Едва дверца захлопнулась, паромобиль Валерии Орловской рванул с места. Большие колеса пронзительно завизжали и забрызгали грязью тротуар возле Императорского театра. Она вжалась в сиденье, стиснув зубы. В ушах еще стоял гул оперы и собственный ядовитый смех над подругой. Смех, который не смог заглушить внутренний холод.
«Идиотка!» — мысленно ругала она себя. Зачем наговорила лишнего? Зачем позволила эмоциям взять верх? Да, этот выскочка Соломон Козлов бесил. Бесил своей уверенностью, своей непредсказуемостью, своим… вниманием? Нет, не вниманием. Равнодушием! Он поставил ее заместителем, как вещь. Дал приказы — отчеты, трофеи, ремонт склада, закупки — и забыл. Как будто она была его верной дворняжкой!
Он, конечно, мог устроить ей нагоняй. Авторитета и сил у него хватало… Но не его гнев пугал ее сейчас. Пугал Рябоволов. Его холодные, всевидящие глаза. Его тихий голос: «Помогай ему, Валерия. Следи. Докладывай. Он — ключ ко многому…» Она проморгала его вылазку во дворец… Проморгала многое…
И теперь… теперь она ничего не успела сделать из его поручений! Склад «Цунами» все еще выглядел как поле боя после урагана. Трофеи валялись кучами, не инвентаризированные. Снаряжение отсутствовало. Подрядчики на ремонт здания не были найдены.
И самое противное — ей почему-то не хотелось, чтобы этот зазнавшийся Буратино… Козлов… разочаровался в ней. Увидел ее беспомощность.
'Какой бред! — мысленно выругалась она, глядя на мелькающие в дожде огни ночного Петербурга. — Да гори он геенной огненной!
Паромобиль резко затормозил у знакомых ворот Причала №7. Валерия выпрыгнула, не дожидаясь шофера. Дождь тут же принялся мочить ее плащ и волосы. Она вбежала внутрь склада «Цунами». Картина была удручающей. Полуразрушенные стены, груды ящиков и тюков, хаотично наваленных посередине. Горстка охотников ночной смены коротала время за картами и бутылкой дешевого вина. Увидев ее, они вскочили, пытаясь придать себе вид деловитости.
— Всем построиться! — ее голос, привыкший командовать, прозвучал резко, срываясь на хрипоту от усталости и злости. — Слушать внимательно! Ты, Гриша! Сейчас же найди хоть одного вменяемого каменщика! Эти стены — позор клана! Должны быть укреплены и оштукатурены к утру! Ты, Семен! Все трофеи из рейда на Свинца — вон в тот угол сложите! Инвентаризация по списку — оружие, артефакты, наличка — к рассвету чтобы все было на моем столе! Васька! А где Васька? А, ты здесь! Бери людей и езжай к оружейникам Стального Щита. Закажи партию дробовиков и патронов по списку! Деньги… деньги будут! И пусть кто-нибудь найдет этого бездельника Песца! Мне нужен отчет о легализации его лавочек! Быстро!
Она сыпала приказами, как картечью, стараясь заглушить собственный страх и чувство вины. Охотники крутили пальцем у виска, но некоторые разбегались, оглушенные ее напором. Валерия тяжело опустилась на ящик, скинула мокрый плащ. В голове стучало: «Успею? Смогу? Что скажет Рябоволов? И самое главное — что скажет… Он?»
Дождь хлестал по лицу, но уже не мог смыть пьяную дурь из головы. Я добрался до Причала №7 пешком, шатаясь, но с упорством пьяного мамонта. Склад «Цунами» встретил меня грохотом молотков, руганью и светом керосиновых фонарей. Охотники ночной смены, увидев меня, замерли. Их приветственные возгласы застряли в глотках. Они пялились на мой вид: мокрый, перекошенный от выпивки, в простой, помятой одежде.
— Шеф? — осторожно протянул Васька Кулак, откладывая в сторону здоровенный лом. Его артефактная рука нервно сжалась. — Ты как? Что-то случилось?
Я махнул рукой, стараясь держаться ровнее.
— Что случилось? — я хрипло рассмеялся. — Как что? Клан оформился! Рейд прошел успешно! Вот и отметил! Гулял, братцы! Гулял! А теперь… работа!
Я прошел мимо них, игнорируя недоуменные взгляды и шепотки. И тут увидел Ее. Орловская. Она сидела на ящике у импровизированного стола, заваленного бумагами, что-то яростно писала. Ее бледное лицо в свете фонаря казалось высеченным из мрамора. Увидев меня, она подняла голову. На губах заиграла привычная, надменная усмешка. Она открыла рот — наверняка, чтобы отпустить какую-нибудь колкость про мое состояние.
Я не дал ей сказать ни слова.
В три шага я преодолел расстояние, разделявшее нас. Моя рука молнией впилась в воротник ее мокрой блузы. Я дернул. Резко. Грубо. Она вскрикнула от неожиданности, потеряв равновесие, и сползла с ящика. Я потащил ее за собой к ближайшей двери — в какую-то подсобку.
— Эй! Шеф! Ты чего⁈ — подскакивая, заорал Васька мне в спину. Несколько других охотников тоже встали, насторожившись.
— Не ваше дело! — рявкнул я, не останавливаясь. Орловская пыталась вырваться, ее ноги скользили по грязному полу. — Нас с Валерией ждет серьезный разговор. Без свидетелей!
Я втолкнул ее в темную подсобку, заваленную тюками и инструментом, и захлопнул дверь, повернув ключ изнутри.
