Ухмылка сама собой расползлась по моему лицу. Слухи. Они делали свое дело. «Соломон Козлов». Имя нового босса ночного Петербурга, лидера «Гнева Солнца», того, кто стер Ваську Свинца и его империю в пыль, уже обжигало уши местной шпаны. Это было приятно. Очень приятно. Я поправил мешок на плече и зашагал дальше, к Причалу № 7. К новому дому.
Когда я добрался до места назначения, «Цунами» уже не походил на тот разваливающийся сарай, в который мы пришли пару дней назад. Прогресс был виден невооруженным глазом, даже сквозь ночную мглу и легкую морось.
Окна, еще недавно зиявшие дырами, были забиты прочными щитами или застеклены толстым, мутным стеклом. По периметру стен, там, где раньше был лишь хрупкий, рассыпающийся камень, теперь высились свежие деревянные леса — охотники и люди Песца возводили дополнительные укрепления. Более того, я почувствовал слабые, но отчетливые вибрации магии: кто-то умело вплетал чары прочности и упругости в свежую кладку. С земли поднимались каменные вертикальные опоры, формируя бастионы. На крыше маячили фигуры с тяжелыми винтовками и подзорными трубами. Сигнальные огни — магические шары холодного света — горели на каждом углу здания.
И самое главное — я ощутил тонкую, но прочную паутину защитных чар, окутавшую склад. Это были чувствительные щупальца магии, готовые взвыть тревогой при малейшей угрозе. Я четко ощущал ауру Орловской. Это все сделала она… Не поленилась. Умница!
Меня заметили еще у ворот. Послышались крики приветствия и радостный смех:
— Кланлидер! Соломон! — буркнул какой-то здоровяк и ударил себя кулаком в грудь.
— Босс пришел! — воскликнул один из братков Песца. — Глядите, какой у него тяжелый мешок! Очередная добыча?
— Господин Соломон! — обратился ко мне юный охотник. — Когда пойдем на демонов? Настоящих? Уже соскучились по делу!
Я кивал, хлопал по плечам протянутые руки, ухмылялся. Энергия места била ключом — грубая, живая, полная решимости. Не то что тлетворная сырость дворца.
— Скоро, братцы! — крикнул я в ответ на последний вопрос. — Скоро демонов будет как блох на бродячей собаке! Охотиться будем до упаду! Успеете навоеваться!
Ответом был довольный гул. Они поверили. Потому что я говорил абсолютную правду.
Вскоре ко мне подошла основная гвардия… Васька Кулак ухмылялся и протирал тряпочкой свою артефактную руку. Она блестела маслом. Вадим Петрович курил трубку и щеголял сегодня в лиловом бархатном сюртуке, — этакий франт в годах… Семен Мухтарыч же невозмутимо чистил ногти тонким стилетом и к чему-то принюхивался. К моему удивлению, рядом с ними стояли братья Юсуповы, Андрей и Василий. На князьях не было и следа барской спеси. Их рукава были закатаны, на лицах блестел пот и чернела сажа.
— Соломон! — бухнул Васька. — Может того? Пивка дернем? Только что бочку прикатили. Холодненькое!
— Это наш долг, Соломон! — отмахнулся Андрей, заметив мой удивленный взгляд. Василий лишь молча кивнул, вытирая пот со лба. — Песец своих людей гонит, мы — своих. Клан наш. Хотим быть полезны. И не только в драке.
Гордость? Чувство долга? Или просто трезвый расчет, что «Гнев Солнца» — их лучшая ставка? Впрочем, с их мотивами можно было разобраться позже. Главное — они были здесь и пахали. А это — уже ценность!
— Пиво? Звучит неплохо, — согласился я, чувствуя сухость во рту после долгой ходьбы. — Но сперва… мне кое-что нужно сделать. Одному. В полной тишине. В подсобке.
Они переглянулись. Понимающе. Никаких лишних вопросов. Вадим Петрович лишь подмигнул:
— Там, где сердечные дела решаются? Шучу, шучу! Иди, босс. Мы тут еще пару стенок до утра доведем.
Они развернулись и пошли прочь — Вадим что-то громко командовал каменщикам, Андрей что-то чертил пальцем в воздухе, вызывая слабое свечение земляных рун на свежей кладке. Василий молча понес тяжелую балку куда-то в сторону.
Я смотрел на них секунду, на эту кипящую стройку нашей будущей крепости, нашей силы, и почувствовал прилив той самой ярости Солнца — не разрушительной, а созидательной. Потом глубоко вздохнул и направился к двери в дальнем углу склада.
Через минуту я толкнул дверь. Внутри горела одна тусклая лампа — магический камень в жестяном абажуре. За столом, заваленным картами, списками, счетами, сидела Орловская. Она что-то яростно вычеркивала перьевой ручкой, лоб ее морщился, золотистые пряди волос выбивались из туго завязанного хвоста.
Услышав скрип двери, она вздрогнула и подняла голову. Наши глаза встретились. В ее голубых, всегда таких ясных и гневных, мелькнули паника и смущение, а затем тут же погасли, сменившись привычной сталью. Она резко вскочила, смахнув бумаги на пол.
— Я… закончила. Место свободно. — бросила она, делая шаг к двери, мимо меня.
Инстинктивно моя рука метнулась вперед, схватив ее за запястье. Крепко. Ее кожа была прохладной, пульс — частым, как у загнанной птицы.
— Постой, Валерия.
Она замерла, не вырываясь, но и не оборачиваясь. Напряжение висело между нами густым туманом.
— Ты тогда сказала, — напомнил я тихо, — что у тебя был вопрос. Ты получила на него ответ?
