– Главное самобичеванием не занимайся, ты все правильно сделал, просто современные реалии и неписаные законы нового мира внесли свои коррективы.
– Да уж… Для тебя, Макарыч, дело будет… первоочередное, займись плотно, как ее… эм… агентурной разведкой по анклавам и начинай прорабатывать, как ты называешь, оперативные планы, по поводу Новой Земли. Не знаю, с Асланом, с Луневскими контакты налаживай, но надо пресекать этот кильдым. Судя по радиоперехватам и периодическим истерикам по поводу налетов в пределах архипелага, новые пираты оборзели. Это наши земли, наши воды, мы там живем! Гадить нам под носом не позволю!
– Вот, это другой разговор, – Макарыч чуть заметно улыбнулся, и подставляя кружку добавил, – давай-ка налей кипяточку…
К полудню «Кумач» встал на рейде в километре от берега, на траверзе от поселка и я поручил Макарычу и Данилову заняться переселенцами, их доставкой на корабль и размещением. Вся наша группа, за исключением нескольких дозорных, которые углубились в лес по линии берега, также перебралась на борт «Кумача» посредством санитарного катера. К слову хороший катер, Макарыч на него уже глаз положил, отремонтировать, вооружить и сделать патрульным катером береговой охраны… дожили, теперь нам нужна и такая служба. Я не возражал, разве что Иваныч побурчал немного, но потом все же согласился с доводами безопасника.
В ожидании команды кока «экипажу ужинать», я сидел в каюте, рассматривая карту, где был отмечен приблизительный маршрут погибших разведчиков. Белых пятен хватало, точнее в тех местах после Волны, где наших сталкеров не было, да и от кого-либо мы тоже не получали топографической информации. После разговора с Макарычем я засунул подальше гордость, обиды… разве что чувство вины точило порядком. Однако посылать по маршруту самолет, как только представится возможность, я не передумал. Нужны были карты, нужна была информация по затопленным и не тронутым Волной населенным пунктам, пусть их там и по пальцам пересчитать. К слову о таежных поселках… разные у них судьбы, а уж какие интересные судьбы у людей которые в них проживали. Забавную историю мне как-то рассказал Михалыч, когда я засиделся с семейством у них на хуторе. Баба Поля со Светланой и детьми были в доме, а мы с Михалычем, уже изрядно приняв на грудь, сидели во дворе разглядывая звезды и болтая о быте выживших…
– Про поселки да деревушки, что не совсем потонули, все ж не нужно забывать, вон и библиотеку какую привезли, – с козьей ножкой в зубах, что давно потухла, говорил Михалыч.
– Да что там брать, кроме возможных выживших, да и не факт что захотят они свои родные места покидать. А библиотеки есть далеко не везде, как и школы…
– От чудак человек! Про Чилисино слыхал?
– Ну конечно! Там вроде руды всякие медные да золото в семидесятых нашли, верно?
– Верно-то оно верно, и поселок вроде большой отстроили, и школа десятилетка и больница и клуб были! Даже котельная своя была, а просеку под ЛЭП аж на шестьсот километров пробили, да дорогу железную к самому БАМу, ага, даже ерапорт ни ерапорт, а полоса была, только вот в сьмидисятых нашли, а в перястройку, прости оспади, – Михалыч перекрестился, – потеряли! Племяш-то мой, бабу тамошнюю в жены взял, Нинку, ага… а у тестя евойного значит было еще трое братьев, один из тех братьев как-будто жулик, но не такой, не кровопивец, а так все государственну собственность расхищал, еще при заводе-то. Вообще мужик он солидный был, видал я его пару раз, в пижнаке всегда, с телефоном, и даже по этому телефону с кем-то на ихнем, на иностранном шпрехал, ага. Его так вроде и погоняли – «Паша-англичанин».
– На английском разговаривал?
– Ну вродь того, ага… И стали значит в том Чилисино постепенно обживаться и дружки его. И знаешь, и электричество опять появилось, и котельная заработала, и завод, который почти разворовали, вдруг ремонтировать начали. Кафе на басурманский манер в бывшем сельпо открыли, ага, котлеты жарили да промеж булок клали… Кругом асфальту накатали и это, – хмыкнул Михалыч, вспомнил по козью ножку подкурил, и улыбнулся в усы, – ага, асфальту значит везде сделали и, давай по тому асфальту на своих иномарках разъежжать… колеса жгут почем зря, газуют, да и соревнуются кто сильней колеса пожгет да кривее проедет.
– Дрифт, – догадался я.
– Чаго? Да хрен их разберет… А машины то красивые, блеску… – Михалыч картинно зажмурился и закрыл глаза рукой, – с виду так мильены стоють! Так вот Англичанин этот возьми да захоти машину как у этого, шпиена ихнего… тьфу ты, как же…
– Джеймса Бонда?
– Точно! Как у него, ага. Звонит он значит этим басурманам на завод, хочу, говорит, машину купить… Ну, те ответили, мол куда доставить, – Михалыч сипло расхохотался… – аха, а Пашка то им и говорит – в Чилисино везите! Ну да, хде та англия, хде тот Жемс Бонда и хде наше Чилисино. В обчем не нашли они на своих картах деревню и сказали, шо доставят только до Москвы али до Лениграду. Но то не все, к этой машине прилагался специяльный слесарь, или как он там у них… ага, мол заводить только он будет апосля доставки, иначе этой, как ее, а! Гарантии нет. И привезли же ему эту машину, и слесаря того, с двумя чумаданами всякой електроники… ну значит, слесарь все проверил, бензину налили, – Михалыч снова расхохотался, скрутил фигу выставил перед собой, – хрен им по всей морде! В ентой машине кампутир бензин-то понюхал и говорит, мол – помои это а не бензин! Даже не завелася машина.