Я отпустил ее воротник. Орловская отшатнулась и спиной ударилась о стену. Она выпрямилась, отряхиваясь, как кошка, вылезшая из лужи. Глаза пылали чистым, неразбавленным гневом. Вместо страха пылала ярость. Это было хорошо.
— Ну и манеры, Бур… господин Козлов! — выдохнула она, голос дрожал от бешенства. — Тягаете женщин за шиворот, как мешки с картошкой? Или это новый метод управления кланом?
Она демонстративно плюхнулась на единственный стул у стола. Закинула длинные, красивые ноги на стол, перемазав сапогами какие-то бумаги. Ее поза кричала о вызове и презрении.
— Вы что-то хотели? — спросила она сладким, ядовитым тоном. — Или просто решили продемонстрировать свою… мужскую силу? В таком виде?
Я привалился спиной к закрытой двери, скрестив руки. Алкоголь туманил голову, но ярость придавала четкости.
— Я хотел напомнить тебе, кто ты, Орловская. — начал я тихо, но каждое слово падало, как камень. — Ты — дворянка. Дочь князя. Серебряная Охотница. Заместитель главы клана. Значит, и вести себя должна соответственно. А ты ведешь себя как мелкая, глупая девчонка на выданье!
Она фыркнула, пытаясь сохранить маску надменности, но я видел, как дрогнул ее острый подбородок.
— Что⁈ — затем вырвалось у нее.
— Ты слышала меня! — мой голос принял нотки нарастающего грома. — Ты распускаешь грязные слухи! Как последняя базарная сплетница! По-твоему я — бабник? Хам? Домогаюсь до тебя? Это твой уровень, Валерия? Ты думаешь, такими методами утопишь мою репутацию и поквитаешься со мной? Это низко… Даже для тебя!
Она резко скинула ноги со стола. Вскочила. Лицо загорелось румянцем.
— Как ты смеешь⁈ — закричала она. — Мне наплевать на твое внимание! Я — знатная охотница, а ты — выскочка! Самозванец! И я…
— И ты боишься Рябоволова! — перебил я ее, сделав шаг вперед. — Боишься, что он узнает, как ты срываешь его задания! Как ты тут ничего не сделала! Как вместо работы пошла сплетничать в «Изумруд»! Да, у меня повсюду уши, Валерия! И если ты еще раз откроешь свой ядовитый рот не по делу… — я подошел вплотную к столу, нависая над ней. — … если еще одна грязная капля слетит с твоего языка в мой адрес или в адрес клана… наши дороги разойдутся. Очень болезненно. Для тебя. Поняла меня⁈
Она замерла. Ее ярость не угасла, но смешалась с чем-то другим… со стыдом? С осознанием? Она смотрела на меня не отводя глаз. Завороженно? Нет. Словно впервые видела. Ее дыхание стало глубже.
Я выдержал паузу. Откинулся назад, упершись спиной в стену.
— Если вопросов нет, ты свободна. — сказал я холодно, указывая на дверь.
Она не двинулась с места. Не опустила взгляд. Ее губы дрогнули.
— Все-таки один вопрос… имеется. — прошептала она. Ее голос был странным — в него закралась не свойственная ей робость.
Прежде чем я успел понять, что происходит, она стремительно обогнула стол. Ее руки впились в мои плечи. Я инстинктивно напрягся, ожидая удара. Но вместо него…
Ее губы пожаром прикоснулись к моим. Горячие. Влажные. Настойчивые. Полные неистовой, безумной ярости и… чего-то еще. Страсти? Реванша? Отчаяния?
Я остолбенел. Алкоголь, ярость, усталость — все смешалось в голове. Я стоял как истукан, не в силах пошевелиться, не в силах оттолкнуть. Ее поцелуй был как удар током, оглушающим и парализующим.
Длилось это мгновение. Или вечность. Она оторвалась так же резко, как и начала. Ее глаза, широко раскрытые, были полны шока — от собственной дерзости. Она отпрянула на шаг. Потом на два. Потом развернулась и бросилась к двери. Вырвала ключ, повернула, распахнула дверь и выскочила в основной зал склада, как испуганная девчонка, спасающаяся от чудовища.
Я стоял посреди подсобки, касаясь пальцами губ, на которых еще горел отпечаток ее поцелуя. Вино, стыд, гнев на себя из-за Анны — все померкло перед этим диким, необъяснимым актом.
Воздух передо мной затрепетал. Николай материализовался прямо перед моим носом. Он парил в полуметре, его полупрозрачное лицо было искажено дикой смесью зависти, восхищения и полнейшего недоумения.
— Ну ты даешь, Соломон! — засмеялся он, его голос звенел эхом в тишине подсобки. — Вот это поворот! Анна вылила на тебя вино, а эта… ледяная валькирия… тебя поцеловала! Сколько девок красивых вокруг тебя крутится! И все — огонь! Завидую тебе, старик! Откровенно завидую! Ха-ха-ха!
Его смех прокатился по маленькой комнате, сливаясь с гулом дождя за стенами и грохотом ремонта на складе. Я продолжал стоять, прикасаясь к губам, и пытался осознать, что черт возьми только что произошло…
Глава 13
'Чем больше ты имеешь, тем с большей жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет.
Война у тебя рождается из побед.'
Александр Македонский.
Дождь за маленьким окном подсобки не кончался… он лишь сбавил ярость, превратившись в мерзкое, навязчивое бульканье по проржавевшим трубам водостока.
Я провел тыльной стороной ладони по губам — кожа горела, будто обожженная, хотя отпечаток поцелуя был теперь лишь в памяти.