— Заходи, Ник. — мысленно приказал я призраку, чувствуя, как тот сжимается от ужаса перед моим творением. — Это твое тело до утра. Сиди тихо. Можешь попросить у слуг вина. Выкурить трубку. Но — ни шагу из покоев. Ни одного лишнего слова. Сохраняй легенду: ты — перепивший император, который отходит от вчерашнего и сильно раскаивается. Понял?
Призрак колебался лишь мгновение. Потом я почувствовал едва уловимое движение в голове… Это было, как легкий ветерок… Пустые глаза доппельгангера ожили. В них мелькнуло знакомое выражение — смесь страха, любопытства и… обреченности. Николай-двойник кивнул.
— Понял. Вина попрошу. И сигару. Буду сидеть тише воды, ниже травы. Мы… в одной лодке, да? — его голос в моей голове звучал хрипло, но без прежней ехидцы. Договор работал.
— В одной, — подтвердил я. И, не теряя ни секунды, метнулся к окну. Пора. Пока щит держит безумие, пока двойник держит легенду.
Маршрут был привычен и уже несколько раз отрепетирован. Поэтому выбраться за территорию дворца мне не составило никакого труда.
Петербург встретил меня запахом городского смога и накрапывающего дождя. Я бежал по крышам, как тень, сливаясь с ночью. Тело, хоть и слабое, слушалось. Мышцы помнили старую пляску теней. Миновав все патрули и сигнальные чары частных особняков, я вскоре оказался перед знакомой каменной глыбой — «Медвежьей берлогой».
Предварительно сменив облик, я вошел внутрь.
Степан Песец, как и ожидалось, не спал. Он сидел в своем кабинете за массивным столом, попивая что-то темное из хрустального бокала. Его единственный глаз скользнул по мне, оценивающе, когда я ввалился без стука.
— Опять с проблемами, Соломон? — хрипло спросил он, выпуская кольцо дыма.
— С деньгами, Степан, — я швырнул на стол толстую пачку купюр — те самые, «честно заработанные» у Рыльского. — Их с лихвой. Сто пятьдесят. Как и договаривались.
Одноглазый взял пачку, ловко пересчитал пальцем с золотым наперстком. Ухмыльнулся, явив миру золотые зубы.
— Чистые? Не светились?
— Как слеза младенца. Или пот не пойманного убийцы.
— С тобой приятно иметь дело, пацан, — буркнул он, засовывая деньги в сейф. — Не то, что местные хапуги. Одни сопли да пустые обещания. Я так понимаю, ты хочешь забрать свой хлам?
— Да. Хочу.
На пороге стоял трактирщик. Степан мигнул ему, и он все понял без слов.
Бритоголовый бармен проводил меня на склад. Воздух там пах пылью, плесенью и оружейным маслом. Полка под буквой «С». Мой сверток лежал нетронутый. Я развернул его с почти религиозным трепетом. Два длинноствольных кольта, холодные и смертельно серьезные. Коробки с серебряными патронами — тяжелые, обещающие настоящий ад своим жертвам. Два клинка в черных ножнах — простые, без выкрутасов, но острые, как мои намерения. Кожанка с наплечниками — жесткая, благоухающая новизной и… защитой. И главное — деревянная пуля на шнурке. Знак. Ключ. Я повесил ее на шею. Холодное дерево легонько стукнуло о грудь. А лицензию Охотника я просто сгреб в карман.
Я решил переодеться прямо там, в полутьме склада. Кожаная броня села по фигуре туго, сковывая, но и обнимая, как вторая кожа. Клинки повесил на пояс. Кольты засунул в кобуры под мышками. Патроны рассовал по карманам. И… я почувствовал себя… целым. Мне это было приятнее, чем ходить в шелках императора.
— К бою готовишься, парень? — с любопытством спросил Степан. Он стоял в дверях склада и пыхтел своей трубкой, как паровоз.
— К охоте. — оскалился я. У меня было чутье. Тонкое, как паутина, но безошибочное. Скверна. Она была где-то рядом. Сильная. Готовая прорваться.
— Удивительный ты пацан, Соломон… На два фронта воюешь. — резюмировал Одноглазый. — То в щипачах гуляешь, то демонов режешь… Хочешь так себе состояние сколотить?
— Не без этого.
— И куда ты сейчас в таком виде намылился? Неужто в бар к охотникам?
— Именно туда.
— Что ж, будет добыча — заходи. Помогу сбыть. Только смотри, не испорти мне репутацию. Многие уже в курсе, что ты со мной дела прокручиваешь. Не хочу, чтобы тебя считали слабаком. А то ведь и на меня тень падет… Не подохни, в общем.
— А ты сентиментальный… — усмехнулся я. — Спасибо за заботу.
— Иди ты… У тебя вид — как у гончей на охоте. Чую, щас кто-то огребать будет.
И я пошел. Цель была ясна. Махнув рукой на прощание, я покинул «Медвежью Берлогу». Поймав извозчика, я мигом добрался до нужного мне места.
«Охотник на демонов» гудел, как раненый медведь. Дым, мат, звон кружек. И запах пива, пота и чего-то… жженого. Я протиснулся к знакомому угловому столику. И — о, радость! — они были там. Все трое. Вадим Петрович, синеглазый и угрюмый. Васька Кулак, его артефактный протез тупо блестел на столе рядом с кружкой. И Семен Мухтарыч, его желтые глаза сверкнули на меня из-под капюшона, как у ночного хищника.
— Брат Соломон! — Васька первый завизжал, вскакивая и чуть не опрокидывая стол. Его протез гулко стукнул меня по плечу. — Живой! А мы уж думали, Иван Петрович тебя в лепешку смял!
