глаза и осознал с немалой радостью, что первая смерть явно не удалась. Хотя что такое магия, он просто не помнит, из семи чувств кое-как трепыхается только слух…
– Убью! – еще злее вскрикнул тот же голос, высокий, срывающийся, исполненный отчаяния.
Сил нет. Он чувствует себя таким разбитым, словно все-таки проиграл Лексею и его приятелям битву при Бродищах, где, надо думать, ликрейцы сражались за право бесконтрольно производить самогон и потому были непобедимы. Откуда выползла мыслишка, Шарль даже не пытался понять. Осторожно порадовался: он думает, даже шутит – значит, он точно жив.
Оглушительно бабахнуло над самым ухом, опалило щеку. Шарль снова порадовался: вот и осязание ожило, понемногу восстанавливается, ощущается боль в спине и сухость в горле. Мысли сделались более связными. Совершенно очевидно, что некто использовал брошенный револьвер, огнем которого, видимо, и подкреплялась угроза. Но удача, одолженная Береникой, воистину велика: кого бы ни убивали, он, Шарль, опять оказался в числе выживших.
– Заберите у нее оружие, рано или поздно она во что-нибудь попадет, даже в моем присутствии и вопреки всей удаче мира, – предупредил сердитый голос Береники.
Шарль осознал, что его держат за руку и лечат. Питают магией. Уже посильно вспомнить довольно точно, что такое магия и как она ощущается. Восстановилось дыхание, собственное лицо перестало казаться похожим на пудинг, неуправляемо-опухшим и нелепо дрожащим.
Оказывается, его просто трясут за плечи, и голова болезненно дергается, под затылком шевелится неудобная, норовящая проткнуть мозг ветка. Раньше казалось, это гвоздь, и он уже внутри. Но нет, все же снаружи… Ногу, кажется, стискивает капкан.
– Убью, – совсем тихо и жалобно всхлипнул тот же тонкий сорванный голос.
– Сейчас в мех укутаю, и все плохое уйдет, – уверенно, в полную силу пси-дара, зашептал голос незнакомого мага. – Так, хорошо. Хочешь его за ногу держать, держи, никто не возражает. Только ему самому немножко неудобно. Даже больно, пожалуй.
Шарль сделал над собой усилие и открыл глаза. Вместо неба над головой во все стороны взбухало облачно-белое брюхо дирижабля, весело и ярко лоснящееся от рыжих рассветных лучей. И это было хорошо. Это позволяло окончательно поверить: он справился, он даже сам кое-как уцелел до прибытия подмоги.
Трава зашуршала. Часть белого фона закрыла голова Ильи, склонившегося и серьезно рассматривающего, кажется, самое дно глаз.
– Ты цел? – кое-как выговорил Шарль.
– Спрашиваешь! – хмыкнул неугомонный мальчишка. – Мне руку вон как забинтовали. Я герой. Я пристрелил злющего мага. Ну, почти я.
Капкан, сжимающий ногу, ослаб, всхлипы и вздохи переместились ближе. Шарль окончательно осознал: он лежит очень неудобно, нога нелепо подломилась при падении и болит сама по себе, даже освобожденная от захвата. Кто-то занялся исправлением непорядка. Сильные руки подхватили под плечи, прозвучала команда «и-и раз!», тело приподняли и переместили на носилки. Рядом с лицом Ильи возникло еще одно лицо, заплаканное, бледное, с распухшим носом. Веки сошлись в тонкие штрихи, целиком прячущие глаза.
– Цел? – уточнил смутно знакомый дрожащий голосок.
Шарль понял, что эта девушка и есть сестра Ильи, и как раз она кричала невесть кому «убью» и стреляла.
Остатки пространства заслонила голова Береники. За год птица удачи повзрослела и похорошела. Во взгляде обозначилось новое выражение обстоятельного внимания, лишенное прежней колючести и упрямой детской лихости.