– Я посижу с ним, – сказала Геро, погладив Шарля по плечу. – Я не боюсь этого края. Я жрица. Вы просто не туда глядите, глупые люди: всегда вниз, под ноги, в тень, похожую на пропасть. Но есть и свет. Пойду спою мальчику о надежде. Он молод, открыт переменам, и для него все еще поправимо.
Геро улыбнулась впервые после страшной гибели Ляли – спокойно, грустно, но не через силу. И ушла, напевая мелодию без слов. Шарль слушал, прикрыв глаза, и змея слушала, греясь в лучах света, указанного жрицей и действительно существующего.
– Чему ее учили в университете Дорфурта? – задумался Шарль. – Разве это можно развить или натренировать?
– Не думаю. Но я сам займусь программой образования Геро в Ликре, – пообещал Карл. – Идем. Если ты способен еще работать, надо поговорить с тем, кто все это затеял.
– Вы и его взяли живым? Карл, вы чудодеи. И да, увы нам, мэтр ле Берье прав – орден вырождается…
Шарль нехотя пошел за бароном фон Гессом, осознавая, что вовсе не желает видеть очередного джинна, лишенного маски против воли, жалкого и гнусного. Такой вызывает лишь отвращение и создает повод еще раз вспомнить себя, отчаявшегося и жалкого. Раздавленного. Разве можно подобным зрелищем уродовать сознание Поля, сославшись на усталость? Малыш так упрямо пробует быть самим собой, ему нужна помощь. Но никак не это зрелище деградации, способное и куда более взрослого, состоявшегося человека потрясти и ужаснуть.
Джинн сидел в подвальном помещении, лицом к стене, молча, обмотав голову одеялом… Умереть он не мог – наблюдали и сторожили. Но и давать показания тоже не мог: неспособность принять себя была сильнее любых сознательных доводов и даже грубого внушения. Шарль подошел, встал за плечом соплеменника и вздохнул:
– Карл, я могу применить к нему магию? Слабое воздействие, он не получит возможности освободиться от шейного блокиратора.
– Слабое постепенно сойдет на нет, блокиратор его погасит. В целом же по вопросу – да, разрешаю. Применяй. Мы, честно говоря, уже все испробовали, он замкнулся наглухо.
– Мсье, – негромко позвал Шарль. – Мне дозволили предложить вам помощь в создании маски, частичной, только для лица. Прическу поддерживать хлопотно, но на сутки иллюзии хватит, а затем – есть парики, разберетесь. Вам принесут еще и перчатки, они скроют руки. Голос я тоже восстановлю. Сейчас… Собственно, все. Если вы желаете получить иное лицо, я готов выслушать ваши указания и скорректировать внешность.
Карл принес перчатки и бросил на лежак. Джинн коротким ловким движением подхватил их, натянул.
– Зеркало! – приказал он и, видимо, остался доволен голосом. Помолчал, выпрямляясь и расправляя плечи. Получив небольшое зеркальце, изучил полученную маску. – Волосы длиннее и золотистее. Глаза зеленее, крупнее. Еще крупнее и еще зеленее! Ресниц не вижу. Брови выше… так. Румянец.
Джинн рассмеялся мягко и музыкально, обернулся с нелепой грацией молодящегося старика. Карл охнул и закашлялся. Шарль принял зрелище без удивления. Он не надеялся застать ничтожество в полном уме и теперь по внешности окончательно убедился в своей правоте. Зеленые глаза после двух корректировок занимали половину лица – без преувеличения. Были они выпуклы, почти светились ядреной кислотной окраской. Брови дугами залегли у линии волос. Крошечная пуговка носа вздернулась птичьим клювиком. Подбородок пропал вовсе.
– Предатель Шарль, – глупо улыбнулся джинн. – Я презираю тебя, ты позор ордена.
– Хорошо бы знать, кто меня презирает, – поморщился Шарль. – Мсье Анри, полагаю? Белое золото, редкая порода… Никудышный стихийщик при гипертрофированных данных пси.
– Недавно, после измены мэтра Сержа, я стал рубином в венце власти, ты теперь знаешь, склонись и трепещи.
– Я могу и снять маску, – тихо предупредил Шарль, не в силах отказаться от этой мести.
Он не без удовольствия проследил за тем, как Анри охватывает отчаяние. Тот боролся с собой несколько секунд, но стоило подкрепить угрозу движением руки, прошептать первое слово снятия иллюзии, как Анри сполз с лежака и завыл, жалко корчась на полу и норовя обнять колени Шарля. Стало окончательно противно.
– Мсье де Лотьэр, ваше место поднадзорного не дает вам подобного права, – резко одернул барон фон Гесс, уловивший свою роль в деле.
– Он предатель, – поддакнул Анри, переключая внимание на Карла.
– Вы, мсье, получите личного мага для поддержания маски, – пообещал Карл. – Мы учтем ваше высокое положение в ордене, но лишь при одном условии: вы будете сотрудничать. За все надо платить, мсье. Требуется только правда. Только! Иначе вас постигнет участь де Лотьэра. Видите? Он лишен совершенства. И страдает.
– О-у, да, ужасно, – закатил глаза Шарль и душераздирающе зевнул.
Анри взвизгнул и закивал. Вскоре он уже без передышки вываливал сведения, мешая ложь, бахвальство и описания своей безупречной внешности с крохами ценных правдивых сведений. Два дознавателя поочередно записывали, стараясь пореже глядеть на лупоглазого лохматого уродца. Карл и Шарль сидели в сторонке и слушали. Только поздним вечером оба вернулись в особняк фон Гессов, обсуждая непростой день.
