Но особенно всех поразила совершенно преобразившаяся крепость. Широкая, как проспект, выложенная бетонными плитами дорога, продолжая собой прямую асфальтовую ленту Московского шоссе, вела в центр крепости сквозь новые парадные ворота – пятиконечную звезду, затейливо прорезанную в бетонном массиве. А там, в самой середине Центрального острова, вырастая из невысокого холма развалин инженерного корпуса, поднялась над всей Цитаделью огромная, почти 35-метровая серая глыба – как бы увеличенная во много раз часть разрушенной крепостной стены. Наверху этой глыбы, слитая с ней и в то же время будто в могучем усилии пытающаяся отделиться от нее, нависла над развалинами чуть склоненная гигантская голова воина с лицом суровым и мужественным, со взглядом, исполненным выражения твердой и отчаянной решимости.
В стороне, неподалеку от этого горельефа, взметнулся в небо на стометровую высоту узкий четырехгранный обелиск из нержавеющей стали – словно выступающий наружу штык исполинской винтовки-трехлинейки, скрытой в глубинах этой политой кровью земли.
Внизу, у основания штыка, полыхало на ветру пламя Вечного огня.
А между штыком и глыбой с головой воина, связывая их воедино, протянулись один над другим три ряда надгробий с именами павших тут героев, и среди них часто повторялась надпись «Неизвестный» – в крепости за последние годы были раскопаны и перезахоронены останки многих безымянных героев обороны.
В день, когда происходило торжественное открытие мемориала, тысячи людей заполнили крепостной двор. Окруженные этим пестрым и шумным людским морем, рядом с трибуной тесной толпой стояли защитники крепости. Я видел, как ошеломленно и растерянно смотрели они вокруг, словно не веря глазам и не узнавая свою старую крепость. И я, признаюсь, испытывал вместе с ними те же чувства – новый мемориал как-то резко изменил привычный для нас вид крепостного двора. Массивная бетонная глыба с головой воина, высоко поднявшаяся в середине Цитадели, сразу сделала приземистыми, незаметными и остатки краснокирпичных казарм, и белый двухэтажный дом музея, и даже полуразрушенное церковное здание – бывший клуб 84-го полка, который до этого господствовал над всем Центральным островом.
Неудивительно, что у людей, привыкших к прежней крепости, ее новый облик вызывал порой сложные и противоречивые чувства. И когда я пытался разобраться в них, мне невольно пришла на ум одна мысль. А имеют ли право участники, очевидцы и современники тех или иных событий выносить свой окончательный приговор и самим этим событиям, и их мемориальному воплощению? Разве защитники крепости, сражаясь в ее стенах тогда, в сорок первом, или вспоминая об этом потом, в первые послевоенные годы, думали о том, какой подвиг они совершили, разве могли они оценить его смысл и значение?
Подвиг их уже не принадлежит им – он стал драгоценным достоянием их Отчизны. И мемориал возведен в крепости не для них и даже не для нынешних поколений – он больше всего адресован будущему, нашим потомкам. Как воспримут его, с какими чувствами будут стоять перед этими памятниками наши правнуки и праправнуки через пятьдесят, сто, двести лет?
Отгремели залпы орудийного салюта, прозвучавшего над крепостью в тот день, погасли огни праздничного фейерверка, закончились торжества, и бессмертный гарнизон Брестской крепости-героя, рассыпанный сейчас по всей стране, вернулся к своей обычной жизни.
Как всякая жизнь, она полна и радостей и потерь, и бойцы крепостного гарнизона то одерживают в ней новые победы, то продолжают нести боевые потери, ставшие естественными для нашего поколения пожилых и старых людей.
Несколько лет назад ушел от нас бывший врач Брестской крепости, доктор медицинских наук ленинградец Юрий Викторович Петров. Не стало одного из братьев-близнецов, сражавшихся в Брестской крепости, – Николая Исполатова – ленинградского педагога, брестского старшины Михаила Игнатюка, Соса Нуриджаняна из Еревана, Андрея Кастрюлина из Азербайджана, Николая Санжиева из Калмыкии и некоторых других.
И все же пока еще чаще, чем эти печальные вести, доходят до нас свидетельства новых побед и свершений бывших защитников крепости-героя, которые по-прежнему в большинстве своем стоят в трудовом строю народа.
Орденом Ленина был награжден бывший сержант Брестского гарнизона, а ныне профессор Алма-Атинского университета Владимир Иванович Фурсов. Уже народным артистом РСФСР стал Николай Степанович Белоусов, играющий теперь на сцене Тульского драматического театра. Новая пьеса Алеся Махнача о детях, участвовавших в обороне крепости, поставлена на сценах нескольких театров юного зрителя. Не сходит с заводской Доски почета в Брянске имя лучшего токаря, ударника коммунистического труда Петра Клыпы. Военкомом одного из крупных районов города Днепропетровска стал Герой Советского Союза Михаил Мясников. Работает над своими воспоминаниями постаревший, но еще не сдающийся возрасту и болезням Петр Михайлович Гаврилов. Ушли на заслуженный отдых, но ведут большую общественную работу Александр Санин в Омске, Константин Касаткин в Ярославле…
Героический гарнизон Брестской крепости живет и борется.
