Все, все они были Ларкин Мид.
Внутри у нее – мир. Однажды Вернораксия ушла, и с ее исчезновением наш мир утратил всякую надежду. Дева, зеленая, как цвет бузины. Вы сделали ее совой, а она хотела быть цветком. Я – та королева.
Дэниел добрался до последней страницы. На ней была изображена женщина в венце из лоз и цветов, стоявшая в одиночестве в зимней роще. Ее лицо выражало такое неизбывное горе, что Дэниел невольно закрыл глаза и отвернулся. Затем все же посмотрел на рисунок еще раз и прочел последние слова:
В глуши не один десяток зим
Скитался, неся потери,
Но королеву освободил
Из страны прекраснейших фейри.
Король Орфео. Дэниел помнил эти строки со студенческих лет, но какой юнец стал бы цитировать бретонские ле XII века?
В мгновение ока исчезла она,
Беспечными эльфами унесена.
Рыданья, и слезы, и вопли кругом,
Король безутешный в покои ушел
И пал на колени на каменный пол,
Потерю любимой оплакивал он,
Без которой жизнь не мила.
Я – та королева.
Дэниел захлопнул альбом. Напоследок еще раз взглянул на спящую Ларкин. Он знал – твердо, безнадежно, непоправимо, – что больше никогда в жизни не увидит ничего столь же прекрасного, не испытает подобного вожделения, страсти на грани исступления, измождения. Для вас ничто не вечно. Бренна и любовь. Затем, осторожно ступив в ворох мятого папоротника и плетей жимолости, он нагнулся и положил альбом промеж влюбленных: тот лег в темную расселину между Ларкин и Вэлом, и Ларкин, издав тихий горловой звук, улыбнулась во сне и положила ладонь на щеку своему возлюбленному.
Дэниел быстро отвернулся. Не успел он отойти от рощи – шел он быстро, не глядя, почти вслепую, дыхание камнем застревало в горле, – как кто-то схватил его за руку. Он резко развернулся, готовясь нанести удар, и увидел Джуду Трент.
– Ты не дождался…
Она была бледная, как полотно, лицо исказила гримаса страха. В следующий миг она стремительно прошла мимо него к тому месту, где под деревьями лежали в обнимку влюбленные. Ее глаза изумленно распахнулись, и Дэниел понял, что волновалась она вовсе не за него.
– О…
Она упала на колени рядом с ними, закрывая их руками, как щитом. Бордер-колли стоял рядом на страже, неистово виляя хвостом, но не издавая ни звука. Тонкое тело Джуды наполнилось светом, словно водой, и она тоже засияла, как они: высокая, высокая и беспощадная. Она больше не была ни женщиной, ни мужчиной, однако внутри ее сияющей оболочки мерцало некое подобие Джуды – точно голубой язычок пламени в сердце огня.
– Целы и невредимы, – прошептала она, затем переглянулась с Дэниелом, и ее глаза наполнились слезами. – Дэниел Роулендс. Благодарю тебя.
Он молча покачал головой. Джуда вновь встала и подошла к нему, возвышаясь над ним подобно дереву. От нее исходил жар, как от печи. Дэниел усилием воли остался стоять, не бросился прочь. Когда она прикоснулась к его лбу, он невольно охнул, хотя смотрел по-прежнему на папоротники и цветы у своих ног. Очень долго он хранил молчание, а когда наконец заговорил, голос у него был низкий и ровный:
– «Вам, господа, вопрос один задам: скажите, самым благородным вам кто показался?»[57]
– Ты, Дэниел, – тихо ответила Джуда. – Конечно, ты.
Он кивнул и наконец поднял голову.
– Благодарю.
Дэниел взглянул туда, где почивала королева со своим супругом. Словно услышав его, она шелохнулась, приподняла голову, открыла глаза и окинула взглядом белоснежно-зеленый полог. Облегченно вздохнула, посмотрев на сияющего возлюбленного, и наклонилась к нему с поцелуем.
В этот миг ее взгляд упал на Дэниела, стоявшего в нескольких футах от них. Он уже решил, что его опять не видят, но тут она прошептала:
– Дэниел.
Он кивнул.
Король, спавший рядом с ней, зевнул и заморгал; она уже поднялась и в два шага очутилась рядом с Дэниелом.
– А я думала, ты мне снился, – сказала она, оглядывая его; от радости и горя он не мог вымолвить ни слова. Она его вспомнила. Значит, он все-таки есть, он настоящий! – Но… – растерянно проронила она.
Дэниел покачал головой и впервые улыбнулся.
– Нет. Полагаю, что все-таки нет.
Он сухо засмеялся, глядя на цветущий сад и темно-зеленую полосу, отмечавшую край утеса, на море и небо, образующие единый, изогнутый полукругом простор в зеленых тонах, в центре которого на восточном горизонте что-то полыхало изумрудно-белым, как прореха в материи мира. Дыхание Дэниела участилось; он отвернулся и взглянул на Джуду. Она смотрела на того, кто поднимался с земли, и манила его за собой.
– Нам пора! – сказала она и вместе с псом Фэнси подошла к Дэниелу. – Помнишь ли ты, что я сказала тебе ночью? Я могу все исправить…
Она потянулась к нему рукой, но он отпрянул.
– Нет! Нет, – ответил он, рыдая в голос и больше не пытаясь побороть слезы. – Это… это еще хуже.
