чки на кругляке сруба.
Иван Иванович Ганшин вообще очень колоритная личность, он словно сошел с экранов черно-белых советских фильмов про поднятие целины и комсомольские стройки, широкие льняные штаны-тарасики, белая рубаха и соломенная шляпа в цвет бородке и усикам как у Айболита. Он хоть и выглядит несколько комично, но мужик серьезный, рассудительный да и положа руку на сердце, очень от него сквозило кулацкой натурой, правда, если можно так сказать – в хорошем смысле. Одним словом он был хозяйственник и хозяин, и раз уж смог удержать попавшее в руки после Волны добро в виде развалившегося колхоза, трех десятков дворов и прочего имущества, то имел полное моральное право требовать от нас, как от стратегических партнеров и союзников, уважения как минимум…
– Иван Иванович, не буду ходить кругами, – я решил не тянуть кота за причинное место, так дел еще вагон и маленькая тележка, – прибыли мы к вам, чтобы вернуться к разговору о старом аэродроме и собственно технике на нем.
– Я это уже понял, Сергей Николаевич, что ж пора этот вопрос, так или иначе, решить.
– Я хочу, чтобы вы понимали, я не собираюсь на вас ни давить, ни уговаривать, поэтому спрашиваю – вы готовы к конструктивному диалогу на эту тему?
– Готов, но… – Ганшин похлопал по карманам, достал портсигар и закурил, – вы наверное в курсе о тех сообщениях что передают из Забайкальского военного округа?
– В курсе, – я кивнул и обратил внимание, как поморщился один из летчиков, – но я думаю, что вы прагматичный человек, реалист и не должны строить иллюзий на счет великого единения!
– Вот! – Ганшин даже оживился, – я и не строю никаких иллюзий и прекрасно понимаю, к чему ведет этот… эм… Ларионов.
– Что ж, я вас услышал, и так, у нас есть предложение о совместном использовании авиапарка…
– В его наличии и работоспособности еще надо убедиться, – хмыкнув, встрял в разговор Вячеслав Николаевич.
– Мы даже завели один АН-2, тот который с модернизации, он на девяносто втором бензине летал оказывается, – не без гордости заявил Ганшин, – механику только нашему без малого восемьдесят, но дед бодрый и маразмом не страдает, разве что ревматизм…
– Даже так? – Вячеслав Николаевич в удивлении поднял брови.
– Да, завели да заглушили… – Ганшин прокашлялся, словно готовясь к некой пламенной речи, – предлагайте, Сергей Николаевич, ваши варианты, я готов к диалогу.
– Я полезных перспектив, никогда не супротив, – прокомментировал начальный результат переговоров цитатой Филатова Иваныч и, улыбаясь, раскурил трубку.
– Что ж, у меня предложение простое, у нас пилоты, один из которых и механиком вполне сможет, у вас авиапарк, определим задачи и используем, но сразу оговорюсь, у нас, а в перспективе и у вас, возникла некоторая проблема с безопасностью, и было бы хорошо сначала отработать по задачам, которые поставлю я.
– Знаете, Сергей Гиколаевич, у нашего колхоза и задач то никаких нет для этого авиапарка, – улыбнулся Ганшин, – ищите топливо, заправляйте, обслуживайте, летайте, но есть одно условие.
– Какое? – немало удивился я такой покладистости.
– Ваши летчики живут здесь, авиапарк базируется только здесь и охрану аэродрома вы берете на себя.
– В целом я не против ваших условий, но вот с охраной извините, свободного личного состава нет, от слова совсем, так что охрана это с вас, если есть проблема с вооружением – поможем.
Из-за сопки донесся продолжительный гудок, что-то зашипело и пару раз гулко звякнуло…
– Это на угольном разрезе, тут ведь недалеко, за хребтом, – сказал Ганшин, – ваш паровоз приехал на загрузку. А там, не найдется людей для охраны?
– Не могу сказать, мы снимали оттуда бойцов, – ответил я и посмотрел на Юру, тот показал мне два пальца, потом глядя в потолок подумал пару секунд и показал три пальца, – троих сможем выделить!
– Вот и хорошо, – потер ладони Ганшин.
– Но от вас все равно, нужно еще как минимум трое, чтобы нормально организовать охрану.
– Есть у меня на примете несколько вольноопределяющихся, – хмыкнул Ганшин, – с оружием, вы сказали, поможете?
– Да.
– Тогда решим!
И закрутилось… во-первых стали готовится к внеплановой экспедиции к сектантам, точнее к месту, где обнаружен плавучий госпиталь. У меня аж челюсти сводило, от понимания, сколько всего можно вытащить с этого «Клондайка», и сбудется мечта идиота – на Сахарном будет полноценная клиника, с возможностью предоставления медицинских услуг, в том числе, на экспорт! Это, говоря сухим языком – поступления в бюджет, рабочие места и значительное повышения социального уровня! Эх, мечты, мечты… Во-Вторых, для обеспечения охраны аэродрома, был сформирован сводный караульный взвод, продуктовое и вещевой довольствие обеспечил колхоз, а я, как и обещал, выделил оружие, боеприпасы, один «Утес» из арсенала «Кумача» и спецсредства, как то ПНВ и одну СВД с оптикой. В-третьих, желание исполнить «алаверды по полной» нашим образовавшимся недругам в виде торговцев оружием, не давало мне покоя. Поэтому летунам была поставлена первоочередная задача – разведка территории по маршруту погибших разведчиков. За неимением кальки, наша рабочая карта была перенесена трудами Вячеслава Николаевича на какую-то полупрозрачную пленку, найденную у колхозников, но получилось очень даже неплохо, в придачу на копии карты появились какие-то штурманские пометки, понятные одним лишь летунам.
