Борович спрятал голову. Они тронулись, полностью разваливая трамвайную сеть. Потом ехали зигзагом, вломившись в витрину какого-то магазина, потом развалили барьер трамвайной остановки и все сигнальные столбики по дороге. Когда подъехали под управление, из ворот выбежало человек двадцать. Им хотелось поглядеть на немецкий бронетранспортер, который дымил, потому что костер, на котором перед тем жарили мясо, еще не погас, и на сотни метров контактного провода, сорванного с еще довоенных столбов, который они тащили за собой. Большего веселья коллегам доставить они не могли.
— Эй, ты только глянь, — отозвался кто-то с боку. — Английские коммандос.
— Временно прикомандированные к Верфольф, — другой, хохоча, показывал пальцем на транспортер. — А вы не могли проводов побольше привезти? Продали бы в металлолом, и было бы на самогонку!
Васяк не выдержал.
— Ты! — рявкнул он. — Сейчас из пушки как шарахну!
— А у тебя нет пушки.
Васяк, которого издевки достали до живого, вытащил из средины фауст-патрон и прицелился.
— Есть. Маленькая такая, переносная. Хочешь, вмажу?
Это явно остудило кучку весельчаков. Васяк вел себя совершенно невменяемо. И им не хотелось проверять, способен ли он держать себя в руках.
Транспортер с костром внутри оставили на средине улицы. Тот мог бы работать паровозом. Оставшееся после пирушки мясо запаковали в немецкие листовки, призывающие защищать город и заверяющие, что Бреслау капитулировать не станет. Защитники города, судя по всему, поверили, потому что выдали из себя все, что только можно. Вроцлав капитулировал среди последних.
Мищук завел их в караульное помещение. Дежурный с ружьем не мог поверить.
— Господи Иисусе! Американца схватили? — указал он на Боровича. — Янки уже высадились? На парашютах?
Действительно, Борович в своей куртке и в кашне на янки был похож. Он ответил:
— Нет. Пока что шпионю.
— Ага. А когда же наши ребята из Англии высадятся тут? Ведь Лондон недалеко.
— Лондон? Лондон? — размышлял Борович вслух. — Это где-то возле Силезских Оборник? Или в паре километрах от Лондка Здрою?
Он уже знал новые названия населенных пунктов. Мародеры грабанули у кого-то подготовительные материалы к знаменитому впоследствии словарю профессора Роспонда, который уже начал заменять немецкие названия на польские. Им эти бумажки были не нужны, но Борович с интересом прочитал.
— Чего? — не понял шутки дежурный.
— Как всегда, мы обязаны рассчитывать только на себя. Но мы справимся.
— Тихо, курва, — вмешался Мищук. — А то нас еще кто-нибудь услышит.
По широкой лестнице он повел всех наверх. Дежурный еще крикнул сзади, не обращая внимания на последствия:
— Ясно, что справимся! Но вот если бы наши парни из Англии прилетели, было бы полегче!
Борович внезапно остановился, потому что появившееся видение было совершенно нереальным. Он увидел поляка, садящегося на трон святого Петра. Еще он увидел конец системы угнетения… Он открыл глаза.
— Господи, цветы! — крикнул он, указывая на стоявшие на подоконниках горшки с растениями. Наверное, их в последний раз ставили еще немецкие уборщицы, потому что сейчас все они практически завяли. — Молнией наверх!
Все побежали по ступеням, потом по громадному коридору. Мищук запустил всех в громадный кабинет. Васяк для уверенности подбежал к подоконнику и выбросил в окно единственный стоявший там горшок. Тут же из любопытства выглянул, не получил ли кто по голове. Там стояло несколько офицеров УБ, но, к сожалению, ни в кого не попал.
— Что вы там вытворяете? — заорал кто-то высокий чином.
— Докладываю, что допрашиваем подозреваемого в сотрудничестве с разведкой Англии, Франции и Японии. А еще в намерении убить всех милиционеров Вроцлава путем отравления воды. Товарищ… — замялся он. — С этой высоты не вижу вашего звания.
— А, тогда ладно. — Убек успокоился. — Только наденьте на него наручники, чтобы больше уже ничем не бросался.
— И по морде дайте хорошенько! — крикнул другой. — Ведь явно же сотрудничает и с американской разведкой, раз такой интернациональный. Вы, в милиции, слишком мягкие.
— Так точно! — Васяк закрыл окно и начал хохотать. Он представить себе не мог, чтобы ударить поляка. Хотя его коллеги частенько это делали. — Слышали? Хотел, чтобы я тебе по морде дал, — фыркнул он. — Ну, на свадьбе или там храмовом празднике, оно бывает… Праздник! Но в комиссариате? Совсем с ума сошел?
— Ты когда-нибудь заткнешься? — Мищук выкладывал перед Боровичем кучи папок. — У нас есть еще и такие, — прибавил он, указывая на Гималаи папок на верхней полке. — Правда, германские.
— Немецкий я знаю. Справлюсь.
Их перебил грохот открывшихся дверей, в которых встал какой-то офицер.
— Оба, немедленно к коменданту! — рявкнул он. — А заключенного на это время в камеру.
— Но ведь это не заключенный, а этот, ну… тот… как его…
— Консультант, — подсказал Борович. — Помимо У-Йота[50] я получил образование и как полицейский.