Джуда пытливо взглянула на него.
– Хорошо.
Затем она повернула свое пылающее лицо к остальным.
– Значит, все готово! Милорд…
Тот, кто раньше был Вэлом, обратил на Дэниела милостивый взгляд. Он больше не казался несуразным увальнем, каким его помнил Дэниел; вдруг он расплылся в улыбке, такой восхищенной и понимающей, что Дэниелу оставалось лишь засмеяться и развести руками.
– Идите! – сказал он.
Фэнси гавкнул, и его лай полетел над утесами, как пение охотничьего рога. Дэниел помахал на прощанье и ему.
Вся троица развернулась и зашагала к обрыву. Вдруг Дэниел закричал:
– Стойте! – Он сунул руку в карман и достал желудь. – Вот! – Он подбежал к женщине, и та посмотрела на желудь; в горле у Дэниела пересохло, но все же он нашел в себе силы пояснить: – Желудь… он твой. Наверное, он тебе дорог. Я видел, как ты…
Она взглянула на него, затем на желудь, словно силилась вспомнить, что это такое. Затем улыбнулась.
– Ах, нет. – Она протянула руку, и ее ладонь развернулась, как лист. – Его место – здесь. Просто они всегда казались мне такими красивыми и странными. Как и все здесь. Они такие крошечные и так быстро растут.
Она сомкнула ладонь вокруг его руки, и все его существо гулко зазвенело, точно колокол.
– Если я его заберу, он не прорастет. Оставь его себе. Посади в землю.
Дэниел не нашелся с ответом, потом наконец произнес:
– Ларкин…
Она улыбнулась, словно вспомнила свое детское имя. В последний раз посмотрела на него, затем отвернулась и подошла к остальным.
Над травой раскатился громовой голос:
– Мотоцикл оставь себе. Ключи в замке.
Дэниел кивнул. Он поднес желудь к губам, закрыл глаза, полные горячих слез, и поцеловал гладкий шарик. Где-то рядом грянул неистовый собачий лай: восторженные крики удивления, радости, радушия; рев волн и, далекое и едва различимое, как гул машин с трассы M-1, пение охотничьих рожков.
– Не уходите! – вскричал он и открыл глаза.
Мир обратился в золото. Между краем обрыва, морем и небом более не было никаких границ. Впереди, прямо в воздухе, парил град: шпили, флаги, вихри разноцветных птиц, голубых, золотистых и серебристых, зеленая листва и бесконечное порхание крошечных созданий, что летали по воздуху и пели. Мир Дэниела отступил подобно приливной волне, а вместо него на песке возник новый мир. Это длилось всего одно сияющее мгновение: он видел все, их обоих, все.
– Ларкин! – крикнул он. – Ларкин!
И все исчезло. Прямо перед ним солнце поднималось над темной беснующейся Атлантикой, и на утесы ложились полосы зеленого и желтого света. Дэниел стоял один на небольшой возвышенности. Позади лежали развалины домика и особняка. Было утро. Воздух, прохладный и сладкий, пах дождем. На горизонте уже клубились, предвещая бурю, тяжелые облака. Далеко впереди, на самом краю его поля зрения, в море за черными скалами мыса Тинтагель белела крошечная четырехмачтовая шхуна. Ни яблонь, ни цветущей долины.
Лишь в зарослях папоротника, как в гнезде крапивника, лежал альбом для эскизов с каллиграфической подписью на выцветшей зеленой обложке.
Крепко-крепко, так что след потом держался несколько дней, Дэниел сжал в ладони зелено-коричневый живой самоцвет.
Желудь.
Часть 4. Приказ об освобождении
Глава 16. Приказ об освобождении
Миллиардер-филантроп Рассел Лермонт, несколько недель назад сложивший с себя полномочия генерального директора «Уинсом фармасьютикалс», пропал в море у побережья острова Аранбега, штат Мэн. Лермонт, бывший глава крупной фармацевтической корпорации и опытный мореход, 1 мая вышел из Гастингса на своей 75-футовой четырехмачтовой яхте «Тинкерс дейм». Лоуренс Фельд, представитель «Уинсом», сообщил, что вчера днем связь с судном внезапно оборвалась – меньше чем через два часа после выхода яхты из Кушинга и незадолго до ее предполагаемого прибытия в бухту Аранбеги. Рыбаки с небольшого баркаса, стоявшего у побережья острова Виналхейвен, в районе 16 часов дня получили сигнал бедствия, однако не смогли прийти на помощь яхте из-за сильного волнения на море и шквалистого ветра, скорость которого достигала 73 миль в час. На борту, помимо Лермонта, находилась команда из шести человек, включая знаменитого шеф-повара Густава Парнелла. Береговая охрана США начала поисково-спасательную операцию, однако надежды найти уцелевших в кораблекрушении почти нет.
У британского арт-сообщества сегодня праздник: объявлено, что коллекция погибшего в кораблекрушении Рассела Лермонта, миллиардера, филантропа и владельца крупнейшего в мире собрания ар-брют или так называемого «аутсайдерского» искусства, была завещана галерее Тейт. Помимо собственно коллекции, состоящей из более чем пятисот картин, скульптур, рисунков и альбомов с эскизами различных художников современности и старых мастеров вплоть до XVII века, Лермонт завещал галерее более пятидесяти миллионов фунтов стерлингов, которые должны быть потрачены на строительство корпуса для новой постоянной коллекции.