Она резко дернула руку. Мои пальцы разжались — не потому что она была сильнее, а потому что я позволил. Она наконец повернулась ко мне лицом. Глаза горели, но не гневом. Скорее… усталой решимостью. Горькой, как бельгийский шоколад…
— Да, — выдохнула она. — Получила. Но чувства… — она резко махнула рукой, будто отгоняя назойливую муху, — … будут только мешать делу. Можешь об этом больше не беспокоиться. Никогда.
Она выпрямилась, расправила плечи, снова превращаясь в командира «Гнева Солнца», а не в ту женщину, что в пылу ярости и отчаяния поцеловала меня здесь же.
— Задание по укреплению восточного крыла выполнено на восемьдесят процентов. Отчет будет готов завтра утром, — бросила она уже официальным тоном и вышла, не оглядываясь. Дверь захлопнулась.
Я остался один в тишине подсобки. Я глубоко вдохнул через нос и ощутил запах пыли, старого дерева и… едва уловимый, но теперь уже знакомый — ее запах. Морской ветер и сталь — именно так она пахла…
Я тяжело вздохнул, прислонившись к дверному косяку. «Чувства будут только мешать делу» — ее слова эхом отдались в моей собственной груди. Я поставил себя в такую же клетку. Отгородился от Анны холодным расчетом и политическим браком. От Орловской — ее же полезностью… Она хороший инструмент, не более.
Чувства — это роскошь, которую мы, солдаты грядущей бури, не можем себе позволить. И все равно… этот поцелуй. Эта дрожь в ее руке сейчас…
Загнать все это в склеп долга будет сложнее, чем убить Князя Бездны.
Я тряхнул головой и оттолкнулся от косяка. Хватит мыслей! Пора браться за дело!
Я запер дверь на массивный железный засов. Но знал, что этого будет недостаточно. Сосредоточившись, я вытянул руки вперед. Из моих ладоней, из кончиков пальцев, потекли тонкие, почти невидимые нити чистой силы — солнечно-золотистые, с вкраплениями янтарного гнева. Они сплетались в воздухе, образуя вокруг меня и стола прозрачный, мерцающий купол. Щит Молчания и Невмешательства. Ни звук не выйдет наружу. Ни чужое любопытство не проникнет внутрь. Дополнительно я швырнул горсть пыли в сторону двери, пробормотав древние слова запечатывания. Пыль вспыхнула и вплавилась в дерево, образовав сложный пентакль. Теперь даже Рябоволову с его опытом потребовалось бы время, чтобы войти внутрь. Про рядовых арканистов я и вовсе промолчу.
Рабочее пространство было подготовлено. Священное место для священного дела.
Я скинул мешок на пол. Достал ингредиенты, аккуратно разложив их на краю стола: склянка с маслом звездного тмина, густым и черным, как ночь, пахнущим дальними галактиками; ампула с Кровью Князя Бездны — темно-багровая, почти черная субстанция, клокотавшая злобной энергией даже сквозь стекло; три корня мандрагоры, древних, скрюченных, похожих на засушенных карликов, их тихий шепот отчаяния щекотал сознание; и, наконец, десять Алмазов Адаманта — идеальных, чистейших кристаллов, холодных и безжизненных, жаждущих наполниться силой.
Затем я снял с пальца простое золотое кольцо. Тот самый скромный ободок с гравировкой «Всё пройдет». Моя последняя нить к иллюзии простоты. Теперь оно станет оружием. Щитом. Крепостью. Тюрьмой. Как когда-то…
Я сел на пол в позу лотоса, положив кольцо перед собой на голые доски. Взял кусок мела, пропитанный собственной кровью и пылью алмазов Адаманта. Дыхание замедлилось, сердцебиение выровнялось, сливаясь с ритмом Вселенной. Мир сузился до точки — до кольца на полу.
Мел заскользил по дереву. Точка. Окружность. Пентаграмма внутри — не просто звезда, а сложная мандала, спираль, вобравшая в себя знание тысячелетий. Знания моего царства, моих битв, моих побед над духами и демонами. Каждая линия пылала внутренним светом по мере нанесения, впитывая кровь и намерение. Я вплетал в узор руны Солнца, Защиты, Поглощения, Пленения. Рисунок становился все сложнее, живым, пульсирующим.
Когда последняя черта была замкнута, мандала вспыхнула ослепительным золотым светом, на мгновение затмив лампу. Воздух загудел, как натянутая струна.
Я взял склянку с маслом звездного тмина. Перевернул ее вверх дном. Первая капля рухнула на пол. Затем еще капля. Масло растеклось по линиям мандалы, впитываясь в рисунок, заставляя свет пульсировать темнее, глубже, приобретая оттенок космической ночи. Затем настала очередь крови Князя Бездны. Я открыл ампулу. Зловоние гниющей бесконечности ударило в нос. Капля черно-багровой субстанции упала прямо в центр пентаграммы, на кольцо. Раздался шипящий звук, как от раскаленного железа. Кровь впитывалась в золото, оставляя темные, зловещие прожилки. Я добавил свою силу, чистую, солнечную, заставив демоническую энергию подчиниться, вплестись в структуру артефакта как элемент защиты, а не разрушения. Кольцо дрогнуло, стало теплым.
Потом я перешел к мандрагорам. Я взял первый корень. Древний крик отчаяния ударил мне в мозг. Я раздавил корень в руке, а затем сжег, превратив его в горький порошок. Посыпал им кольцо и мандалу. Пыль засветилась тусклым зеленым, зашипела, впитываясь. Это была жизненная сила земли, искаженная страданием, но сильная. Связь с материальным миром, якорь.