– И что?
– А что, купли ребятки себе какую-то там перегонную паратуру, и значиться перегоняли бензин в бензин, только чистый шибко, вот на том бензине они все потом и ездили… а потом выборы, какой-то депутат аж из Москвы там оказался, агитирвать хотел… как увидел это все, и поселок и машины ребятишек то этих, так и укатил обратно. Деньжищь-то было тьма у Паши, да друзей его, только вот никуда, акромя Чилисино с этими деньжищами он и не совались, так и жили. Не долго только, потом там говорят, понаехало всякой милиции да омону и кончился, и Паша-Англичанин и дружки егойные, а Чилисино, оно осталось, ага, так что соображай. Понастроили себе Пашка с друзьями всякого в деревне, их уж нет, а деревня на месте поди, хотя… Даже если захудалый трахтур найти, али струмент всякий, это уже очень большое дело.
Вот и думал я, сидя над картой, на предмет проверить то, что возможно осталось не под водой. Опять же, по буровую не стоит забывать, пусть нефти там нет, а вот железа всякого ценного и оборудования, хватает.
– Серега, подрядчик на связь вышел, – прошипела рация, – из-за мыса буксир показался, встречать пойдешь?
– Принял, Иваныч, иду, – ответил я, сложил карту в офицерский планшет, который убрал в тумбочку и пошел на мостик.
Поднявшись к Иванычу я полистал вахтенный журнал, в очередной раз отметив лаконичность и в тоже время умение подробно отразить основные события. Умеет это наш капитан, не отнять.
– А неплохой, – Иваныч указал мундштуком трубки вперед и потянул из зажима бинокль, – речной, похоже.
Из-за мыса, что каменной осыпью вдавался в море гигантской «запятой», показался буксир, шел он весьма резво, дымил.
– Проворный, – протянул мне Иваныч бинокль.
– Да неплохая скорость для буксира.
– Трудягу этого так зовут, – хмыкнул Иваныч и раскурил трубку.
Действительно, осмотрев приближающееся судно в бинокль я увидел название, и улыбнувшись сказал:
– Как вы яхту назовете…
– В точку, – согласился Иваныч.
– … здесь «Проворный», «Кумач» как слышишь? – донеслось из динамика морской станции.
– Отлично слышу, – ответил Иваныч, левый борт готовим к швартовке.
– Принял. Сколько твоих кончиков будет?
– Все мои.
– Добро, принял… сейчас подкрадусь тихонько, – ответил Иванычу капитан «Проворного».
– Боцманской команде, все концы наши, приготовиться по левому борту! – Проговорил Иваныч в микрофон громкой связи, на палубе забегали, засуетились…
Верхние ярусы надстроек, что у «Кумача», что у «Проворного» находились примерно на одной и той же высоте, и когда я вышел из рубки на площадку бокового трапа, чтобы не отвлекать Иваныча и понаблюдать за швартовкой, мы встретились взглядами… Миша даже глаза протер и чуть наклонился вперед, облокотившись на леер, да и я замер, чувствуя как часто забилось сердце.
– Серый! – Миша побежал вниз по трапу, не отрывая от меня взгляда, будто боялся, что я исчезну как мираж, при этом рискуя навернуться с высоты, достаточной, чтобы покалечиться.
Я тоже заторопился вниз, крикнув:
– Под ноги смотри!
Отпихнув какого-то парнишку с азиатской внешностью, Миша перебрался на «Кумач», чем заставил одного из наших морпехов дежуривших в посту надстройки, предпринять действия согласно инструкции, то есть раздался звук затвора досылающего патрон, а морпех крикнул:
– А ну, стоять!
– Свои! Спокойно, – помахал я бойцу и поспешил навстречу Михаилу.
– А мне Васька говорил, что вроде тебя видел, но я не поверил! – Мишка протянул мне руку и мы обнялись, – а ты и вправду, как живой!
– Какой Васька? – я разглядывал Михаила.
Коротко стриженый ежик с сединой на висках, загорелое лицо, свежий шрам с пятью грубыми швами на лбу, а вот глаза, глаза другие… хотя, такие глаза сейчас у многих, кто пережил потерю близких, потерю дома, потерю старого мира, пусть со всеми его недостатками, но того мира, где было комфортно, был достаток и было завтра. В нынешнем же мире, в завтрашний день смотрят исключительно с прагматичной и реалистичной точки зрения, никаких мечтаний и долгосрочных планов…
Но это был Мишка, тот же, Мишка.
– Как какой! Сварной наш, из цеха, помнишь? Ну их двое было пацанов с Эгершельда, вечно патлатые ходили, в кожанках, ждинсе и всегда с наушниками.
– А, да, помню! Так они что, тоже живы?
– Нет, только Васёк, он тогда напросился со мной поехать. Блин Серый, да мы в живых-то остались, только по тому, что к тебе поехали! На «ручке» материалы повезли, да трактор, что тебе купили, решили через заповедник сократить, перевалом махнуть, а там затрясло, потом волна… Да так с разу и не расскажешь! – Мишка улыбался, и тоже, заглядывал мне в глаза.