Против такой комбинированной атаки даже я бы не устоял. Во всяком случае, в той форме, в которой я находился.
Поэтому я даже не думал. Сработал инстинкт. Опора под ногами вздыбилась — не физически, а за счет чудовищного импульса силы, брошенного в землю. Я рванул вверх, как выпущенная из лука стрела, усиливая прыжок магией. Солнечный щит за спиной взвыл под ударами молний Луначарского, треснул, но выдержал. Камни площади подо мной взорвались там, где я стоял мгновение назад. Я влетел на покатую черепичную крышу трехэтажного особняка, некогда принадлежавшего какому-то богатому купцу, а теперь изрешеченную осколками. Черепица хрустнула под сапогами.
— Не убежишь! — прозвучал голос Луначарского снизу. Он не прыгнул. Он просто… растворился в воздухе и материализовался в пяти шагах от меня на гребне крыши. Элегантно, без единого лишнего движения. Рядом, тяжело пыхтя, вскарабкались по стене с помощью магии Верейские и десяток их самых верных гвардейцев и магов. Они растянулись по коньку, как стая хищных птиц.
Бой перенесся на новый уровень. Буквально. Крыши Москвы стали нашей ареной. Я отступал, парируя шашкой выпады гвардейцев, отстреливаясь револьвером, швыряя в наступающих сгустки солнечного огня, которые оставляли на черепице черные проплешины и сбрасывали вниз обожженные тела. Луначарский методично, без спешки, палил по мне из своей трости — то ледяными копьями, способными прошить толстый лист стали, то взрывами сгущенного воздуха, сотрясавшими всю конструкцию под ногами. Он экономил силы, изматывал меня. Верейские копили энергию для чего-то большего, их сомкнутые руки светились все ярче.
Я чувствовал, как иллюзия Брусилова дрожит, словно мыльный пузырь на ветру. Еще немного — и она лопнет, обнажив истинное лицо Императора перед врагом. А силы утекали, как вода сквозь пальцы. Солнечный щит над головой стал тоньше, прозрачнее. Очередной взрыв от трости Луначарского отшвырнул меня к самому краю крыши. Я едва удержался, чувствуя, как сердце колотится, будто бешеное, намереваясь выпрыгнуть из груди. Перед глазами поплыли темные пятна.
Именно в этот миг краем затуманенного взгляда я уловил движение. Быстрое, как тень и смутно знакомое. Человек в изодранном, но добротном кожаном обмундировании с серебряными заклепками взлетел на крышу неподалеку от меня, как будто под ним были воздушные ступеньки. Я сразу узнал эти золотистые волосы, собранные в хвост, пронзительно-голубые глаза, полные решимости и… раскаяния.
Игорь Железный Ветер. Легендарный охотник. Предатель Империи. А теперь… кто?
Он приземлился бесшумно в двух шагах от меня, прикрывая мой фланг. Его артефактный огненный клинок уже был в руке, лезвие мерцало багровым внутренним светом. Он глядел прямо перед собой и даже не оглянулся, но я почувствовал его кивок. Короткий, резкий. Полная готовность. Принятие боя. Принятие моей правоты…
Я кивнул в ответ, хотя он этого не видел. И принял его помощь. Без слов. В этой адской круговерти слов не требовалось.
Луначарский замер. Его бесстрастное лицо, наконец, исказила гримаса настоящей ярости и… изумления.
— Железный Ветер? — его голос, обычно ледяной, зазвенел презрительным металлом. — Неужели падальщик прилетел на запах крови? Или решил, что цепи Республики слишком тяжелы, и потянулся обратно к кормушке Империи? Жалкое зрелище. Ты предатель предателей.
Игорь не ответил. Он лишь улыбнулся. Улыбкой волка, загнанного в угол, но оскалившего клыки. Потом он шепнул. Шепот был тихим, но я услышал его сквозь грохот битвы, как будто он звучал у меня в голове. В нем была тяжесть вековой клятвы и горечь ее нарушения:
— Я снимаю с себя Обет… По защите Человека от своей силы… — Его голос дрогнул, но не сломался. — Пусть проклянут меня потомки-охотники… Пусть земля мне не будет пухом… Но сегодня… сегодня я буду убивать. Не демонов. А людей.
И он раскрылся.
Аура, которую он до сих пор сжимал, как стальную пружину, вырвалась наружу. Не просто сила Магистра. Это была мощь. Древняя, дикая, отточенная в тысячах схваток с нечеловеческим ужасом Запределья. Воздух вокруг него загустел, заискрился статикой. Его плащ взметнулся невидимым ветром. Глаза вспыхнули ослепительно-голубым светом, как два маленьких солнца. По силе чистого магического давления он не уступал Луначарскому. Был его зеркалом. Только зеркалом ярости, а не холодного расчета.
Он двинулся. Не шагнул — а просто исчез с места. Затем появился в самой гуще гвардейцев, прикрывавших фланг Луначарского. Его клинок — уже не просто артефакт, а продолжение воли — описал широкую багровую дугу. Это была волна чистой силы, сконцентрированного разрушения. Половина гвардейцев просто… испарилась за секунду. Не осталось даже пепла. Вторая половина была отброшена, как тряпичные куклы, с разорванной броней и вывернутыми костями. Маги-академики вскрикнули, пытаясь поднять щиты, но Игорь был уже рядом. Его свободная рука сжалась в кулак. Пространство перед ним схлопнулось, а потом рвануло наружу ударной волной сжатого воздуха и чистой энергии. Щиты магов треснули, как стекло. Их тела отшвырнуло через всю крышу вниз, на мостовую. За считанные секунды. За мгновения.
