Так было до 1955 года, когда я нашёл под Москвой, в Шатурском районе, доктора Михаила Никифоровича Гаврилкина, который перед войной был врачом 125-го полка, то есть непосредственным начальником Раисы Абакумовой. Он очень тепло вспоминал о ней, но тоже мог рассказать лишь о довоенном периоде её службы – Гаврилкин во время обороны крепости не был в Восточном форту, а оказался в одном из домов комсостава, в группе капитана Шабловского, и потом вместе с ним попал в плен.
Но когда я в разговоре упомянул о том, что Раиса Абакумова была убита, Гаврилкин пожал плечами.
– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Раиса не погибла. Моя жена в годы оккупации жила в Бресте, и она часто встречала там Абакумову.
Это известие взволновало меня. А может быть, героиня крепости жива? Но почему же до сих пор она не дала о себе знать: статьи о Брестской обороне не раз появлялись в печати, и в каждой из них говорилось о ней и о её гибели. Неужели эти газеты и журналы никогда не попадались ей на глаза?
Во всяком случае, надо было искать следы Раисы Абакумовой. Но прежде чем они обнаружились, пришлось долго идти, как по цепочке, от одного человека к другому.
Сначала медицинская сестра Людмила Михальчук, которую я разыскал в Бресте, дала мне адрес ленинградского врача Ю. В. Петрова, работавшего до войны в крепостном госпитале. Петров, как оказалось, переписывался со своим бывшим сослуживцем – фельдшером И. Г. Бондарем, находившимся сейчас в Днепропетровской области. Бондарь в одном из писем ко мне сообщал нынешний адрес другого врача из крепости – В. С. Занина, живущего теперь в Москве. А Занин, в свою очередь, знал, где живёт близкая подруга Раисы Абакумовой, медицинская сестра Валентина Раевская.
Именно от В. С. Раевской из Мценска Орловской области я и получил наконец долгожданное известие. Раиса Абакумова была жива и здорова и работала в районной больнице в городке Кромы той же Орловской области.
Уже позднее, когда мы встретились с Раисой Ивановной в Москве, я спросил, знает ли она, что во многих статьях и очерках о ней писали как о погибшей. Оказалось, что однажды ей попался номер «Огонька» с очерком Златогорова, где говорилось о её героической смерти. Она прочла, усмехнулась и сказала сама себе: «Ну и вечная тебе память, Рая!»
По скромности она даже не подумала о том, чтобы написать в редакцию и опровергнуть рассказ о своей гибели.
Перед войной Раиса Абакумова жила в одном из домов комсостава в крепости вместе со своей шестидесятилетней матерью. В ту последнюю предвоенную ночь ей почти не пришлось спать: вечером она с подругой была на гулянье в городском парке и вернулась уже после полуночи, а в половине четвёртого пришлось встать – рано утром в районе Бреста должны были начаться ученья, в которых ей предстояло участвовать.
Она уже оделась и умылась, а мать хлопотала, приготовляя завтрак, как вдруг раздался близкий взрыв, и горшки с цветами, стоявшие на окне, были сброшены на пол. Потом подальше прогрохотал второй, третий, и сразу же взрывы замолотили с бешеной быстротой, и за их гулом внезапно прорвался истошный вой пикирующего самолёта.
Мать торопливо подбирала цветы.
– Что ж это за ученья? – ворчала она. – Разве ж можно так сильно стрелять? Все горшки побили…
Раиса, испуганно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи, словно очнулась от оцепенения.
– Да что ты, мама! Какие там ученья! – закричала она. – Это же война! Иди скорее прячься где-нибудь, а я побегу в санчасть.
Она выскочила из дому и бросилась к главной дороге, ведущей к мосту через Мухавец. Взрывы гремели все чаще, и иногда над головой, свистя, проносились осколки. Кругом клубился дым, пахло каким-то странным, удушливым перегаром – наверно, от взрывов.
Мост был весь в дыму, и оттуда неслось торопливое татаканье пулемётов. Какой-то боец вынырнул из этой пелены дыма, и, увидев Абакумову, крикнул:
– Доктор, туда не ходите – убьют!
И тут же упал.
Она кинулась к нему. Боец был мёртв – осколок раздробил ему затылок.
И тогда Раиса подумала о том, что у неё нет своего привычного оружия – санитарной сумки.
Совсем недалеко у самой дороги белел одноэтажный домик санитарной части 125-го полка. Она побежала туда.
Внутри был только санитар, торопливо набивавший свою сумку индивидуальными пакетами. Раиса схватила сумку с красным крестом, висевшую на гвозде. Они с санитаром выбежали вместе. Он повернул к северным воротам, на выход из крепости, а она, подумав о матери и о других женщинах, оставшихся в домах комсостава, поспешила туда – надо было вывести всех из домов куда-нибудь в надёжное укрытие в крепостных валах.
Но ей приходилось то и дело останавливаться по дороге – здесь и там стонали раненые люди, и её санитарная сумка опустела, прежде чем она добежала до дома.
Её матери уже не было в квартире. Но внизу, под лестницей дома, испуганно сбилось в кучу несколько женщин с детьми.
– Идёмте со мной! – позвала их Раиса. – Здесь вас может завалить!
