Пока Рэдборн пытался понять, шутит она или нет, хозяйка уже набросила плащ ему на плечи и погладила его по спине.
– Вот так. Смотрится замечательно! «На загадочный ваш вид всяк посмотрит и решит: ах, что за редкой утонченности юнцом должен быть этот самый утонченный юнец!»
Рэдборн натянуто улыбнулся.
– Что ж, мне надо спешить, не то опоздаю на поезд.
Он надел плащ – рукава оказались коротки на добрых три дюйма. Взглянув на свое отражение в мутном зеркале напротив, он показался себе не столько утонченным юнцом, сколько батраком. И все же он кивнул и собрался выйти за дверь.
– Спасибо! – Он провел рукой по волосам, делая вид, что снимает шляпу. – Постараюсь напустить на себя загадочный вид.
– О, да не за что! – вскинула голову миссис Бил. – Такой внимательный юноша! Главное, возвращайтесь! Ах, погодите…
Судя по всему, мистер Балкомб позабыл и свой зонт с черепаховой ручкой. Миссис Бил вручила ее Рэдборну, тот в благодарность робко улыбнулся и выскочил за дверь.
Дождь поутих. Стайка мальчишек в синих бумажных рубашонках и коротких штанах воспользовалась этой передышкой, чтобы рвануть ко входу в соседнее здание бедняцкой школы. Визжа и ругаясь, они оббежали Рэдборна, и один из них дернул его за зонт.
– Ишь, вырядился! – прокричал он, окатывая брюки Рэдборна грязной водой из лужи. – Не поможет!
Рэдборн уже хотел накинуться на сорванца, но осекся, увидев материализовавшегося в дверях школы учителя, угрюмого и тонкого, как штык. В руках у него была трость, и когда дети стали взбегать по ступеням крыльца, он принялся лупить их по ногам этой тростью, словно сбивая головки цветов.
– Господи боже, – вырвалось у Рэдборна.
Стиснув покрепче этюдник и зонт, он поспешил к мосту Блэкфрайарс. По одну сторону громоздились развалины снесенной тюрьмы Маршалси: покореженный металл, битый кирпич и какие-то узлы, похожие на спутанные человеческие волосы. Работы продолжались, несмотря на дождь: строители с тачками так и сновали туда-сюда, но Рэдборн не понял, возводили они что-то новое или разбирали старое.
Он сгорбился, поглубже зарываясь в пальто мистера Балкомба. Двуколка, а уж тем более поезд до Ричмонда и входной билет в сады Кью были для него непозволительной роскошью, но мысль о том, чтобы провести еще один пасмурный день в брюхе Саутварка, глядеть, как твердеет жир в бараньем рагу миссис Бил на столе, и слушать вопли учителя бедняцкой школы, орущего во все горло строки из Второзакония, была невыносима.
Рэдборн зашагал вперед, то и дело скача с высокого бордюра под куцый потрепанный навес и обратно. Он поглядел на дорогу, надеясь приметить омнибус, но увидел лишь уже привычные телеги, везущие трупы старых кляч местному скупщику, да спешащих на рынок сероликих женщин. Меж камней мостовой пробивались голенастые дикие астры тусклого голубоватого оттенка старого фарфора; кроме них Рэдборн не видел в округе ничего зеленого или живого.
– Никакой мне растительной любви, – пробормотал он и засмеялся. – Никаких загадок.
Возле Блэкфрайарс-роуд хлопал на промозглом ветру, летевшем с Темзы, плакат с таким объявлением:
ФРЕНОЛОГИЯ
БУДЕМ ЛИ МЫ СЧАСТЛИВЫ В БРАКЕ?
РОДЯТСЯ ЛИ У НАС ДЕТИ?
ДОКТОР ИУДА ТРЕНТ
ЛЕКЦИИ И СЕМИНАРЫ ПО ПРАКТИЧЕСКОЙ ФРЕНОЛОГИИ
Под наполовину сорванным со стены плакатом стоял человек с забинтованными руками и пристально наблюдал за пересекающим улицу Рэдборном.
– Родятся ли у нас дети? – заорал человек; бинты на его руках немного развязались, и в просветах виднелась синеватая кожа. – Родятся ли у нас дети?!
Рэдборн, пригнув голову, устремился дальше; полы сюртука липли к бедрам. Впереди, на фоне жемчужного неба, сулящего слабое солнце, возвышалась арка моста Блэкфрайарс. Внезапно Рэдборна бросило в жар. Воротник шерстяной куртки прилип к шее, по шее потек пот. Свет казался странным, водянисто-дымчатым: будто смотришь сквозь грязное стекло террариума. Рэдборн сунул зонт подмышку, этюдник прижал к груди, поднял глаза к небу и сделал шаг на тротуар.
Кингс-роуд кишела подводами, ломовыми лошадьми, двуколками и пролетками. Рэдборн еще разок поискал глазами омнибус с табличкой «Паддингтонский вокзал». Миссис Бил научила его подзывать транспорт (свистнешь один раз – подъедет омнибус, два – двуколка), но судя по всему, сначала ему придется пересечь мост. Рэдборн стоял на тротуаре и ждал какого-нибудь просвета в потоке транспорта. Вдруг ему на лицо упал нежный солнечный луч. Шарманщик рядом заиграл песню «Шампанский Шарли» и сиплым тенором запел:
Веселиться я готов всю ночь,
Да – веселиться я готов!