— Давайте, генерал! Покажем им мощь империи!
Голос Игоря, звенящий адреналином и предупреждением, вырвал меня из оцепенения. Я рванул взглядом туда, где стояли Верейские. Они как раз-таки не отвлекались на резню. Отец и дочь закончили мощное и хитрое плетение. Между их сомкнутыми руками пылал сгусток энергии невероятной концентрации — ослепительно-белый, с синевой молний по краям. Он пульсировал, рвался наружу, грозя разорвать их самих. Смертельное заклятие. Семейный арсенал. Разрушение на квантовом уровне.
— Умрите! — взревел князь Олег, его багровое лицо исказилось экстазом безумия и страха.
Я рванулся вперед, швыряя в них все, что было — последний сгусток солнечного пламени, шашку, усиленную остатком силы. Но Луначарский был уже там. Его трость описала круг, и перед Верейскими вспыхнул целый каскад переливающихся, многослойных барьеров — ледяных, силовых, искажающих. Мои удары разбились о них, как волны о скалу, лишь заставив барьеры дрогнуть, но не пасть. У меня не было времени! Не было сил пробить эту оборону!
Я опоздал…
Поэтому мне пришлось вцепиться в последние крохи Источника, в боль, в отчаяние, в ярость за Питер, за Николая, за всю эту несчастную Империю. Я выдохнул их все в один акт воли. Не для атаки. Для защиты. Передо мной, втягивая последние капли моей энергии, вырос не купол, а кристалл. Многослойный, сложный, переливающийся всеми оттенками янтаря и золота, как застывшее солнце. Солнечный Кристаллический Бастион. Моя последняя ставка.
Верейские выпустили заклятие.
Мир сузился до ослепительно-белой вспышки и оглушительного рева. Это было… растворение. Пространства. Света. Звука. Молниевый Столб Смерти, тонкий, как игла, но несущий в себе энергию маленькой звезды, ударил в мой кристалл.
Послышался длительный треск.
Не громкий. Но леденящий душу. Как будто трещала сама реальность. Мой кристалл — мое последнее детище, в которое я вложил все свои силы — выдержал удар. Но не смог погасить всю его чудовищную энергию. Он сработал как линза, как призма, перенаправив часть удара. Огромная сила, не поглощенная кристаллом, обрушилась на меня. Физически. Как молот гиганта.
Я не успел даже почесаться. Удар в грудь сбил дыхание. Я с помощью духа укрепил свое тело и почувствовал, как ребра трещат под натиском невидимой силы. Меня оторвало от крыши и понесло назад, как щепку в урагане. Пролом в стене особняка — кирпичная пыль, крики изнутри. Еще одна стена — удар в спину, белая вспышка боли. Еще… Я летел, пробивая перекрытия, как пушечное ядро. Дерево, штукатурка, кирпич — все смешалось в калейдоскопе боли и грохота. Потом — удар о что-то твердое. Землю? Тротуар?
В ушах зазвенело… Но… щит. Мой кристаллический бастион. Он выдержал. Он спас меня. Я был жив. Разбитый, выжатый, как лимон, с Источником, похожим на выжженную пустыню, но живой.
Я лежал на спине, в облаке кирпичной пыли, среди обломков какого-то сарая или пристройки. Сквозь дыру в стене, которую я проделал своим телом, виднелась узкая, заваленная баррикадами улица. И по ней, расчищая путь замороженными обломками и пристреливая прячущихся мятежников, шла она. В разорванном, запачканном сажей и кровью, но все еще синем мундире. С лицом, покрытым копотью и царапинами, но с ледяными глазами, горевшими яростью… Орловская. Моя Валькирия…
Она подошла, остановилась надо мной, заслонив пылающее небо Москвы. Ее револьверы дымились. В глазах читалось изумление — как я вообще остался жив в такой буре?
Я собрал последние силы, чтобы пошевелить губами. Улыбнулся. На вкус эта улыбка была, как кровь и пыль.
— Рад тебя видеть, красавица, — хрипнул я.
Девушка смотрела на меня, на развалины вокруг, на ад войны… Ее губы дрогнули. И ее голос, хриплый от дыма и команд, прозвучал с неподражаемой, ледяной сухостью:
— Неужели вы скучали по мне, Ваше Величество?
За ее спиной рванул снаряд. Где-то рухнула стена. Москва горела, и Питер горел. Но в этот миг, глядя в ее усталые, стальные глаза, я знал — мы все отвоюем и вернем.
Глава 13
«Никто в этом мире не может любить девушку больше, чем её отец».
Майкл Ратнадипак
Кровь, пыль, горелый камень и озон сожженной магии — вот чем пахло. Я лежал на спине в груде битого кирпича и щебня, бывшими когда-то стеной старинного дома. Сквозь зияющую дыру виднелась узкая московская улочка, заваленная баррикадами и трупами. Ад продолжался, его грохот настойчиво стучал в висках. Но над всем этим непоколебимо возвышалась Валерия.
— Поднимайтесь на ноги, Ваше Величество, — интонация в ее голосе стала нежнее, но не потеряла привычной колючей сухости. Она протянула руку. Кожа на ее костяшках была содрана. — Выглядите вы паршиво. Как последний рекрут после марш-броска с полной выкладкой. Хотя нет… Даже хуже.