Я усмехнулся, обходя лужу, в которой тускло отражался огонек далекого фонаря.
— Потому что, юный принц, сила моя сейчас — как этот огонек. Тусклая. Зыбкая. А что до знаний… То они бесполезны без рычагов. А рычаги — это люди. Верные. Информированные. Сильные. У меня таких пока нет. А у Меньшиковой — двор, гвардия, Арканисты. У Юсупова — какие-то темные артефакты и страх. У Верейского — фабрики и, наверняка, армия наемников. У Рябоволова… — я сделал паузу, вспомнив его ледяные, всевидящие глаза, — … у него, я подозреваю, есть доступ к вещам пострашнее демонов. Если я ткну сейчас пальцем в осиное гнездо, не имея щита и меча, меня сметут. Быстро и безжалостно. Мне нужны союзники. Ресурсы. Информация. И время, чтобы восстановить хоть толику былой силы.
— Но ты же… Соломон Мудрый! — в голосе призрака слышалось почти детское разочарование. — Разве ты не можешь просто… сжечь их всех?
— Не в этом теле. Не с этим жалким резервом. Кстати, говоря о котором… Расскажи-ка поподробнее о вашей местной магической иерархии. Как здесь меряются силой бородатые мужики?
Николай вздохнул, но заговорил охотно — тема была ему близка.
— Все начинается с источника внутри. Объем резерва измеряют в Эфирах. Один Эф — это энергия, чтобы городской фонарь горел трое суток. Сто Эф достаточно, чтобы от деревни осталось одно пепелище. — Он говорил методично, как заученный урок. — Восемь ступеней. Неофит — жалкие 20–25 Эф, таким дается только бытовуха… Да и разве что ложку могут мыслью шевелить. Ученик — 35–45 Эф. При таком уровне можно простенькие боевые и защитные чары практиковать. Арканист — 60–75 Эф, это уже серьезнее: ритуалы, лечение, крепкая защита. Мастер — 100–150 Эф, вот тут начинается настоящее: сопряжение с четырьмя стихиями. Грандмастер — 200–250 Эф, создает свой уникальный стиль, свою стихию. Магистр — 300–350 Эф, заклинания высшего порядка, может сплавить две стихии во что-то новое. Архимаг — от 400 Эф и выше, создает стихийного аватара… Такие — ходячее оружие, козырь любой державы. А Великий Маг… — Николай замолчал. — О тех только легенды. Говорят, они вне кругов, вне понимания.
— Хм, — я перепрыгнул через гниющую доску. — Значит, я сейчас… где-то на уровне Ученика? Жалкие 35–45 Эф? Ха! В мои лучшие дни я Архимагов на завтрак кушал. Как щенков. Хотя у нас была другая градация силы… Но не суть… — Горечь во рту была настоящей. — Ну что ж. Значит, придется карабкаться с самого низа.
Мы прошли через район, где надежда сгнила раньше, чем стены домов. Вонь помоев, паленой водки и отчаяния висела в воздухе густым смогом. Нищие, закутанные в тряпье, копошились в мусоре у стен. Где-то плакал ребенок.
— Отвратительно, — скривился Николай в моей голове. — Как можно так жить? В столице Империи! Отец бы…
— Отец твой, видимо, был слишком занят войнами с демонами и интригами двора, — резко перебил я. — Нищета — вечный спутник человечества, принц. Даже в самых блистательных империях. Под золотыми куполами всегда есть подвал, где воют крысы и плачут дети. Запомни это.
«Медвежья берлога» возникла впереди, как каменный утес. Та же медвежья голова над входом, тот же гул из-за тяжелых дубовых дверей. Я толкнул их.
Гул не стих, но на меня обернулось больше голов, чем в прошлый раз. Узнали. Тот самый парень, что лихо положил их ребят. Взгляды были разные: уважение, ненависть, осторожный интерес. Бритоголовый бармен лишь мотнул головой в сторону двери в кабинет. Я прошел без лишних слов.
Степан Песец сидел за своим дубовым столом, пуская кольца дыма из трубки. Его единственный глаз скользнул по мне, оценивающе, как покупатель скользит взглядом по лошади на рынке.
— Ну, если до сих пор не сдох — значит, кое-чего стоишь… Мои ребята хотели с тобой поквитаться. — хрипло бросил он. — Документ готов. Но нужна фотография.
Рядом на столе стоял древний, похожий на скрипящий ящик фотоаппарат на треноге. Я встал у стены, как велел Песец. Вспышка магния ослепила, оставив пятна в глазах. Через несколько минут он ловко вклеил еще влажный отпечаток в новенький, пахнущий типографской краской паспорт. На странице смотрел на меня суровый парень с серыми глазами и темными волосами. Имя: Соломон. Фамилия «Козлов».Это он решил так пошутить…
— Держи, Соломон, — усмехнулся Песец, швырнув мне паспорт через стол.
Я поймал его, быстро оглядел и сунул за пазуху, туда, где покоилась золотая пепельница. Потом вытащил эту безделушку и поставил ее на стол с глухим стуком.
— За труды. И за услугу. Хочу предложить сотрудничество. Работать будешь на меня.
Тишина в кабинете стала вдруг гулкой. Потом Песец закатился таким хриплым, надсадным хохотом, что трубка выпала у него изо рта.
— Р-р-работать? На тебя? — он вытер слезу под единственным глазом, задыхаясь. — Пацан, ты либо очень смешной, либо совсем ку-ку! Я жизни клал, чтобы меня тут уважали! Кровь лил! А ты — фартовый щенок с дворцовыми игрушками! Не партнер ты мне. Забавная мушка. Не более.