— Слухи, братцы, слухи! — Вадим хмыкнул, но в его глазах читалось уважение. — До лепешки не смял. Но и не погладил, судя по морде. — Он ткнул пальцем в мой все еще слегка опухший подбородок.
— Соломон! — Семен протянул свою костлявую руку. Я пожал. Его желтые глаза прищурились. — От тебя… бурей пахнет. Сильнее, чем обычно. А говорил, что торгаш… Наврал, значится… Но плевать… У каждого свои причины скрываться. На дело хочешь?
— Ага, — я схватил свободную кружку со стола, залпом осушил тепловатый эль. Гадость. Но нужная. — И не только я. Судя по вашим лицам, наверняка, где-то поблизости есть прорыв. Сильный. И у вас вид — как у котов у пустой миски. Хотите деньжат подзаработать?
Мужики переглянулись. Вадим мрачно хмыкнул:
— Хотеть-то не вредно, брат. Знаем мы одну дырочку. За Валдай-Горой. Недавно открылась. Шелестит так, что волосы дыбом. Многие слышали — у нее потенциал С-шки.
— Так чего мы ждем? — я поставил кружку с глухим стуком.
— А того ждем, что там уже полк охотников собрался, — пояснил Васька, почесывая протезом затылок. — Каменные и медные пули, в основном. Матерые волки. Нам, дереву, там делать нечего. Нас как щенков с дороги сгонят.
— Чепуха! — я отрезал резко. — Хотя бы проводите. Я посмотрю. А там — видно будет.
Семен Мухтарыч вдруг тихо засмеялся, скрипуче, как не смазанная дверь.
— Ну ты даешь, Соломон… Вот она юность! Жажда денег и славы! Ну что ж… Сам напросился. Покажем дорогу. А там тебя быстро с небес на землю спустят.
Мы вывалились на улицу. У тротуара, притулившись к облупленной стене, стояло чудо техники — паромобиль Вадима. Длинный, угловатый, весь в вмятинах и подтеках масла, он урчал тихим, недовольным рокотом, выпуская клубы белого пара. Походил он на дохлого железного дракона.
— Садись, герой, — буркнул Вадим, плюхнувшись за штурвал. — И держись крепче. Я по этим русским ухабам… быстро люблю.
Он не соврал. «Железный дракон» рванул с места, как пуля, завывая мотором и подпрыгивая на колдобинах так, что зубы застучали. Мы мчались сквозь ночь, оставляя позади гнилые трущобы, потом чуть более приличные кварталы, и вот уже — черный провал загородной дороги. Ветер свистел в ушах, срывал капюшон. Васька тихо матерился от страха. А я улыбался. Предвкушение билось в висках в такт стуку колес. Охота!
Спустя час бешеной езды мы оказались на месте. За холмом, в низине, горел кошмарный рассвет. Не солнечный. Адский. Настоящий портал.
Он висел в воздухе громадной, пульсирующей багровой язвой, из которой сочился лиловый свет. Перед ним раскинулся настоящий военный лагерь. Десятки костров. Палатки. Повозки с припасами. И люди. Охотники. Сотня. Может, чуть больше.
Мужики не соврали. Здесь не было ни одного «дерева». Каменные пули на грубых шнурах блестели у большинства. У иных — медные. Настоящие грозы тьмы. Их лица казались обветренными, изрезанными шрамами. Глаза блестели холодом. Они давно устали от смерти. Их ауры вились плотной, колючей силой. Все находились на уровне от «арканистов» до «мастеров». Никаких неодаренных. Только полноценные маги.
В центре лагеря, отдавая приказы голосом, который резал ночь, как нож — масло, стояла она. С виду хрупкая девушка. Серебряная пуля на ее груди пылала в отблесках костров. Блондинка. Высокая. Статная. В походном кожаном доспехе, перепоясанном ремнями с патронами и клинками. Ее аура била волнами… мощными и упругими. От нее пахло замершей молнией. Она была мастером. Как минимум. Её лицо светилось под лунным светом аристократической бледностью: красивое, но жесткое, как алмаз. Глаза сверкали ледяными озерами, которые оценивали все и вся.
Наш паромобиль, пыхтя, подкатил к краю лагеря. Нас заметили сразу. Десятки глаз — безразличных, насмешливых, презрительных — уставились на нас. На деревянную пулю у меня на шее.
Блондинка обернулась. Ее взгляд скользнул по Вадиму, Ваське, Семену — без интереса. Слегка задержался на мне. На моей деревяшке. Брови поползли вверх.
— Дерево? — ее голос был низким, с женской утонченной хрипотцой, но четким. — Что здесь забыли? Это не пикник, мальчики. Это С-шка. Мясорубка.
Я шагнул вперед, чувствуя, как спины моих спутников напряглись. Вытащил лицензию, ту самую бумажку от Марка, тыкнул пальцем в строчку: «Допуск к порталам класса D».
— Соломон Козлов, — сказал я просто. — Лицензия есть. Допуск — D. И уши — на месте. Глаза — видят. Руки — держат оружие. А еще есть чутье. И оно говорит: я здесь нужен.
В ее ледяных глазах что-то промелькнуло. А затем она громко, с чувством, рассмеялась, будто услышала самую удачную шутку в своей жизни. Многие охотники поддержали ее. Успокоившись, она медленно обвела взглядом моих притихших товарищей.
— А они?
— Проводники. Подождут снаружи, если не захотят шагнуть в пекло.
— Мудро, — она кивнула, ее взгляд снова приковался ко мне. — D-шка… Гений, значит. Мечтаешь о медной пуле с первого захода? — В ее голосе зазвенел ледяной металл. — Шанс есть. Один из сотни. Но если будешь мешаться под ногами — пристрелю сама. Понял, гений? И за твой труп я не отвечаю. Будешь гнить на той стороне до скончания времен!