Девушки сидели в дальней комнатке, одной из двух, на которые делилось пространство кареты. В первой, меньшей из них, располагавшейся ближе к козлам, стояло что-то вроде небольшого дивана, точнее, скамьи со спинкой, обтянутой мягкой набивной тканью с конским волосом; там имелось три окна с занавесками: одно спереди и два по бокам, что позволяло обозревать окрестности. Вторая комната своими размерами превосходила первую раза в два. Там находилась кровать, которую при желании можно было принять за двуспальную; четыре окованных железом сундука для перевозки всякого скарба и подставка с небольшой жаровней, наполненной тлеющими углями — дым от них посредством трубы из гнутых металлических листов выводился наружу. Стены для красоты и пущего тепла завесили коврами, а на кровати лежала груда медвежьих и овечьих шкур, а также добрая дюжина подушек разных цветов и размеров. На крошечном столике возле изголовья горела дрожащим пламенем толстая свеча жёлтого воска.
Гвинет сидела на кровати в одной нижней рубашке. Немного подумав, Алиенора последовала её примеру, сняв с себя тяжёлое бархатное платье, украшенное золотой вышивкой: от горящих в жаровне углей здесь было довольно жарко. Ужин, который им принесли прямо сюда, начался в молчании, но спустя полчаса отношения между девушками понемногу наладились; Гвинет быстро поняла, что чувства её новообретённой невестки к Дрого далеки от любовных, и теперь в её глазах сквозило сочувствие.
— Он сумасшедший… — уже в который раз повторила она.
— Не знаю. — Алиенора пожала плечами. — Не замечала. По-моему, он просто дурно воспитанный и избалованный мальчишка.
Сама она рассказала Гвинет историю своего знакомства с Дрого без особых подробностей: только о том, что, оставшись без отца, она, без всякого желания с её стороны, заполучила себе в опекуны Рича Беркли, а тот, воспользовавшись своим правом старшего родственника, выдал её замуж, невзирая на их взаимную неприязнь.
— Да, ты не знаешь, — покачав головой, полушёпотом ответила Гвинет, выглянув на всякий случай из маленького окошка в ту сторону, где возле костра расположились солдаты. Потом начала рассказывать, причём Алиеноре потребовалась некая толика внимания, чтобы её понять: говорила Гвинет очень быстро и довольно путано, но понемногу у девушки сложилась в голове относительно ясная картина того, что до неё хотела донести собеседница.
Дрого с детства отличался неуравновешенностью: по всей видимости, как предполагала Гвинет, это пошло от их матери Кэрон, младшей дочери графа Дакра, одного из могущественных баронов восточных земель королевства. Там, на северо-востоке, издавна было принято жениться и выходить замуж за своих близких родственников. В семействе Дакр уже не первое поколение появлялись на свет больные либо сумасшедшие потомки, но самим баронам это казалось совершенно несущественным по сравнению с незыблемостью традиции.
— Слава богам, что меня сия участь миновала, — с серьёзным видом заявила Гвинет, — но не мою мать.
Вскоре после её рождения Кэрон Дакр, которой было-то в то время всего девятнадцать лет от роду, сошла с ума: она билась головой о стены, рвала на себе волосы и страшно рычала, никого не узнавая, так что граф Рич распорядился посадить её на цепь в подземелье замка Клеймор. Кажется, она до сих пор жива, задумчиво добавила Гвинет, но в эту часть подземелья никого и никогда не пускают. Дрого к этому времени уже исполнилось три года, но в любом случае они с детских лет оказались лишены материнской ласки. Дрого рос зверёнышем, общаясь в основном с наёмниками и не зная ни в чём себе отказа со стороны отца. Помнится, говорила она, её брату было лет восемь, когда Гвинет стала свидетелем страшной сцены: как Рич учил своего сына стрелять из лука, причём в качестве мишени выбрали одного бродягу, приговорённого к смерти за воровство, а сам Дрого с превеликим тщанием и удовольствием пускал стрелы в этого несчастного. С девочкой тогда случилась истерика, а её брат с течением времени становился всё более и более неуравновешенным.
Всё стало намного хуже после того, как года три назад в замке графа Клеймора остановился Сайрус: они давно знались с Ричем Беркли — лекарь нередко приезжал в гости по каким-то их общим делам, но в тот момент он поселился там окончательно. Дрого всюду таскался за ним, необычайно поражённый умениями и талантами мага, и в определённый момент начал требовать, чтобы тот научил его всяким волшебным штукам. Сайрус наотрез и без объяснений отказался — раз, а потом другой, и Дрого впал в ярость. Он с кинжалом напал на Сайруса, но тот с лёгкостью обезоружил его, швырнув на землю. Неизвестно, чем бы закончилась их ссора, если бы не вмешательство Рича, который устроил своему сыну сильную выволочку. Я не допущу, кричал он, чтобы мой наследник, сын графа и сам граф, да ещё и будущий эорлин королевства, стал каким-то колдуном, поправ рыцарские традиции. Дрого наказали за самодурство и через некоторое время он как будто успокоился. А спустя всего полгода из окна при невыясненных обстоятельствах выпала и чуть не разбилась насмерть единственная дочь Сайруса, Меинвен. Виновных так и не нашли, но с тех пор Дрого и Сайрус очень холодны друг с другом.