1954–1973
Люди, которых я видел
Ему выпало своими глазами увидеть такой полный успех дела, на которое он потратил всю свою сознательную жизнь, узнать на себе такую популярность, о какой писателю, собственно, даже и мечтать неприлично и какая в наше время достается только поп-звезде или шумному политику. По улице с ним невозможно было ходить ни в провинции, ни в Москве – люди тыкали пальцем, заговаривали, трогали. Его это не смущало, он чувствовал себя как рыба в воде. Сначала радовался, потом привык. Он умер в шестьдесят лет от рака легких в больнице на Волоколамском шоссе и тотчас после смерти провалился в забвение столь же полное, каким был успех при жизни.
Летом 1955 года он рассказал по радио, как искал участников обороны никому в ту пору не известной Брестской крепости. Передачи вызвали ошеломляющий поток писем, и почти каждое несло в себе трагическую судьбу и вопль о помощи. Розыск забытых Богом и людьми героев войны и восстановление справедливости стали на много лет его работой и содержанием передачи «Рассказы о героизме», которую он постоянно вел на телевидении.
Он умер в 1976 году. Следы его деятельности исчезли с поверхности или, вернее сказать, в сознании толпы перестали связываться с его именем. Не сохранились радио- и телепередачи, их не найдешь в архивах. И, наконец, главное, что должно оставаться от писателя, – книги, а в применении к нему прежде всего книга. «Брестская крепость», дело его жизни, пролежала под спудом 18 лет – срок достаточный, чтобы выросло поколение читателей, сроду о ней не слыхавших.
Странная судьба у этой книги. После шумного успеха, переизданий, перевода на полтора десятка языков, после Ленинской премии набор ее был рассыпан по распоряжению Суслова в связи с тем, что один из ее живых героев, Самвел Матевосян, был исключен из партии за злоупотребление служебным положением. Последним документом, который отец диктовал в больнице, зная, что умирает, было письмо в защиту Матевосяна. Обвиняя партийного следователя в предвзятости (а Матевосян был любимцем прежнего хозяина республики, за что и поплатился при новом), он пуще всего настаивал на том, что никому не дано зачеркнуть фронтовое прошлое Матевосяна, возглавившего в крепости первую штыковую атаку, немногочисленные участники которой еще были в живых (сегодня – ни одного).
Не успел отец умереть, как я стал с удивлением обнаруживать, что на разных этажах политической системы – той самой, что присудила премию и создала в крепости внушительный мемориал, – книга и само имя автора вызывают глухое, но стойкое недоброжелательство. Сначала майор из Главного политуправления как бы нехотя заметил в разговоре, что книга далеко не бесспорна и что отец сам виноват, потому что доверял людям, не заслуживающим доверия. Потом на Урале от знакомого офицера я узнал, что книгу изъяли из библиотеки части по распоряжению свыше. И, наконец, человек, работавший в то время в подмосковном райкоме, рассказал мне, что приезжавший инструктор ЦК вполне официально сообщил лекторам сети партийной пропаганды, что имеются документы, уличающие Смирнова в подтасовке фактов, что он выдумывал героев и приписывал им подвиги, которых они не совершали. Благо, Смирнов был уже в могиле и ответить не мог.
Тем временем дети мои ходили в школу и учились по «Родной речи», в которой по-прежнему красовался отрывок из книги деда. Армия завязла в Афганистане, проблема наших пленных торчала занозой, и тон газет менялся в сторону, хорошо знакомую. Правители мерли один за другим, и к каждому очередному мы обращались с письмами. Иногда нас с матерью приглашали на Старую площадь, кивали сочувственно, говорилось даже, что брестская книга – «наше национальное достояние», обещали помощь. Но как только доходило до типографии, неведомая сила вставала поперек. В издательстве «Молодая гвардия» тогдашний главный редактор уже безо всяких околичностей государственным голосом объявил мне, что «героизация плена есть вещь недопустимая», что книга может быть переиздана только при условии, что из нее будут полностью исключены «поверхностная и неверная оценка первого этапа войны» и упоминания тех, кто был в немецком плену – то есть всех до единого героев книги, оставшихся в живых, поскольку в крепости, когда фронт был уже у Смоленска, миновать плен можно было, только застрелившись или записавшись в полицаи. Хотел бы я, чтобы этот сукин сын прочел эти строчки – за точность цитат ручаюсь, я записал их сразу за дверьми его кабинета.
В 1991 году, после 18-летнего перерыва, благодаря издательству «Советская Россия» книга вновь предстала перед читателем. Еще через девять лет, к 55-й годовщине Победы, стараниями Валентина Осипова и издательства «Раритет» появилось еще одно издание – благотворительное. На прилавках книга не появлялась, весь тираж ушел на подарки ветеранам, участникам Парада Победы и в фонды армейских библиотек.