Я не смутился. Улыбнулся. Тихо. Многозначительно.
— Время покажет, Степан. Время покажет. А пока… Где тут можно раздобыть снарягу для охоты на нечисть? Качественную. И срочно. Ночь ведь на дворе.
Песец, все еще посмеиваясь, достал из-под стола клочок бумаги, нацарапал адрес.
— «Старый Кузнец» на Складочной. Скажешь — от Песца. Но дорого, пацан, ой как дорого! Кредитов не дают. Только звонкая монета.
Я мысленно заглянул в свой тощий кошелек — там не было ни гроша. Пришлось театрально вздохнуть и потянуть быка за рога.
— Дай взаймы. Сто золотых. Верну с лихвой. Через неделю.
Единственный глаз Песца округлился. Потом он снова заржал.
— Да у тебя реально стальные яйца, парень! Вот смотрю на тебя и понимаю… Из тебя получился бы отличный рэкетир! Ладно — ладно… Нравишься ты мне. Подарками соришь направо и налево. Деньги дам, но под бешеный процент. Вернешь сто пятьдесят через неделю. Не принесешь — найду. И сделаю так, что свои стальные яйца ты сам же и проглотишь. Понял, Соломон?
— Понял, — кивнул я, хватая толстую пачку бумажных денег с золотым отливом, которые Степан выудил из сейфа. — Не дурак.
Далее Одноглазый объяснил мне, как добраться до нужного адреса. Мы ударили по рукам и распрощались, конечно, не как приятели… но уже как добрые партнеры, которым было приятно иметь друг с другом дело.
— Ты окончательно спятил! — Николай бушевал у меня в голове, пока мы шли по темным, зловонным улочкам к Складочной улице. — Я ничего не понимаю! Ты взял взаймы у уголовника! Ходишь по помойкам! Связываешься с отбросами! Сам же только недавно говорил, что тебе нужны верные и сильные! Ты должен вести переговоры с князьями, графами, а не с такими… такими…
— Такие «отбросы» часто честнее и надежнее князей, — отрезал я, переходя мост и сворачивая в узкий проулок, где воняло рыбой и ржавым железом. — У них свои правила. Простые. Нарушил — получил по зубам за дело. У князей же правила — как паутина. Запутаешься — сожрут, даже не заметив. И не ори. Мешаешь слушать улицу.
Целый час мы искали нужное место. Несколько раз я запутался с маршрутом, несколько раз пришлось доходчиво объяснять местной шпане, что нужно тщательнее выбирать себе жертву. Иногда приходилось прятаться от патрулей столичных полицаев: я не хотел светить своим новеньким паспортом без надобности.
Когда мы все же прибыли по нужному адресу, я не шибко удивился открывшейся картине. Именно что-то подобное я себе и представлял… «Старый Кузнец» оказался не кузницей, а полуразвалившимся ангаром у самой воды. Внутри царил полумрак, нарушаемый тусклым светом керосиновых ламп. Воздух был густ от запахов масла, металла, пота и чего-то… звериного, демонического. Прилавки, больше похожие на верстаки, ломились от оружия, брони и странных артефактов. Торговали тут люди с лицами, на которых жизнь оставила рубцы поглубже демонских когтей.
— Я от Песца, — бросил я здоровенному типу. Он щеголял в черной кожанке, а на поясе у него висела кобура с пистолетом.
Тот хмыкнул, мол доложили… А затем кивнул на запыленные стеллажи.
— Пушки да пули — вон там. Клинки — справа. Броня — сзади. Цены кусаются. Что-то не понравится — вали сразу.
Я не стал торговаться. Время было дороже. Выбрал два добротных, не слишком вычурных кольта с длинными стволами — под заговоренные пули. К ним — две коробки серебряных патронов. Два простых, но крепких меча в черных ножнах — без изысков, зато острых, как бритва. И кожаную кирасу с наплечниками — не ахти какая защита от магии, но от когтей и зубов сгодится. Заплатил почти все деньги Песца, не моргнув и глазом. Николай в голове стонал, как от зубной боли.
— Деньги на ветер! Это же не артефакты! А обычное железо! Лучше бы во дворце что-нибудь стащил…
— Во дворце это было бы неудобно, а в случае провала пришлось бы объясняться перед Меньшиковой, — мысленно шикнул я, принимая сверток от продавца. Тяжелый. Нести его по городу, да еще и пробираться обратно во дворец было самоубийством. Возникла проблема хранения. Но идея пришла сразу.
Песец, когда я снова ввалился в его кабинет с объемистым свертком, только бровью повел.
— «Ячейку» под вещички нужно? — догадался он, смакуя свое вино. — Плати. Месяц вперед. Пять золотых.
Я отсчитал последние деньги. Буквально последние… Песец кивнул и позвал бритоголового бармена.
— Отнеси на склад. Полка под буквой «С». Соломон.
Бармен, молча, взвалил сверток и скрылся. Николай взорвался:
— Ты доверил наше снаряжение ЭТИМ УРОДАМ⁈ Они же ободрали тебя как драную липку!
— У криминала, Николай, — сказал я мысленно, глядя в единственный глаз Песца, — часто больше чести и понятий, чем у твоих придворных графов. Я же тебе уже сегодня об этом говорил! Они знают: предашь клиента — репутация к черту. А репутация здесь — все. Доверяй, но проверяй. А я проверю. Но Позже. — Я повернулся к выходу. — Спасибо за «ячейку», Степан. Долг с процентом верну в срок.
Песец лишь хмыкнул, но в его взгляде мелькнуло что-то похожее на… уважение? Или это было просто очередное любопытство к наглецу…