достатков, то тут ситуация входила в разряд непоправимых, и виноваты в том были исключительно Омни.
Их законы запрещали людям применять любые импланты, даже сугубо биологические, не снабженные механикой, так что рубцы, шрамы и увечья являлись знаками пожизненными.
Джордан действительно был стар. Герман не знал, сколько ему лет, а сам отец никогда не заговаривал на тему прошлого.
Он являлся генетическим донором для двух десятков зрелых воинов, которые к этому времени уже успели заслужить право на клонирование, – кто-то ценой собственной жизни, а кто-то и нет. Герман был самым молодым из генетических наследников лежавшего на широкой кровати у сводчатого окна человека.
– Привет, Герман… – негромко произнес Джордан. – Я видел, как садился корабль Омни. Что за пакость затеяли серокожие?
– Не пакость, отец, – ответил Герман, по привычке присаживаясь на край широкой кровати. – На этот раз – не пакость…
Он коротко изложил Джордану суть своего разговора с Го.
Старик сухо откашлялся. В последнее время его здорово мучила боль в груди.
– Что ж… – согласился он. – Еще один человек – это много. – Взгляд Джордана внезапно утратил свой блеск, единственный глаз потемнел, став мутным. Некоторое время Джордан о чем-то тяжело размышлял, а затем, вздохнув, добавил: – Ты мой лучший наследник… Последнее, что я успел сделать в этой жизни, – это получить право на твое рождение и воспитать нового предводителя для нашей общины. Ты должен понять – Го только кажется щедрым. – Взгляд старика стал колючим и жестким. – Он запомнил тебя во время битв с квазианцами. Ты, по его мнению, слишком умен и смел, чтобы жить. Поэтому он привез младенцев и клонировал Ашанга. Он надеется, что ты погибнешь, а дипломатическая суета с «друзьями с Рогрика» – это все чушь и блеф. Когда начало вашей схватки?
– Завтра утром.
Джордан посмотрел в окно, больше похожее на узкую, застекленную бойницу, и вдруг тихо, по-отечески произнес:
– Постарайся не оправдать его надежд, Герман.
Глава 2
Утро нового дня пришло под аккомпанемент тонкого, печального посвиста древесных червей.
Герман не знал, насколько должен быть чужд человеческому сознанию этот звук. Он никогда не слышал щебета птиц, и его слух привык именно к таким проявлениям природной жизни.
В комнате, где он жил, спартанская обстановка, традиционная для всех помещений небольшого города-крепости, нарушалась присутствием нескольких артефактов, свято хранимых из поколения в поколение.
Ими были обугленные, местами покореженные страницы из пластбумаги, явно собранные не из одного издания, а из разных, никак не относящихся друг к другу книг, часть разрушенного компьютера, который мертво взирал со стола выбитой глазницей своего монитора, да еще лежавшая особняком, на специальной подставке, тронутая огнем и временем стереофотография светловолосого существа с человеческими чертами лица.
Герман не знал, кем был этот человек.
Его имя оставалось загадкой, а черты лица, тонкие, хрупкие, казались совершенно нереальными в обрамлении длинных светлых волос.
Джордан, передавший эти реликвии Герману, когда тот в период войны с квазианцами возглавил редеющую в боях человеческую общину, упорно молчал о происхождении данного снимка. Однажды Герман попробовал завести разговор на эту тему, но старик оборвал его, пояснив, что ответит на все вопросы лишь в тот миг, когда жизнь начнет покидать его.
Герман тогда спросил: «Почему»?
Джордан лишь посмотрел на него с неизбывной, смертной тоской во взгляде и ответил:
– Существуют знания, несовместимые с понятием «жизнь». Эта ноша из тех, что становится лишь тяжелее, когда разделишь ее поровну, на всех.
Ограничившись таким туманным, совершенно непонятным Герману объяснением, старик замолчал и больше не возвращался к данной теме.
Молодому воину пришлось смириться.
Он уже привык к присутствию этого снимка. Просыпаясь утром, прежде чем дать повседневным заботам упасть на плечи тяжким грузом ответственности, он позволял своему разуму несколько секунд общения с этим странным существом.
Вот и сегодня, проснувшись, он встал, но, прежде чем подойти к аккуратно приготовленному накануне снаряжению, Герман на секунду задержался у своеобразного алтаря, взглянув на тонкие черты лица, словно мысленно просил:
«Будь сегодня со мной… Пусть этот взгляд не станет нашей последней встречей…»
Посмотрел и отвернулся, будто захлопнул дверь, затворив свой разум от тех эмоций, что пытались вторгнуться извне.
День наступал слишком ответственный, чтобы думать о чем бы то ни было, кроме предстоящей схватки с Ашангом.
Мысль о ненавистном насекомоподобном существе наполнила разум мутной, замешанной на нехороших, злых чувствах тревогой.