— «Уйоб»? Ааааа… Американец!
Борович только пожал плечами.
— Быть может, уже вскоре таким стану. Но исключительно по собственному выбору.
— Нет, нет, — запротестовал Мищук. — Ты обязан решить это дело. В Америку мы его пока что не отпустим. — Он повернулся к человеку в дверях. — До войны он был офицером полиции!
— Ааа… Санационный[51] офицерик? Тогда — в тюрьму его.
— Нет. Он специалист по кри… кри…
— Криминалистике, — снова подсказал Борович. И радостно усмехнулся. В кармане его куртки лежал маленький, дамский пистолет. «Шестерочка». Он был решительно настроен отстреливаться, а последний патрон послать себе в рот. У него не было ни малейшего желания идти в коммунистическую тюрьму после того, что слышал от мародеров, которые иногда ходили на свидания к своим дружкам.
Мищук с Васяком вышли к коменданту, а Борович начал изучать документы. Он лишь чудом удерживался от того, чтобы не исправлять чудовищные орфографические ошибки. Закурил «честерфилд». Вообще-то, ему ужасно хотелось выпить чаю, только где во Вроцлаве можно было его найти? Возможно, в милицейской столовке и подавали какой-нибудь эрзац, только ведь самого его туда не впустят. Он покопался в столе, нашел бутылку самогонки. Сделал глоток, и его чуть не вырвало.
Он изучил почти что четверть польских материалов, когда вдруг отложил их. Подставил стул и снял с полки немецкие дела. Перелистывал из быстро, потому что немецкий знал по-настоящему хорошо. Пока профессоров из «Ягеллонки» не перестреляли, там учили прилично.
Мищук с Васяком вернулись где-то через час. Оба выглядели словно побитые собаки. Комендант выдал им за все. На оперативках они не присутствовали, оборонную точку вокруг Народного Зала не создали, связь не установили. Но ведь как? Комиссариат и Бискупин — это были весьма отдаленные острова в архипелаге Вроцлава. А между ними — море, полное акул. Из милиции выгнать их не могли, потому что у них было письмо с благодарностями от Глуздовского, безупречная служба (понятно, где) и награды.
— Нас отстраняют от этого дела, — сообщил Мищук. Он открыл ящик стола и сделал два больших глотка из бутылки.
Борович бросил папку на стол.
— Более-менее, я уже знаю, в чем тут дело. Но сначала — ваше дело.
Он поднял телефонную трубку и постучал по вилкам аппарата.
— Товарищ телефонистка, соедините меня, пожалуйста, с товарищем комендантом.
— Это ты, Васяк, — увидала та номер на консоли.
— Нет. Это генерал Айнзайнштариерзейн из УБ.
— Господи Иисусе!
Борович был в своей стихии.
— Товарищ телефонистка, никакого Иисуса нет. Это все опиум для народа! — крикнул он в трубку. — Зато есть внутренний контроль. И вот его я советую опасаться, — сказал он, на сей раз тихо и ласково. — А не сатаны, — уже совсем тепло прибавил он. — Товарищ сатана не в состоянии выслать вас в колхоз на востоке. — Мгновение тишины для нового вдоха, и совершенно очаровательное завершение. — В отличие от меня.
— Ко… ко… конечно, — перепуганно выговорила та. — С кем вас соединить? Потому что от страха я забыла, — честно призналась та.
— С товарищем комендантом.
Соединила она моментально.
— Ну… чего? — раздалось в трубке.
— Это генерал Айнзайнштариерзейн из УБ! Вы что тут себе позволяете?!
— А… а… а в чем, собственно, дело?
— Вы проверьте на коммутаторе, откуда я звоню, товарищ! Из кабинета Мищука и Васяка. — Оба как раз тихо хватались за головы, уже видя себя в тюрьме. — Хотите деконспирировать моих агентов? Так? На вашем месте, хотя лично в бога не верю, я начал бы читать молитвы!
— Но почему? Я ничего не сделал.
— Вот именно! Вы уже проверили?
Минута тишины.
— Так точно, проверил. Вы звоните из их кабинета, товарищ.
— Это мои лучшие люди, а вы их по полу размазываете?
— Да что вы говорите такое. Они на ковре стояли.
— Вы что там себе представляете?! Мы привлекли двух лучших милиционеров для решения секретного дела, а вы им палки в колеса вставляете?!
— Да нет, был отмечен действительный факт бросания цветочным горшком, но никакого вставления палок в колеса никто не докладывал, товарищ генерал. Я сам слышал. Нет, палок никто не вставлял. Товарищ, может, пригласить вас на рюмку водки, вы покажете бумаги и…
— Да какие такие бумаги?! — разорался Борович. — Я же говорил, это секретная операция!
— Так точно! Понял!
— Сам же я переоделся английским парашютистом и выдаю себя за санационного полицейского.
Комендант совершенно ничего не понимал.
— Ага, понятно, — сказал он наконец. — Конечно же.
Но что-то его мучило, потому что он спросил:
— Прошу прощения, не запомнил. Как ваша фамилия, товарищ генерал?
— Я же уже говорил. Айнзайнштариерзейн. Можете сами проверить в столичном УБ. Только о секретной операции — ни слова!