— Ты… — Николай сделал шаг назад, — ты не человек… Я бы так никогда не смог… Ты превращаешь мою плоть в сталь.
— Нет, — я вытер лицо влажным полотенцем. — В огонь. А сталь придет позже.
Я молча направился в душ, благо он располагался прямо в моих покоях. Современный, со всеми наворотами, гидромассажами, музыкой и прочей мишурой, — он быстро покорил мое сердце.
Вода хлестнула спину, как плети палача. Горячие струи смывали пот и усталость. Я стоял, уперев ладони в кафель, пока пар заволакивал зеркало. Отражение дрожало — мягкий силуэт с еле-заметнымм шрамами на ребрах и груди. Недавние рубцы на мягкой плоти. Тело Николая всё ещё напоминало изнеженную куклу, но хотя бы уже не тряпку.
— Ты там долго будешь возиться? — Николай возник в тумане, его голос резанул слух. — Нужно уже что-то делать… Двор кишит изменниками, а ты тут…
— Дай мне хорошенько отмыться… Чтобы вонь слабака не спугнула будущих союзников, — перебил я, закручивая кран с горячей водой. Освежающий холод ударил в лицо, покрыл плечи, потянулся по спине. Всегда любил контрастный душ.
Наконец смыв с себя всю грязь «зарядки» и вчерашней попойки, я потянулся к полотенцесушителю.
Мягкая ворсистая ткань пахла лавандой и чьим-то страхом — служанки, наверное, дрожали, пока гладили это полотенце. А так быть не должно… Неправильно это.
Я шагнул из душа и завернулся в ткань. Воздух скрипел на чистой коже. Николай отпрянул к окну, где сквозь щель в шторах пробивался тусклый свет петербургского утра. Дождь стучал по стеклу, будто робко напрашивался внутрь.
— Говори, — бросил я, расчесывая мокрые волосы гребнем с гербом Соболевых. Зубья впивались в кожу головы — легкая боль помогала думать. — Кто еще верен тебе? Не мне. Твоим идеалам. Твоей… — я усмехнулся, — «чести».
Призрак сжался, будто получил удар под дых. Его пальцы впились в подоконник, но прошли сквозь камень.
— Капитан Рыльский… — начал он, словно выплевывая слова. — Отец спас его, когда тот устроил бойню в казарме. Убил десяток гвардейцев из-за оскорбленной сестры. Его должны были четвертовать, но отец сделал его своим мечом. Теперь… — Николай заскрипел зубами, — теперь он целует кольцо Меньшиковой. Он был влюблен в нее. Все при дворе об этом знали.
— Вероломство — болезнь. Лечится властью, — отметил я, наблюдая, как тень от гребня ползет по стене. — Дальше.
— Старший библиотекарь, Григорий. Он учил меня… — призрак замолчал, его голос дрогнул. — Общим наукам и основам магии. Говорил, что я талантлив. Но после смерти отца… его выгнали из совета. Теперь он чистит книги от плесени в подвале. Ломов как раз об этом вчера обмолвился…
— Романтик. Это хорошо… Следующий.
— Сестра моей няни, Агафья. Она… — Николай сделал паузу, — печет пироги на кухне. Подкладывала мне сладости, когда отец сажал на пост.
Я расхохотался. Звук эхом отразился от мраморных стен, обитых деревянными панелями.
— Пирожки против армии Меньшиковой. Сильно! — Я с досадой швырнул гребень в стену. — Твое влияние держалось на стариках и кухарках?
Николай метнулся ко мне, глаза полыхали синим пламенем. Его рука схватила мою глотку — призрачные пальцы обожгли кожу, как лед.
— Ты не смеешь! — зарычал он. — Они… они лучшее, что у меня осталось!
Я не дрогнул. Магия призрака была слабее детского плевка.
— Ладно-ладно! Не кипятись. Я не хотел тебя обидеть… — спокойно ответил я, отталкивая призрака одной лишь волей. — Просто твои «верные» прячутся в подвалах. С этим особо не поработаешь. Придется с нуля всё создавать…А теперь лучше скажи: кто силён при дворе? Чьи клыки остры?
Принц понуро опустил голову и сделал шаг назад.
— Ты их уже знаешь… — выдохнул Николай. — Алексей Юсупов. Темный маг. Говорят, он вырезал целую деревню, чтобы создать артефакт из собранных душ. Его боятся даже Меньшиковы. Но он… — призрак замялся, — он ненавидит женщин у власти. Считает, что Ольга — ошибка природы. У него есть несколько сыновей, но я с ними не знаком.
— Женоненавистник-садист. Отлично.
— Верейский, Олег Александрович. Удельный князь. Интриган, но трус. Продаст мать за титул регента. — Николай говорил быстрее, будто вытаскивая занозы из горла. — Его люди контролируют столичный арсенал и множество фабрик. Москва — его вотчина. Там его влияние безгранично.
— Удивительно, как он это все еще удерживает при таком характере? — хмыкнул я, натягивая штаны. Ткань обожгла натруженные мышцы. — Дальше.
— Так у него дочь — одна из сильнейших магов Империи! Мне кажется, она там всем и заправляет.
— Решим… Дальше.
Призрак заколебался. Его фигура задрожала, как пламя на ветру.
— Есть еще Рябоволов Юрий Викторович. Он возглавляет Тайный отдел Императорской канцелярии. Отец с ним часто спорил, но могущество этого человека выходило даже за границы России. Сильный маг, государственник и безумный гений шпионажа. Такому плевать, кто на троне. Главное, чтобы Империя процветала. Поговаривают, что он терпеть не может Меньшиковых. А также ходят слухи, что у него есть доступ к артефактам Эпохи Разлома.
