Схватив котелок, валявшийся на полу, он бросился к окну. Прежде чем его успели остановить, старшина выпрыгнул наружу, стремглав сбежал по откосу к воде, зачерпнул котелком и, бережно неся его в обеих руках, уже медленнее, чтобы не расплескать драгоценную воду, взобрался снова наверх.
Видимо, немецкие пулемётчики на этот раз зазевались или их ошеломила дерзость внезапной вылазки, но Мейер успел добежать до окна и протянул котелок товарищам.
Опершись руками на подоконник, он хотел впрыгнуть внутрь, и в этот самый момент с того берега раздалась очередь. Руки Мейера словно подломились, и он упал на грудь. Его втащили в помещение, и товарищи склонились над ним. Пуля попала ему в затылок, но он был ещё в сознании.
– Воду… раненым… – успел сказать он, и голубые весёлые глаза молодого старшины стали мутностеклянными. Мейер был мёртв.
Нам известна его фамилия, у нас есть его фотография, мы можем отдать дань уважения памяти героя. Этого нельзя сделать в отношении многих других защитников крепости – мы просто не знаем их имён.
Кто был тот молоденький боец, почти мальчик, о котором вспоминают люди 44-го полка? Весь день он дрался с какой-то особой весёлой удалью, будто чувство страха вообще было незнакомо ему. Он первым кидался в бой, поднимая за собой других навстречу атакующим автоматчикам, обгоняя всех, врывался в толпу бегущих назад фашистов, разя их штыком, и последним возвращался в укрытие, ещё полный боевого возбуждения и желания скорее снова сойтись с врагом грудь с грудью.
И вдруг, уже в конце дня, он был ранен. Мина разорвалась позади него, и осколок её попал ему в ляжку. Рана оказалась лёгкой – бойцу тут же перевязали её, и он, хоть и прихрамывая, по-прежнему ходил в атаки. Но настроение его было непоправимо испорчено – он не мог примириться с такой раной.
– Что же я скажу теперь нашим, когда они придут? – чуть ли не со слезами говорил он товарищам. – Ведь они подумают, что я удирал от немцев – рана-то у меня сзади. Ребята, вы же видели – я вперёд шёл, когда ранило…
Его успокаивали, но он был неутешен и вовсе не думал ни о смерти, подстерегающей его здесь на каждом шагу, ни о тяжёлых лишениях осады, а только о своём ранении, которое считал таким позорным, и о том, как стыдно ему будет, когда придут свои.
Невдомёк было этому юному солдатику-герою, что через три дня другая, смертельная рана в грудь навсегда уложит его и, когда спустя три года придут сюда свои, только кости его будут белеть где-то в крепостных развалинах.
В этой книге рассказывается о десятках защитников Брестской крепости. Но сотни и тысячи имён таких же достойных славы героев обороны, как погибших, так и живых, здесь не упомянуты. Даже всех уцелевших невозможно перечислить в одной книге, а другие – и таких огромное большинство – остаются доныне безымянными.
Кто, например, назовёт нам фамилию неизвестного музыканта из оркестра 44-го стрелкового полка? Вместе с группой своих товарищей в первые минуты войны при разрыве тяжёлой авиабомбы он был завален в помещении музыкантского взвода. Они оказались заживо похороненными под грудой камней, и спасти их было невозможно, потому что этот участок казарм находился под непрерывным обстрелом и бомбёжкой и к развалинам никто не мог подступиться. И тогда люди, находившиеся неподалёку, сквозь грохот взрывов вдруг услышали, как из-под этих развалин раздались звуки музыки. Неизвестный музыкант играл на трубе «Интернационал». Он как бы прощался этим со своими товарищами и говорил, что умирает как верный сын Советской Родины.
Петя Клыпа рассказал мне о подвиге одного политрука, фамилии которого мы также до сих пор не знаем. В первые минуты войны этот политрук собрал под своим командованием бойцов из разных частей и подразделений и вместе с ними дерзко двинулся прямо навстречу гитлеровцам, наступавшим с северной части крепости. Маленький отряд занял каменное здание на берегу Мухавца против Центрального острова и своим огнём преградил дорогу врагу. Тем самым политрук и его бойцы предотвратили возможный прорыв противника в центр крепости с тыла, со стороны главных трехарочных ворот.
Они держались в этом доме почти до самого вечера, пока наконец гитлеровцы не подтащили сюда орудия и не начали прямой наводкой обстреливать здание, разрушая его. К концу дня у политрука осталась только небольшая группа бойцов, и, воспользовавшись минутой затишья, он вместе с ними бросился вплавь через Мухавец в центральную цитадель, где в казармах находились наши. Но когда они вышли на берег, на них из засады неожиданно напал отряд автоматчиков. Тогда политрук приказал своим людям бежать к тем отсекам казарм, которые были заняты нашими бойцами, а сам с пистолетом в одной руке и с гранатой в другой бросился навстречу врагам. Он хотел задержать гитлеровцев и дать возможность своим бойцам спастись.
