а, тоже дежурят в береговой охране сменами. Вооружение «Авроры» тоже немного изменилось – на баке и на юте лишь крупнокалиберные пулеметы, а на открытом мостике в оружейном ящике, на котором мы втроём расселись, лежит РПГ-7 с боекомплектом.
Как только обогнули Южный мыс, сразу показался скалистый пологий берег очень маленькой бухты. Там была суета – строилась площадка нового угольного терминала, так уже без моего участия решили мужики на совещании и правильно, место здесь удаленное от жилья, берег открытый и бухточка, хоть и маленькая, но глубокая.
– Иван Иваныч! – высунулся в иллюминатор капитан, – а вы оттуда как потом возвращаться планируете? У меня следующий обход обхода острова не будет, пойду забирать с учений артиллеристов.
– Доберемся как-нибудь, – ответил я за Иваныча.
– Ну добро…
На небольшом плавучем пирсе у западного створного знака, спустя час пути, нас встретил один из двух наблюдателей с НП. Юра с ним поздоровался, перекинулся парой фраз, и мы потопали по тропе, серпантином поднимающейся по крутому склону. Я обратил внимание, что почти весь бурелом и сухие стволы по склону вычищены, наверху сопки лебедка, с помощью которой и поднимали спиленные деревья.
– Старые деревья почти все высохли, – прокомментировал Юра картину вырубки, – молодые кое-как приспособились к новому климату.
– Да и в целом растительность изменяется, – я остановился отдышаться, крутоват подъем, – больше кустов, травы и цветов каких-то доселе неизвестных… хорошо, что у нас тут еще влажность более – менее, те летуны, что от Ларионова дезертировали слыхал что рассказывали?
– Ага, – кивнул Юра.
– Ну вот, нам тут еще грех жаловаться, с климатом считай, подфартило.
– Не мужики, погодите, – Иваныч присел на толстый пень у тропы, снял тельняшку и утер пот на лице, – куда вы разогнались-то?
– Иваныч, да немного осталось, метров двести.
– Иди ты Юра… это ты у нас спецназ, а я человек старый, в задницу раненый, так что погодьте, дайте отдышаться… что-то мы прям как паломники на эту, как ее, а! Голгофу, во.
– Ну так и не простых людей идем проведывать, – улыбнулся я, положил планшет на землю, присел рядом с Иванычем и протянул ему фляжку.
– Придумал, – Иваныч кивком поблагодарил за живительную влагу, – выпрошу у Михалыча коняку, Саша мне двуколочку смастерит, и буду я первым извозчиком на Сахарном… озолочусь!
– Опоздал, Иван Иванович, – Юра повернулся к нам спиной, достал из подсумка маленький китайский бинокль и осмотрел горизонт на западе, – тебя пасечники опередили, слышал я, что артель перевозчиков у них уже собралась, а Саше заказали два фургона изготовить семиметровых, вот как надо, а ты двуколочку… Так, Николаич, глянь, похоже, Аслана буксир.
Юра передал мне бинокль, и я стал рассматривать судно на горизонте.
– Да, вроде его.
– К нам? – поинтересовался Иваныч.
– Вероятно, он собирался за семейством своим… Что, отдышался? Пошли?
– Пошли, – Иваныч скрутил тельняшку в «колбасу» и повесил себе на шею.
Поднявшись наконец на вершину сопки, по широкой, утоптанной тропе мы прошли через лес еще с полчаса, наслаждаясь тенью, и вышли к…
– Комсомольская стройка! – поразился Иваныч, подсказав мне слово, которым можно описать увиденное.
В широкой седловине на несколько гектаров, вокруг двух больших армейских палаток, как муравьи трудились люди. Уже угадывались очертания спланированных улиц, были видны несколько срубов по два – три венца, штабеля бревен, люди таскали бревна, люди пилили, строгали и рубили бревна, распускали их на доски, отовсюду доносился шум стройки, голоса, дымили костры, у которых суетились женщины…
– А где отца Андрея найти, – поинтересовался я у группы мужиков, что обдирали кору с бревен на окраине новой Слободы.
– А вон там, – загорелый как негр парень, на котором из одежды были только кожаные сандалии и выцветшие семейные трусы, указал на группу людей слева, где в наскоро установленном, тесном загоне толкались боками коровы, лошади, овцы и козы.
– Спасибо.
В ответ парень кивнул и продолжил снимать кору с бревна остро отточенной штыковой лопатой.
– Бог в помощь! – громко сказал я, когда мы подошли к столу под навесом, все было изготовлено из нестроганых разнокалиберных досок, а на столе, прижатый камешками лежал кусок обоев, на котором угадывался весьма неплохо нарисованный «генеральный план застройки».
– Сергей Николаевич! Иван Иванович! – Отец Андрей обернувшись, широко раскинул руки и пошел к нам навстречу.
– Масштабно! – поздоровавшись с отцом Андреем, я кивнул на рисунок на столе.
– А как иначе, Сергей Николаевич? – мы ведь, храни вас господь, теперь тут навсегда, и детям нашим и внукам и правнукам, должны почин такой наметить, чтобы им жить хотелось, чтобы земля родная под ногами и чтобы уют в доме.
– Согласен, ну что, отдохнете от трудов праведных, уделите немного времени?
– А пойдемте вон в палатку, там и чаю попьем, там и ваш Антон Васильевич и Федор Михалыч сейчас.
– В тенёк это хорошо, – обливаясь потом, ответил Иваныч.