Отоспавшаяся Ленка уже приготовила ужин и сама налила по стопочке обоим мужчинам, припозднившимся с работы. Шарль быстро расправился с мясной поджаркой и отодвинул пирожки в сторону.
– Что-то знаешь, – предположил Карл.
– Нет, но я слышал одну сплетню. Или легенду. Или просто глупость… Сформулировать точно не возьмусь, а если кто и знает суть и правду наверняка, только Эжен ле Пьери. Он и сам легенда. Сто лет назад сгинул в лесах Ликры, у него имелась причина не вернуться домой, и она очаровательна…
– Я видел ее, – кивнул Карл. – И Эжена тоже, он представился, узнав во мне фон Гесса. Он был закадычным врагом моего предка Карла Фридриха.
– Тем лучше, не надо все усложнять длинным пояснением. Фон Гессы не были врагами Эжена. Собственно, при его могуществе мог ли он иметь врагов? Я долго думал. Все же легенда ордена – и вдруг рядом.
– Для вас замкнутость естественна, – отметил Карл. – Добавлю: он чудовищно ревнив.
– Не стоит верить джинну, – усмехнулся Шарль. – Его слова редко совпадают с мыслями. Мне при встрече почудился страх. Ле Пьери не трус, он боец и маг, значит, он дважды не склонен отступать. Но его жена не боец и не маг.
Довольно долго на кухне было тихо. Ленка сидела и молча ждала продолжения истории, увлекшись настолько, что полотенце незаметно сползло на пол. Шарль глянул на нее, пытаясь найти поддержку своим неловким и безосновательным домыслам. Интуиция – женское качество, а логика ничуть не помогает там, где нет сведений.
– Береника спросила меня однажды, чем удача отличается от судьбы. Жена ле Пьери тоже задала вопрос близкого толка, но совсем иначе. Она мне предложила выбрать тут. – Шарль толкнул себя пальцами в грудь, словно помогая сердцу биться. – Покоя я хочу или встречи с жар-птицей. И еще сказала, что ответ нужен мне самому. Она буквально вывела меня на развилку, я до того момента даже не знал, где дороги и есть ли они. Я полагал, что судьба моя иссякла и кругом расстилается лишь глухой лес обыденности. Но я ошибался.
– Ты встретил Элен, – всплеснула руками Ленка, смахнула слезинку, быстро выставила на стол чашки для чая и снова, на ощупь, села.
– Степанида сказала, что, когда жизнь иссякнет, мне пригодится некий подарок и… – Шарль задумчиво потер лоб. – Я точно не помню. Но я встретил Элен и позже еще раз задал себе тот вопрос: чего я хочу от жизни? Дал на него ответ, свой собственный. Лишь недавно вспомнился разговор и странный подарок, вроде бы сгинувший без материального следа. Пришли на ум и слова о жар-птице. Эта женщина не управляет удачей, она совершенно не маг, но в ней что-то есть. Загадка. Она видит людей насквозь, она не беззащитна и не проста… И все же Эжен за нее боится.
– Шарль, ты начал с некой теории, слуха или легенды, – напомнил барон.
– У ле Пьери якобы был учитель, – пожал плечами Шарль. – Тот, кто владел секретом долгой жизни и вроде бы интересовался птицами удачи. А птиц успешнее всего ловим мы, джинны, у нас непобедимое обаяние. Мы внешне идеальны, поэтому молодые наивные девушки просто обречены. Учитель Эжена обменял свое знание о долгой жизни на тайны ордена, вот моя теория.
– Так вроде злодей Эжен сам спекся, еще сто лет назад, – хмыкнула Ленка, вынимая из духового шкафа яблоки в сахарном желе и принюхиваясь.
– Тогда была война, – негромко сказал Шарль, достав подставку для горячего и тарелочки. – Теперь мы на грани войны. Тогда в деле присутствовали джинны и некто ими помыкал. Теперь орден расколот, и, кроме как страхом, мне нечем объяснить бегство второго человека в венце власти, мэтра Сержа, на север, тем более вместе с внучкой.
– Никуда я Ренку не отпущу, ни в какую Арью! – испугалась баронесса.
– Надо искать Эжена, – сделал свой вывод Карл. – Если птиц ловят джинны, то джиннов идеально и безупречно надежно приманивают произносители тостов, позвякивая бокалом о бутыль уникального вина. Шарль, а не навестить ли нам погребок Бахшилло? Эжен определенно был там, и он вернется. Еще не родился франконец, способный устоять перед этим лукавым пройдохой и его погребами…
Глава 10
Ликра, западная граница, 18 октября
Купе поезда – лучшее место для жизни. Оно куда уютнее теплушки ремонтного состава и вместе с тем сохраняет все обаяние дома на колесах. Нет толпы и столичного шума, нет суеты и смятения. Есть движение, упорядоченное, имеющее твердую цель и все же совершаемое уже помимо воли пассажиров. Можно просто глядеть в окна, на бесконечное полотно картины природы с вкраплениями деревень и мгновенными промельками станций.
Осень-воровка трясет золото с деревьев, полагая его своей исключительной собственностью, и листья опадают на серую дерюгу старой полегшей травы. Осень, безумная скупердяйка, перебирает сокровища и смеется, взвихривая золото в порывах ветра, словно в ладонях вскидывает. Но ветер холоден и колюч, как самый педантичный дознаватель из службы тайной полиции, он пригоняет тучи и проливает дожди, растворяя фальшивое золото, развеивая иллюзию недолгой красоты и обращая весь мир в ржавую унылую пустыню… Разве забавы осени так плохи? Разве иллюзия всегда хуже реальности? Порой только она и дает возможность отдохнуть душой.