Его тотчас же окружили и схватили, выкручивая руки, стараясь вырвать пистолет и гранату. Но он в этой борьбе сумел дотянуться ртом до гранаты и зубами выхватил кольцо. Произошёл взрыв. Петя Клыпа рассказывал, что он видел потом труп этого политрука на берегу Мухавца. Грудь его была разорвана, в неестественно выкрученной руке по-прежнему зажат пистолет, а в зубах стиснуто кольцо гранаты, и вокруг него разбросаны тела врагов, уничтоженных этим взрывом.
Великое множество было таких безвестных храбрецов, ибо там, в крепости, почти каждый становился подлинным героем. И неудивительно, что в наше время слова «защитник Брестской крепости» стали равнозначными слову «герой».
Есть братские могилы павших, над которыми на постаменте вознесена бронзовая фигура воина с винтовкой или гранатой, устремлённая вперёд в напряжённом боевом порыве. Десятки имён в несколько длинных рядов бывают высечены на постаменте такого памятника. Но только одна фигура – воплощение мужества и доблести – возвышается над землёй, и невольно кажется, что лежащие там, в тёмной глубине, погибшие герои выслали его – одного из них – сюда, наверх, под солнце, как своего постоянного-полномочного представителя. Разве каменные руины Брестской крепости не такая же братская могила геройски павших воинов? Пусть же и книга, которую вы сейчас читаете, будет скромным памятником на этой грандиозной братской могиле. И пусть помнит читатель, что за каждым описанным здесь героем славной обороны стоят десятки и сотни других – неназванных, безвестных.
ПОГРАНИЧНИКИ
Известно, что в рядах защитников Брестской крепости были и наши пограничники. Перед войной в районе Бреста охранял государственный рубеж 17-й Краснознамённый пограничный отряд под командованием майора А. П. Кузнецова, а в самой крепости располагались третья комендатура и девятая погранзастава этого отряда.
Нужно сказать, что на первых порах об участии пограничников в обороне Брестской крепости не было никаких сведений. Когда я начал собирать материал для будущей книги, мне стало известно, что в одном из музеев Москвы хранится папка с воспоминаниями участников боев на нашей западной границе в первые дни Великой Отечественной войны. Я пришёл туда и познакомился с содержимым этой папки. Здесь собраны воспоминания бывших пограничников, служивших на заставах 17-го Краснознамённого отряда. Все эти записи были тщательно подшиты в порядке нумерации застав: пятая, шестая, седьмая, восьмая, десятая… В том месте, где по порядку должны находиться воспоминания о боях девятой заставы, оказался только маленький листок, на котором было написано:
«Никаких сведений о девятой заставе нет. Застава помещалась в крепости и, видимо, целиком погибла в боях. По свидетельству жителей близлежащей деревни, в первые же минуты войны пограничники приняли удар врага на Западном острове Брестской крепости и вели борьбу в течение долгого времени».
В первую мою поездку в Брест, когда я побывал там вместе с Матевосяном и Махначем, мы с ними однажды в сопровождении офицеров из отряда, который сейчас охраняет границу в районе Бреста, приехали на Западный остров крепости, где сражались в 1941 году пограничники. Остров густо зарос кустарником, и там среди зарослей кое-где лежат старые развалины или стоят пустые каменные коробки домов. Полуразрушенные кирпичные стены со всех сторон изрыты пулями и осколками. Видно, что в каждом из этих строений группы пограничников, окружённые врагом, вели необычайно упорную, героическую борьбу. Как от древних времён дошли до нас надписи, выбитые на камнях и рассказывающие о жизни и борьбе исчезнувших народов, так здесь, на этих полуразрушенных стенах, записана летопись борьбы и гибели безымянных героев первых дней Великой Отечественной войны. Только записана она не резцом, а пулями и снарядами врага.
В одном месте офицеры-пограничники показали нам на груду камней – тоже развалины какого-то дома. Сквозь камни проступали наружу ржавые железные спинки коек. Было ясно, что здесь находилась казарма, разрушенная бомбой или снарядами, вероятно, в первые же минуты войны. С помощью солдат-пограничников мы тут же начали раскапывать эти развалины. Действительно, под камнями удалось кое-что найти. Там были обрывки каких-то бумаг, уже полуистлевшие. Когда мы начали рассматривать их, оказалось, что это страницы учебника по автоделу. Однако настоящих раскопок мы, конечно, не производили – для этого не было ни времени, ни возможностей, – сюда следовало снарядить специальную экспедицию под руководством научных сотрудников.
Офицеры-пограничники говорили нам, что именно здесь, на месте этих развалин, по их сведениям, помещалась 9-я погранзастава в 1941 году. Но спустя несколько дней нам удалось найти в Бресте жену одного бывшего пограничника, которая перед войной жила в крепости. Вместе с ней мы приехали в крепость, и тогда оказалось, что 9-я погранзастава и 3-я комендатура отряда в 1941 году располагались не на Западном острове, а в центральном дворе цитадели, в доме, стоявшем рядом со зданием казарм 333-го стрелкового полка, около Тереспольских ворот, тех самых ворот, которые изобразил художник П. А. Кривоногов на своей картине «Защитники Брестской крепости». Что же касается Западного острова, то там, как выяснилось, помещались автомобильная рота отряда и окружная школа шофёров пограничных войск. Этим и объясняется тот факт, что под развалинами казармы мы нашли странички учебника по автоделу.