Прокурор наш со мной поздоровался весьма прохладно – обиделся. Ничего, понимать должен, что его дело это правопорядок и дела комендатуры, а оперативный штаб это совершенно друга кухня. Михалыч что-то бойко обсуждающий со старичком, который был собственно на Михалыча чем-то похож, увидев меня подскочил…
– Николаич! Ты прямо вот вовремя!
– Что такое Федор Михалыч? – Отец Андрей хохотнул, – не агитируется наш Сан Саныч за советскую власть?
– Ни в какую! – Михалыч притопнул ногой и улыбнулся в усы.
– Ну, присаживайтесь, гости дорогие, куда получится, нам тут пока особо не до уюта, а я сейчас ребятню попрошу, чтобы сбегали за чаем, – отец Андрей показал на ящики рядом с длинным столом.
– Как дела Антон Васильевич? – я присел рядом с прокурором.
– Осталось еще семьдесят два человека проанкетировать, а на текущий момент вот обзорная справка, – он перебрал несколько листов в стопке на столе, выудил оттуда пару и протянул мне.
– Спасибо, ознакомлюсь, а пока в двух словах что скажете?
– Если важно мое мнение, то сначала надо определиться со статусом всех переселенцев из Слободы, а то вон Федор Михалыч с Сан Санычем уже тельняшки рвут.
– Сейчас и определимся, а обиды свои, Антон Васильевич, засуньте пока подальше, не время сейчас, – тихо сказал я прокурору, на что он, сделал вид, что не услышал.
– Вот и чай, – отец Андрей вошел в палатку с большим армейским алюминиевым чайником, следом за ним двое ребятишек лет по десять занесли плетеную корзину со стаканами и чем-то завернутым в вафельное полотенце, – тут вот бабы оказывается пирожков настряпали.
Чайник пошел по кругу, стаканы наполнились ароматным напитком из трав, в палатке установилась тишина на некоторое время, все словно ждали чего-то, хотя чего – было давно понятно. Я отпил чай, отметив, что он очень вкусный и сказал, прервав затянувшееся молчание:
– Отец Андрей, мне очень приятно, что вы приняли от нас предложение о помощи и всей Слободой переехали к нам. Еще с первой нашей встречи, вы произвели впечатление в первую очередь человека думающего, человека ответственного и смелого. Сразу хочу спросить – как вы видите свою жизнь здесь?
– Так, а как ее еще можно видеть, – удивился Андрей, потом как что вспомнил, похлопал по карманам широких штанов, извлек оттуда толстый блокнот, из блокнота сложенные в несколько раз листы бумаги, развернул их, и стал искать что-то глазами, – а, вот тут уже все подписано, правда места для всех подписей не хватило, мы свои листы вложили.
– Это что? – я взял у Андрея бумаги, которыми он важно потряс в воздухе и протянул мне.
– Протокол первого собрания основателей Восточного Архипелага, – сказал Иваныч узнав документ.
– Ага, теперь понял, – ответил я, разглядывая сотни подписей на нескольких измятых листках, – то есть вы и ваши люди полностью принимаете законы Архипелага.
– Да чего там! – подал голос Сан Саныч, пока добирались сюда, времени уйма была, обсудили и решили, что одну судьбу нам господь дарует. А законы у вас понятные, простые, людьми и для людей писаны. Вот токма непонятно мне что со скотиной теперь делать…
– Это наш Сан Саныч Ипатьев, – представил мне «двойника» Михалыча отец Андрей, – он у нас ветеринар, а в Слободе всем скотным двором заведовал.
– Ага, – я кивнул, – очень хорошо, что ветеринар и что с Михалычем я так понял, уже нашли общий язык.
– А всежа, чаво со котиной, как быть-то? – не унимался Сан Снаыч, – у нас она не вся общая в стаде.
– Что хотите, то и делайте, скотина ваша, – ответил я, – хотите сами ей занимайтесь, хотите людям своим раздайте, а хотите, можете в колхозное стадо передать, только тогда я уверен, Михалыч затребует от вас рабочих рук.
– Конечно! – Встрепенулся Михалыч, – мы ж и так у себя еле как управляемся, а тут еще вона сколь животины всякой!
– Ну, этот вопрос предлагаю вам обсудить самостоятельно, – я посмотрел по очереди на Михалыча, потом на Сан Саныча, – желательно без мордобоя и главное, без большой пьянки… смотри мне, Михалыч.
– Разберуться деды, – отец Андрей хохотнул и посмотрел в след выходящим из палатки Михалычу и Сан Санычу, а потом стал серьезным и спросил, – я так понимаю, судя по обстановке, что в ближайшее время придется за оружие браться и кровь лить?
– Не знаю как у вас до отъезда, а мы тут с оружием не расстаемся, – сказал Иваныч.
– Всякое было… но в последнее время давить нас крепко стали и банды, откуда взялись непонятно, и артельщики, много силы стало у них и не забыли они нам ничего, так на время затаились… пирожки, пирожки-то берите, – отец Андрей придвинул к нам миску с пирожкам, – вот значит, а потом уж как от вас радиограмму с приглашением получили, то стали собираться по секретному, да по-тихому, не все правда, осталось несколько семей в Слободе. Собрались значит, ночью погрузились и ушли рекой, а в устьях уже нас ждали ребятки, которых прислал Макарыч, храни его Господь. Так что дальше жить тут будем, людей у нас всяких много все пригодятся, а я вот часовенку тут построю, все же нужно место, где человеку верующему с Богом поговорить.