В бульоне запахов грязи, навоза и угольного дыма Рэдборн учуял нечто едва различимое, но мучительно знакомое: не канализационную вонь Темзы, а резкий и острый аромат морской воды, который вдобавок обладал еще и звуком – высоким, пронзительным, режущим слух. Рэдборн сделал вдох, и в груди тотчас полыхнуло. Все тело – от задней стенки глотки до копчика – продрала сильнейшая дрожь; глаза распахнулись шире, чем когда-либо, словно что-то пыталось вылезти из черепа. Рэдборн пошатнулся и упал бы с тротуара на проезжую часть, если бы на него не заорали с подъезжающей телеги.
– Эй, не зевай!..
Вскрикнув, Рэдборн успел податься назад, но выронил зонт и этюдник. Первый копьем полетел прямо под деревянные колеса телеги и разлетелся клочьями черной материи и осколками спиц. Рэдборн упал на четвереньки в отчаянной попытке схватить этюдник, пока его не постигла та же участь.
Он поймал его буквально в дюйме над грязной мостовой и тут же сам плюхнулся задом на тротуар. Секунду-другую он просто сидел, а мимо цокали лошади и неслись подводы; стук копыт и лязг колес превращались на мосту в сущий гром. Когда Рэдборн кое-как поднялся, солнце опять спряталось за тучу.
На мосту стояла женщина – прямо напротив, в каких-то тридцати футах от него, за бурливой толчеей пешеходов и транспорта. Вдруг солнце вырвалось из-за туч и залило ее бледным сиянием. Платье на ней было потрепанное – ему смутно запомнились оттенки серого и зеленого, всполох бирюзы у горла, – и она стояла, подбоченясь и закатав рукава, как торговка рыбой. Кожа у нее была белая, словно припудренная мелом, на шее и впалых щеках лежали зеленоватые тени. Глаза тоже были зеленые, темного, почти землистого оттенка, но с янтарными прожилками, придававшими им странный блеск. Рэдборн не задумывался, как ему удалось подметить эти мелочи с такого расстояния, однако он видел женщину ясно, во всех подробностях: ее глаза, и волосы, и кожа отпечатались в его сознании, словно на рыхлой бумаге, мгновенно вобравшей краску с собольей кисти.
Она его не видела. Казалось, она вообще никого не видела, хотя ее взгляд беспрерывно шарил вокруг, точно силясь найти источник света в темной комнате. Когда ветер подхватил прядь ее волос, сверкнувших на солнце подобно паутине в каплях росы, она уронила руки. Остальные ее волосы плотно облепили голову, над шалью висела едва заметная дымка – не то дым, не то пар, – а в руке что-то сверкало, словно она держала горящую спичку.
Пришлось на той неделе полетать на шаре мне,
Чтобы разобраться, как дела там на Луне…
За спиной звенел голос шарманщика. Тот отпихнул локтем Рэдборна и встал на бордюре, загородив ему обзор. Рэдборн испуганно заморгал, потом чертыхнулся, оттолкнул шарманщика в сторону и прыгнул на проезжую часть. Женщину он увидел, но лишь на миг – почти сразу ее загородила мамаша с коляской. Краем глаза Рэдборн заметил приближение омнибуса. Схватив этюдник, он кинулся через дорогу, не слыша ни женских криков, ни громогласной брани водителя омнибуса, ни надрывных звуков шарманки, ни детского смеха.
– Мисс!
Его окатило водой и ледяной грязью; возможно, в него бросили камнем. Однако он благополучно перебежал улицу и встал на мосту Блэкфрайарс, представлявшем собой уменьшенную версию этого города с его уличными торговцами и пешеходами, омнибусами, фургонами, кэбами, лошадьми и бродячими псами, шныряющими между фонарных столбов и ног.
– Мисс! – закричал он вновь.
Она исчезла. А может, и нет, просто ее скрыла толпа – или она сама в ней скрылась. Рэдборн отчаянно искал ее, не обращая внимания на ругань кучеров.
– Сэр, сэр, ваш омнибус!
Он обернулся и увидел молодого рабочего в синей холщовой куртке и клетчатых штанах, запачканных черной краской. Он указывал на омнибус, въезжающий на мост.
– Я вас видел, вы чуть не убились! Не пропустите его на сей раз!
Рэдборн помедлил. Женщины нигде не было, да и была ли она вообще, не пригрезилась ли ему? Он еще раз окинул мост взглядом и услышал крик:
– Не мешкайте!
В нескольких футах от него омнибус, гремя колесами, сбавил скорость. Возчик высунул голову в открытое окошко и стал сердито жестикулировать Рэдборну.
– Да садитесь же! – крикнул рабочий за его спиной.
Он сунул пальцы в рот и пронзительно засвистел – один раз. Рэдборн обернулся на него, напоследок еще раз поискал в толпе незнакомку и опрометью кинулся к омнибусу.
– До Паддингтонского вокзала доеду? – выдохнул он, поднявшись в салон; кучер кивнул, и они поехали.
Рэдборн нашел свободное место и сел один, положив на колени этюдник, глядя в окно на магазинные вывески, стены, грохочущие двуколки и омнибусы. Он то и дело бросал взгляд назад, на тротуар, в тщетной надежде еще раз увидеть незнакомку, хотя сам сознавал всю нелепость этих надежд. Рэдборн даже не мог объяснить, что именно в ней привлекло его внимание. Весь ее облик – наклон головы, обращенной к небу, игра серебристого солнца на темных мокрых волосах, белая кожа, омытая солнечным светом, светло-серая шаль на белых руках, повисших плетьми по бокам, загадочное пламя в одной руке (шипящая спичка?) – все это вместе растревожило и взбудоражило его, как бывает, когда случайно услышишь на улице обрывок неизвестной песни или увидишь днем бегущую по полю лису. Омнибус влился в поток, Рэдборн приоткрыл этюдник, достал оттуда альбом, угольный карандаш и начал по памяти рисовать незнакомку.