Примерно в это же время Дрого почти постоянно стал жить в Марче: отец счёл, что он уже достаточно взрослый для того, чтобы осуществлять командование замком; сам же Рич раз в год приезжает сюда для инспектирования. В один из этих приездов Гвинет, которая сопровождала отца, заметила странную вещь: Дрого, который никогда не был охоч до чтения, прятал у себя одну старую книгу. И, похоже, не только её. Гвинет пришла к нему по поручению отца, а войдя, обнаружила, что её брата нет в покоях. Она отправилась за ним в кабинет, но не нашла его и там. Зато на столе лежала раскрытой эта самая книга, заполненная непонятными письменами, а на полу, под откинутым в сторону краем ковра виднелся открытый люк, ведущий в подземелье. Девушка с робостью заглядывала в эту тёмную дыру, когда невесть откуда появившийся Дрого набросился на неё. Он визжал и кричал, тряс её за плечи и бил по щекам, требуя, чтобы она дала ему обещание ничего не говорить графу Ричу ни про книгу, ни про этот подземный ход, угрожая в противном случае лютыми смертями. Я наведу на тебя порчу, вопил он, и пена текла у него из уголка рта.
И именно тогда, говорила Гвинет, она заметила, что Дрого не всегда может отвечать за своё поведение. Иногда глаза его стекленели, речь превращалась в бессвязную, а его детская склонность к жестоким и бессмысленным поступкам стала проявляться всё чаще и чаще. Помнится, тогда она с плачем и в разорванном платье еле убежала из его спальни, и была при этом так напугана, что ни в тот день, ни потом ничего не рассказала отцу. А Дрого после этого старательно делал вид, как будто ничего и не произошло.
— Я думаю, — закончила она, — что он украл эту книгу у Сайруса, либо приобрёл её каким-то другим образом, и пытается самостоятельно учиться тёмной магии.
— А этого нельзя делать?
— Что ты! — Гвинет испуганно замахала руками. — Конечно, нет. Слишком много страшного и непонятного содержится в этих письменах, и незнающий человек легко может нанести и себе, и другим страшный вред.
Алиенора задумалась. Хм, интересно. Надо будет обязательно узнать, куда ведёт тот подземный ход. И рассказать про это Сайрусу.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — пробурчала себе под нос Гвинет, искоса глянув на неё.
Её собеседница тихонько хмыкнула.
— Ну да. — Она развела руками. — А что — разве не интересно узнать?
Гвинет вздохнула.
— Интересно, конечно. Но уж очень боязно. Ты, наверное, не видела ещё Дрого, когда он в бешенстве.
— Наверное, — помолчав, сказала Алиенора.
Перепросившись ещё парой незначительных фраз, девушки по взаимному согласию принялись укладываться спать. Алиенора, задув свечу, улеглась и закуталась в тёплую шкуру. Спустя несколько мгновений она повернула голову в сторону своей подружки.
— Гвинет, а всё-таки?..
— Ну… одна я туда не пойду.
Алиенора улыбнулась в темноте.
— Значит, договорились.
Горы нависали справа и слева, превращая дорогу если и не в узкую тропку, то в некое подобие тоннеля; карета, будучи футов восьми шириной, изредка задевала своей верхней частью за выступавшие из скал камни. Склоны были неровными и не отвесными: при желании более или менее ловкий человек без особого труда смог бы взобраться на какой-нибудь уступ; иногда наверху виделось даже некое подобие троп, которые шли либо параллельно главной дороге, либо терялись в узких ущельях. Вопреки ожиданию, Нолтлэндские горы, по крайней мере, в этой их части, покрывала густая зелень: повсюду, насколько хватало глаз, расстилались заросли деревьев и кустарника, из которых слышалось щебетанье птиц, а иногда даже звуки, издаваемые дикими животными. Несмотря на погожий день, солнечные лучи начали проникать в ущелье только ближе к полудню, яркими бликами играя на зелёной листве и ложась сочными пятнами на лепестки многочисленных цветов.
Эта дорога, как пояснил Алиеноре Сайрус, была единственной в горах, пригодной для передвижения военных отрядов; после замка Марч она раздваивалась, одним своим ответвлением уходя в юго-восточном направлении, к Калдикоту, и дальше, морю Арит, а другим на север. Северная дорога, петляя по горным ущельям, миль через тридцать выходила в обширную долину, над которой господствовал замок лордов Дакр, запиравший выход из Нолтлэндских гор, а Марч, таким образом, занимал ключевое положение: никакая армия не смогла бы пройти через горы, минуя эту крепость, превратившуюся в важнейший форпост на южных рубежах Корнваллиса. Вместе с тем, напомнил лекарь, замок никоим образом не мог спасти от полчищ зверья: те же самые тролли и мглоры, а с ними и десятки других разновидностей монстров, зачастую не нуждались в хороших дорогах, с лёгкостью карабкаясь по скалам и прячась в многочисленных пещерах.
Наёмники ехали во всеоружии: в шлемах и держа наготове копья и мечи, а у кого были — то и луки; солдаты внимательно оглядывали склоны гор. Дрого поначалу пытался настоять, чтобы Гвинет с Алиенорой перебрались в карету, но последняя лишь презрительно отмахнулась от его уговоров. Лицо Дрого вспыхнуло, но он, не захотев, по всей видимости, устраивать ссору на глазах у стражников, просто развернулся и, пришпорив коня, занял место в авангарде отряда. Гвинет, ставшая немой свидетельницей этой сцены, тоже решительно забралась на лошадь и поехала рядышком со своей новой подругой.