— Валерия, — я повернулся к девушке. Она выпрямилась. — Отныне вы — мой личный координатор. Обеспечьте связь между кланом, криминалом, Тайным Отделом и дворцом. Знание города, контакты в Ордене — используйте все ресурсы.
— Слушаюсь, Ваше Величество! — улыбнулась красавица, и в ее глазах пробежали игривые искорки. Небось думала про себя, что целовалась в подсобке с самим императором! Женщины…
Но мирная, почти братская атмосфера была хрупкой, как первый лед. Ее разорвал грохот распахнутых дверей. В зал ворвался гвардеец. Вестовой. Весь в грязи, пыли. Лицо перекошено от усталости и ужаса. Он споткнулся, упал на колени передо мной, едва переведя дух.
— Ваше… Ваше Величество! — его голос сорвался на визг. — Срочная… депеша! Из Смоленска… Москва… Восстание! Кремль… Кремль пал! Силы Верейских и ЛИР… Черные знамена! Казни… на площадях! Говорят… княжна Верейская… лично… — Парень задыхался.
Воздух сгустился, стал тяжелым, как свинец. Даже дыхание замерло. Все взгляды впились в меня. Песец выругался сквозь зубы. Вадим замер. Мухтарыч зашипел: «Чуял… пахнет бедой…». Васька сжал кулак. Орловская побледнела. Рябоволов остался внешне спокоен, но его протез чуть дрогнул.
Я шагнул к вестовому, вырвал из его дрожащих рук грязный, помятый конверт с черной сургучной печатью. Разорвал. Пробежал глазами лаконичные, леденящие кровь строки: «Москва пала. Кремль взят. Верейские и ЛИР провозгласили 'Народное Правительство».
Ярость. Холодная и ясная, она заполнила меня. Я поднял голову. Мои янтарные глаза, пылающие нечеловеческим огнем, обожгли зал. Весь мой облик переменился. Из «своего парня» Соломона я вновь стал Абсолютным Монархом. Сталь. Воля. Решимость.
— Пора вводить чрезвычайное положение. — мой голос, низкий и режущий, как скрежет стали, заполнил пространство. — Полная мобилизация всех сил Империи. Я немедленно подпишу указ о подавлении мятежа силой. — затем я повернулся к Рябоволову. — Магистр. Активируйте всю сеть Тайного Отдела. Нужны имена заговорщиков, их связи, планы, слабые места. Абсолютно всё!
Я подошел к высокому окну, выходящему на восток. Туда, где лежала Москва — город, испивший первую кровь гражданской войны. В отражении в стекле на меня смотрело лицо непреклонного владыки. Я понимал, что Петербург тоже в зоне риска. Щупальца революции, наверняка, уже были и здесь. В самом сердце моей новой опоры. Война началась. И второй удар мог прийти с самой неожиданной стороны.
Глава 4
«Запомните, мессир епископ, пропаганда требует упрощений. Важно сказать нечто очень грубое и многократно повторять сказанное — так создается истина.»
Жан Ануй
Солнечный свет, который пробивался сквозь витраж с двуглавым орлом, сейчас казался мне обычной насмешкой. Он ложился золотыми пятнами на мрамор Тронного зала, превращенного в арену для информационной войны.
Я стоял у высокого дубового пюпитра. Передо мной высился лес репортерских цилиндров, блистали объективы магических фотокамер, шелестели блокноты. Запах пота, пудры и нервозности висел в воздухе густым туманом.
«Голос Вселенной послал меня сюда не только для балов и сражений, — подумал я, ощущая холодную тяжесть своего Кольца на пальце. — А еще и для вот этого. Для битвы слов, где каждое — пуля. Где каждый слог должен служить одной цели… Ведь так или иначе всегда побеждает культ…»
— Подданные Империи, — начал я, и мой голос, усиленный простым акустическим заклинанием, заполнил зал, вытесняя шепот. Он звучал как голос человека, несущего тяжкое бремя. Тяжелый, ровный, с металлом в глубине. — Наверняка, вы уже в курсе, что из Москвы льются потоки лжи, замешанной на крови невинных. Знайте! Л. И. Р. — не освободители! Они — палачи, одевшие маску справедливости на лицо! На лицо, испачканное жаждой власти и хаоса!
Я видел, как вздрагивали некоторые репортеры. Слухи о моих пламенеющих глазах и победе над Химерой молнией разлетелись по всей стране. Меня считали демоном в человеческом обличье, узурпировавшем трон. Чистки в армии и в государственном аппарате вызвали ропот перемен и кратно увеличили число недовольных. Последние с удовольствием поддерживали слух о моем личном участии в быстрой смерти Регентши. Как ни крути, а несколько сражений на информационном поле я уже проиграл. Но никогда не поздно было взять реванш. Чтобы борьба продолжалась, всегда нужны две стороны. Два мнения…
— Все именно так, — продолжил я, намеренно делая паузу, позволяя тишине стать гнетущей. — Но я развею ваши сомнения! Сила, данная мне свыше, вполне реальна. Эти… — я слегка прикоснулся пальцем к виску, где пульсировала легкая усталость от последних дней. — «горящие очи», как их называют трусы из Москвы, — не дар Ада. Это дар Небес. Дар, вверенный мне для ОДНОЙ цели: защитить Российскую Империю от истинного врага. От Скверны, что разъедает наш мир изнутри и снаружи. От демонов, чьи щупальца уже сжимают горло наших городов! Мои родители и мой брат погибли от лап адских тварей. Я, как и многие из вас, потерял самое дорогое и сокровенное в этой борьбе! И любые бунты и недовольства — не что иное, как пособничество врагу человеческого рода!