Валы Восточного форта находились совсем близко. Но пробежать эти две-три сотни метров было нелегко. Громко плакали испуганные дети, женщины вскрикивали и цепенели при каждом близком взрыве. Они не успевали за ней – приходилось всё время останавливаться и поджидать отстающих. Наконец они все же добрались до ближнего вала и вбежали в первый попавшийся каземат.
Тут находились конюшни, и десятка два привязанных лошадей нервно топтались в своих стойлах и встревоженно ржали, слыша взрывы.
В этих конюшнях было уже много людей. Здесь укрылись женщины и дети из ближних домов комсостава, и обрадованная Раиса увидела среди них свою мать. Тут сидели несколько безоружных и раненых бойцов; она сразу осмотрела их раны и перевязала, разорвав на бинты их нижние рубашки.
Было около полудня, когда в конюшнях появились командиры во главе с майором. Это был майор Гаврилов, принявший командование над гарнизоном форта и теперь обходивший все казематы.
Он подбодрил приунывших женщин, сказал, что врага скоро отобьют, а потом, заметив Раису, подозвал её. Она представилась как положено – по-военному.
– Вам, товарищ военфельдшер, я поручаю организовать здесь санитарную часть. Пусть вам помогают женщины – раненых будем сносить сюда, – сказал майор.
– Но у меня же ничего нет, товарищ майор, – взмолилась Раиса. – Бинты кончились, медикаментов не осталось никаких.
– Попробуем вам что-нибудь достать, – обещал майор. – А пока делайте все, что можете.
И она делала что могла. Вместе с женщинами она постелила у стены каземата чистую солому, подготовив свой будущий госпиталь. Когда начали приносить раненых, они пустили на бинты своё бельё, а вместо шин она прибинтовывала к перебитым рукам и ногам какую-нибудь доску или ложе разбитой винтовки. Пища, скудная и нерегулярная, отдавалась прежде всего детям и раненым. Так же было и с водой, когда её удавалось достать.
На второй день пришлось выпустить лошадей: их нечем было поить и они могли сбеситься от жажды. Их выгнали во дворик форта, и с тревожным ржанием кони табуном побежали к Мухавцу, на место своего обычного водопоя. Наблюдатели с вала видели, как немцы перестреляли их из пулемётов.
По просьбе Раисы бойцы выкопали неглубокий колодец в самой конюшне. Но пропитанная лошадиными нечистотами земля давала какую-то жёлтую, отвратительно пахнувшую воду – даже при сильной жажде её не могли пить. Сначала бойцы ползали за водой к Мухавцу, чтобы хоть немного облегчить страдания детей и раненых. Потом путь туда оказался отрезанным, но зато в соседнем валу обнаружили ледник с запасами льда.
Теперь Раиса сама ползала за льдом. Ползти надо было всего сорок – пятьдесят метров, но часть этого пространства простреливалась откуда-то немецким пулемётом, и каждый раз близкий посвист и чмоканье пуль о землю заставляли замирать её сердце. Но людям надо было пить, и она снова и снова отправлялась в это путешествие.
Как-то лейтенант Степан Терехов, которому Гаврилов поручил все хозяйственные дела, раздобыл со своими бойцами немного бинтов и медикаментов. Она была счастлива: это спасло жизнь некоторым раненым – им уже угрожала гангрена. А главное – среди медикаментов были таблетки хлорной извести. Теперь она кипятила жёлтую воду из колодца, клала туда таблетки «хлорки», и эту жидкость, похожую на лекарство, можно было пить. Запасы льда кончались, и хлорированная вода помогала все же поддерживать силы людей.
Все пережила она здесь, в форту, – и дымовые атаки немцев, когда всем им, включая детей и раненых, приходилось часами дышать через противогазы или сквозь влажные тряпки, и обстрел из танков, и взрыв тяжёлой бомбы весом в 1800 килограммов, когда казалось, что кирпичные своды каземата сейчас не выдержат и многотонная масса земляного вала над головами станет их общим могильным холмом.
А потом майор Гаврилов, страшный, исхудавший, помрачневший, пришёл к ним и велел женщинам взять детей и идти в плен. Он не хотел слушать никаких возражений, и женщины, рыдая, стали собираться. Заметив, что Раиса отошла в сторону, майор прикрикнул на неё:
– Вам что, нужно отдельное приказание?
– Я никуда не пойду, товарищ майор, – сказала она. – Я военфельдшер, и моё место около раненых.
Он понял, что спорить бесполезно, и молча кивнул головой. Он даже не стал возражать, когда мать Раисы сказала, что она тоже не уйдёт от своей дочери. Так и остались они с бойцами, эти две женщины, молодая и старая, решившие до конца разделить трагическую судьбу маленького гарнизона.
Их взяли в плен два дня спустя вместе с ранеными. Увидев на гимнастёрке Раисы зеленоватые петлицы медицинской службы, немецкий офицер решил, что эта женщина – пограничник, и хотел тут же застрелить её, но один из раненых, знавший немецкий язык, объяснил ему, что она – врач.
Её с матерью отделили от всех и отправили в Брест. Там они просидели несколько суток в каком-то подвале. Потом им удалось бежать. Раиса достала себе обычное платье, и они поселились в городе.