Через два дня жуткой суеты, мы наконец устроили совещание, на котором была сформирована экспедиционная группа, а также поставлена задача экипажу «Кумача». В группу кроме меня Иваныча и Юры, куда же я без него, вошли трое наших морпехов, один моторист и два матроса из боцманской команды. Василий обеспечил нас «дальней» связью, а Володя сформировал сухпайки. Боцману же Иваныч поставил отдельную задачу – дождаться возвращения плашкоута, загрузка его оставшимся на «Кумаче» вооружением, а также перевооружение самого «Кумача». Вместо «корда» в капонире над ходовой рубкой предстояло установить «ЗУ-шку», а на ют, где есть возможность вести огонь в секторе сто восемьдесят градусов, установить «Рапиру»… вот так сурово… «Да Серый, цацки кончились» – сказал мне Иваныч, когда предложил план перевооружения «Кумача», с чем я и не спорил. Дальше «Кумачу» было предписано следовать в Лесной, где встретиться с плотом отца Андрея, на борту которого будет и Макарыч, и ждать радиограммы от нашей экспедиционной группы.
Затем на Сахарный и на Железку были отправлены радиограммы с дополнительными вводными, в одну из которых я сделал «приписку», адресованную лично Светлане с сообщением, что я жив-здоров и с приветами для домочадцев. Уже затемно, в который раз с Юрой проверили снаряжение и я, изрядно уставший и освобожденный капитаном от вахты, отбился… вставать завтра с рассветом.
Глава четвертая
Буксир «Проворный» лег в дрейф у дельты реки, которая не отмечена ни на одной карте прежнего мира, а так как новые пародии на карты особо доверия не внушают, то и соваться, пусть и в достаточно широкое русло в темноте дядя Вова не решился. Монохромный FURUNO пискнул, сообщая, что прямо по курсу, со скоростью в пять узлов двигается некая посудина, расстояние двадцать кабельтов. Дядя Вова пригнулся и высунул голову в иллюминатор, чтобы убедиться, что ходовые огни исправны и горят.
– Ладно, сами отвернем, если что, – пробубнил капитан и подал тройной гудок, дабы оповестить команду что «Проворный» достиг предельной точки автономности похода. До рассвета осталось совсем недолго, а пока можно накрутить хвоста Ринату, чтобы занялся сливом солярки из бочек в топливные баки, а всем остальным пора завтракать и в первую очередь капитану.
– Илья! – Дядя Вова проговорил в микрофон громкой связи, – завтрак бери и поднимайся на мостик, да смотри, там по курсу какая-то лохань.
– Понял, – из динамика донесся в ответ низкий голос старпома.
Дождавшись старшего помощника, капитан покинул ходовой мостик и потягиваясь, прошел вдоль борта, где присев на корточки у люка на баке громко сказал:
– Костя, вы если завтракать собираетесь, то давай, дуй за кипятком на камбуз, отдельно для вас никто титан топить не будет… слыш?
– Да слышу, дядя Вова, спасибо, иду, – донеслось из темной утробы трюма, где было небольшое помещение боцманской мастерской, а на время перехода, оно выполняло роль пассажирского кубрика.
Рассвело. Экипаж, позавтракав и выполнив все распоряжения капитана, выстроился вдоль правого борта и осматривал высокие скалистые берега по обе стороны дельты реки. Высохший хвойник давно уступил место буйной зеленой и вьющейся растительности, на камнях мыса нависающего над тихим, скорее даже ленивым прибоем, кричали чайки, а на верхушке самого мыса возвышался деревянный крест.
– Похоже, это уже что-то свежее, – капитан передал бинокль Михаилу.
– Да, – согласился глава артели и перевел взгляд на реку, – о, да там сворный знак что ли?
– Где?
– Да вон же! – отдав бинокль капитану, Михаил показал рукой.
– Верно, какое-то подобие сворного знака…
Дядя Вова развернулся в сторону открытого моря и присмотрелся к тому, что отражалось на РЛС.
– Вот же, голь на выдумки хитра! – аж крякнул капитан.
К «Проворному», сбавив ход приближался… сарай! Нет, на первый взгляд это возможно и покажется длинным плавучим сараем, но это был самоходный плот длиной двадцать пять и шириной семь метров. Надежно срубленный плот был окован по периметру стальной полосой, с которой свисали кранцы из каната, да и поперек палубы можно было разглядеть кое-какой каркас из металлического уголка. Между леерами, с претензией на работу краснодеревщика и неким помещением с окошками и перекрытым кусками брезента, был проход не шире полуметра, из окошек с любопытством выглядывали пассажиры, те, что уже не спали. На корме, над палубой метрах в трех возвышалось некое сооружение, выполняющее роль рубки вверху и машинного внизу, откуда доносилось ровное тарахтение дизеля. Также на палубе виднелись какие-то тюки, ящики и бочки. Экипаж этого водоплавающего чуда состоял из трех человек – капитана, моториста и, похоже, охранника. Если судить по РПК, который сжимал в руках крепкого сложения босой парень камуфляжных брюках, тельняшке и черном берете, но вид у него, да впрочем и у всего экипажа, был вполне дружелюбный.