Я замер. Рука сама потянулась к шраму на груди…
— Хм… А у нашей регентши не все так гладко… И артефакты Разлома… — пробормотал я. — Скорее всего, они умеют открывать двери в иные миры.
— Ты прав. Это портальная магия. — бросил призрак. — Очень редкая и строго засекреченная. Думаю, нам никто не позволит прикоснуться к ее тайнам, будь мы хоть трижды императорами. Тайный отдел по-любому возненавидит тебя за слабость… Они бы могли вступиться за тебя, поделиться секретами а ты принял участь покорной овцы и выбрал не ту сторону.
Я ухмыльнулся, хватая со стола нож для писем. Лезвие блеснуло в луче света.
— Идеально. Общий враг, презрение и ненависть — не самый худший клей для союзов. — я ткнул острием в стену, где висел портрет Николая-ребенка. Холст порвался с шелковым треском. — Где мне найти Юрия Викторовича?
— Не знаю. Он…Как призрак…
— Ладно! Разберемся! — закончил я за него. — В конце концов, мы в самом сердце страны! Здесь можно найти всё, что угодно. — я повернулся к окну, отодвинув штору. Там, за высоким каменным забором, выглядывали шпили башен, чадящие трубы заводов и черепица аккуратненьких домов. И мне вдруг захотелось прогуляться.
Я подошел к гардеробу и стал выбирать наряд. Остановился я на самой скромной одежде.
Старый парадный камзол обтянул тело как вторая кожа — это была грубая шерсть, лишенная вышивок и гербов. Я нарочно выбрал самый убогий наряд из гардероба: потёртые локти, минимум красок. Идеальный костюм для «несчастного императора-сироты».
«Ты куда собрался?» — поинтересовался Николай у меня над ухом.
— Хочу проверить границы наших возможностей… — буркнул я и открыл дверь в коридор.
Две тени отделились от стены, едва я сделал шаг из покоев. Гвардейцы в зелёных мундирах, беспристрастные лица, слабая аура магии и клинки на поясах. Их сапоги стучали в унисон — тук-тук-тук — словно маятник метронома.
— Ваше величество, — один из них протянул руку, блокируя путь к лестнице, ведущей вниз. — Регентский совет рекомендует…
— Рекомендует? — перебил я, широко улыбаясь. — А я думал, это мой дворец!
Прошел сквозь них, как сквозь дым. Они замерли, не решаясь схватить «законного императора». Но шаги их участились — тук-тук-тук-тук. Тени преследования.
Я мигом спустился вниз и прошел в главный холл. Местные дворянчики и слуги почтительно кланялись, завидев меня. Кто-то — с подобострастием, кто-то — с усмешкой на лице.
По счастливому стечению обстоятельств Рыльский стоял у парадных дверей. Его шрам — от виска до подбородка — покраснел, как свежий рубец. Видимо, этот рубец носил магический характер и периодически воспалялся. Серые глаза мужчины сузились, когда я приблизился.
— Куда изволите, ваше величество? — его голос звучал, как лязганье клинков на поле брани.
— На прогулку, Лев Павлович! — я распахнул руки, будто собирался обнять весь мир. — Хочу посмотреть, как мой народ коптит небо фабричными трубами. Вдохнуть воздух прогресса!
Его пальцы сжали эфес. Клинок выдвинулся из ножен на дюйм — сталь зашипела, словно змея.
— Нельзя. — Рыльский шагнул вперед, перекрывая путь. — Вчера в районе Сенной нашли демона-людоеда. А регент… — он сделал паузу, вкладывая в слово странную суровую нежность, — беспокоится о вашей безопасности.
Я закинул голову и засмеялся — звонко, истерично, как пьяный шут.
— Ах да, моя «любящая советница-наседка»! — всхлипнул, вытирая несуществующие слезы. — Она же мне,как мать родная! Ладно, ладно… — Я повернулся, волоча ноги. — Вернусь к кокеткам и вину. Ведь это моё призвание, да?
Гвардейцы переглянулись. Один из них фыркнул — короткий, подавленный звук. Рыльский вонзил в него взгляд, и смешок умолк.
Я поправил воротник камзола и неспешно зашагал обратно, в свои покои.
— Как ты терпишь это⁈ — Николай материализовался прямо в воздухе передо мной, его фигура пульсировала кроваво-красным светом. — Они смеются! Они…
— Терпение — лучший клинок, — мысленно перебил я, удерживая лицо в гримасе идиота. — А ты бы уже полез на мечи. Тебя бы поколотили, заперли в какой-нибудь башне и, возможно, ты бы сдох. Опять.
— Я бы…
— Убил пару гвардейцев? Взорвал дверь? — я замедлил шаг, делая вид, что спотыкаюсь о ковер. — А потом у Меньшиковой развязались бы руки. Она упекла бы тебя в какую-нибудь лечебницу. Потом привели бы тебе какую-нибудь девушку, вы бы с ней заделали ребенка, а там можно было бы и удавить тебя. Мол, наследник трагическим образом скончался от душевного недуга! И народ аплодировал бы новому императору в пеленках. — Я вошел в покои, швырнув камзол на кровать.
Николай завис у окна, его контуры дрожали, как пламя. Дождь за окном усилился, его барабанная дробь по стеклу стала яростнее.
— И все равно… Ты позволил им украсть мой трон, — прошипел он.
— Трон? — я повалился на кровать, нарочно громко икая. — Это всего лишь стул, Николай. Настоящая власть… — я потянулся к графину, налил вина в стакан, и ткнул себя пальцем в висок. — … вот здесь. В головах. И я их переверну. Но для всего нужно время, анализ обстановки и хорошая подготовка.