Ашанги являлись бойцовским вариантом расы форкарсиан, то есть особями, генетически ориентированными исключительно на войну. Ашанга можно было ненавидеть, но нельзя было недооценивать или презирать как противника. Любой из них был равен человеку по своей ловкости, сообразительности и умению сражаться. Техникой они тоже управляли не хуже, чем любой из человеческих воинов. Наверное, поэтому столкновение двух абсолютно чуждых друг другу рас и привело к их полному взаимоистреблению.
Если бы не мудрые Омни, которые, обладая технологией клонирования, не погнушались собрать некоторые уцелевшие в космосе останки, то раса людей навсегда бы канула в Лету, оставив в память о себе лишь несколько обугленных планет.
Разумеется, Омни вырастили первых человеческих клонов не без собственных, далеко идущих замыслов. Империя серокожих существ раскинулась в огромном объеме пространства, вмещающем в себя десятки тысяч звездных миров, но далеко не все расы, самостоятельно развившиеся на отдельно взятых планетах, мирились с господством Омни.
Люди потребовались серокожим хозяевам космоса для ведения локальных войн. Омни никогда не воевали сами и никогда никого не убивали своими руками. Они правили космосом милосердно и мудро. Но иногда, в особо тяжелых случаях, как, например, в истории с квазианцами, им все же приходилось идти на крайние меры.
Именно для таких случаев и существовали люди. Закон Омни, выработанный для общины людей, гласил:
«Колония не может быть представлена числом особей более трехсот. Доставка новых клонов возможна лишь в том случае, если кто-то из общины погибает, исполняя Долг Чести».
Долг Чести – это было понятие, внедренное самими Омни. Данное словосочетание обозначало беспрекословное служение серокожим хозяевам космоса в признательность за то, что они реанимировали само понятие «человек».
…Герман, занятый сборами, сейчас не особенно задумывался над этим. Он вырос здесь, на Джорге, дикой, полной опасностей, совершенно не освоенной ранее планете, куда Омни поселили общину людей. Он привык служить серокожим существам, хотя и недолюбливал их за надменность. Он с детства слышал о Долге Чести и был по-настоящему предан этому понятию. Лучшей наградой за его жизнь являлся тот лишний ребенок, которого привез с собой Го.
В том случае, если Герман выиграет схватку с Ашангом, колония людей на Джорге будет состоять уже из трехсот одного человека.
Он страстно желал именно этого – победить ненавистное разумное насекомое и выиграть неслыханный приз – еще одну человеческую жизнь.
…Бросив мимолетный взгляд на стереоснимок, Герман прошел в противоположный угол комнаты, где в специальном шкафу хранился еще один из немногочисленных, но свято чтимых артефактов.
Это был боевой скафандр с полустертой, уже плохо читаемой маркировкой на металлопластиковом ободе забрала гермошлема:
«Подольский завод космотехнического оборудования. Сделано на Земле».
Все, что относилось к разряду военной и космической техники, являлось для человеческой общины запретом, наложенным Омни. Оборудование и технику, необходимые для ведения боевых действий в той или иной области космического пространства, им обычно привозили на орбиты Джорга, куда воинов-людей поднимали челночные корабли серокожих существ.
Этот боевой скафандр являлся единственным исключением из правила, да и то, наверное, лишь потому, что был старым, лишенным какого бы то ни было вооружения, а символы для представителей расы Омни не имели никакого значения и воспринимались ими буквально, как это виделось глазу: похожий на знамя родовой вымпел – вышитая тряпка, старый скафандр с полустертой надписью по ободу забрала – безопасный хлам, которому давно пора в утиль…
Никто из серокожих существ не понимал, что старый, действительно выработавший свой гарантийный ресурс скафандр был более чем опасен.
Эта надпись, особенно последние два, уже едва читающихся слова «Сделано на Земле», были сильнее, чем любое оружие.
Они являлись одновременно и памятью, и символом, и катализатором той неосознанной тоски, неудовлетворенности, которую рано или поздно начинал испытывать любой выращенный в банке инкубатора человеческий клон.
Они, рожденные в глубоком космосе, не могли забыть о Земле.
…Герман разделся донага, затем натянул на себя плотный костюм из облегающей тело теплой ткани, наружный слой которой был ворсистым и шероховатым. Протянув руку, он достал бронежилет, и металлокевлар так же мягко обволок его спину, грудь и плечи, присосавшись своей подложкой к ворсистой поверхности надетого на голое тело костюма.
Старый скафандр тихо взвизгнул встроенными приводами активации, когда Герман подошел к нему и коснулся сенсора на внутреннем ободе откинутого вверх забрала гермошлема.
Через несколько минут на ступенях широкой лестницы, ведущей от ворот замка к той площадке, куда садились корабли Омни, показалась фигура в камуфлированном серо-зелено-коричневыми пятнами боевом скафандре.
На несколько секунд задержавшись у ворот, Герман пошел вниз по широким, высеченным в камне ступеням навстречу Го, который у подножия своего корабля что-то пояснял застывшим подле него квазианцам.