Ропот пробежал по залу. Кто-то перекрестился. Кто-то нервно заерзал.
— ЛИР сеет страх и смерть. Они казнят верных сынов Отечества на Соборной площади, как какой-то скот! Они называют это «революционной справедливостью»? Это — варварство! И зверство! — Голос мой набрал силу, зазвенел сталью. — И пока они играют в цареубийц и передел мира, настоящая чума — демоническая Скверна — набирает силу в тени их безумия! Они не борются за народ. Они открывают ворота в самую глубокую Бездну!
Я выпрямился, вбирая в себя весь свет зала, весь страх и надежду, витавшие в воздухе.
— Моя власть дана мне не для личного величия! Она — щит. Щит для каждого поданного Империи, для каждого крестьянина, рабочего, купца, дворянина, кто честно трудится под нашим небом! Более того, я уже отменил часть преступных указов покойной регентши, направленных на обнищание уязвимых слоев. Больше никто в моей державе не будет голодать! Больше никто не будет наказан без суда и следствия! Я гарантирую вам большие реформы, которые приведут наш народ к счастью и процветанию! Если я в течение трех лет не выполню свое обещание, я самолично передам власть народу и публично пущу себе пулю в лоб!
Яркое полотно шока опустилось на зал. Кто-то ахнул, кто-то присвистнул… Нашлись и те, кто скептически пожал плечами.
Лукавил ли я, произнося эти слова? Нет… Без сильной державы и ее ресурсов я никак не смогу совладать с темной энтропией. Даже при очень большой удаче. Поэтому застрелиться при провале — будет вполне логичным способом прекратить этот фарс… Но в этих словах была и другая сила… Сила сенсации и обещания. Ведь ничто так не усыпляет народ, как ожидание зрелища и невыполнимые обеты царей…
Тем временем я продолжал:
— Но также я хочу объявить, что все пострадавшие от мятежа ЛИР в Москве и в других городах получат компенсацию из личной императорской казны! Все воины, павшие в борьбе с этой заразой, будут почтены как герои! Порядок будет восстановлен силой! Законность — восторжествует. Я клянусь вам в этом перед Богом! Мое слово!
Я ударил кулаком по пюпитру. Звук гулко отозвался в наступившей тишине.
— Российская империя выстоит. Все мы! Выстоим! Потому что наша сила — в Правде. В Единстве. И в готовности встретить ЛЮБОГО врага — будь то мятежник с либеральным лозунгом на устах, иноземец или Князь Бездны с клинком из чистой тьмы!
Тишина взорвалась аплодисментами. Искренними. Неискренними. Какая разница? Главное — они прозвучали. Слова были брошены. Зерна сомнения в пропаганду ЛИР были посеяны. Теперь пусть прорастают.
Пока эхо моих слов еще витало в питерском эфире, из Москвы, словно ядовитая струя из нарыва, хлынул ответ. Голос Арсения Луначарского, холодный, отточенный, как скальпель, резал эфирные волны, добираясь до каждого радиоприемника, до каждой газеты, купленной ЛИР.
— Граждане России! — начал он, и в этом обращении уже не было места «Империи». — Слушайте не сладкие речи узурпатора, восседающего на питерском троне, орошенном кровью верных сынов Отечества! А слушайте голос Разума! Голос Свободы!
Его тон был спокоен, почти академичен, но в каждой интонации блестело лезвие.
— Вы думаете, перед вами сегодня выступал Николай Соболев? Нет! Перед вами звучал голос пьяницы и забулдыги, бывшей марионетки Меньшиковых! А ныне он и вовсе нечто иное. Монстр в человеческом облике! Вы видели его глаза? Эти горящие угли Ада? Это — не «дар Небес», как он лживо вещает! Это — знак договора с силами Тьмы! Знак демонической сущности, прикрывшейся именем уже погибшего императора! Истинное зло часто скрывается за маской добропорядочности!
Луначарский сделал паузу, будто давая слушателям прочувствовать весь ужас ситуации.
— Он говорит о «законности»? О какой законности может идти речь, когда сам трон захвачен обманным путем? Когда Регентский Совет разогнан силой? Когда верные защитники старого, прогнившего порядка брошены в тюрьмы или сосланы без суда? Что до казней на Соборной, которые мы устроили… Добро должно быть с кулаками! И никак иначе. Этим поступком мы доказали нашу решимость! Высшие цели требуют великих жертв. Это — справедливое возмездие палачам и душителям свободы! Это — цена, которую всегда платит тирания перед лицом пробудившегося Народа!
Голос лидера восставших зазвенел праведным тщательно выверенным гневом:
— Он клянется бороться со Скверной? Это наглая ложь! Он сам — олицетворение Скверны! Его солнечная, светлая стихия — фикция, прикрывающая жажду абсолютной власти, добытой через союз с Пеклом! Либеральная Истинная Россия борется не с призраками, а с реальным злом — с коронованной тиранией, с прогнившей аристократией, с системой, пьющей последние соки из народа!
Тут он перешел к обещаниям, голос стал почти мессианским:
— Мы несем не хаос, лишь — Освобождение! Землю дадим тем, кто ее обрабатывает! Волю вручим тем, кто ее заслужил трудом! Даруем права всем гражданам, независимо от рода и звания! Мы строим не Империю страха, а Республику Разума и Справедливости! Где власть принадлежит народу, а не коронованному демону с горящими очами!