к своему сотому дню рождения певица оказалась не только жива, но и в голосе – запела! Публика ревела и стонала, все чувствовали себя очень молодо – в сравнении с юбиляршей-то!
– Стараешься, стараешься, стараешься, стараешься, стараешься, стараешься… – Делая уборку, Верыванна могла так повторять без конца до тех пор, пока вдруг не выруливала на резюме: – Но никому до этого дела нет!
Никому, это Томке – вечно занята! Раньше гулянки, теперь – обналички, растаможки… А Тамаре в самом деле еще с детства осточертел этот вечный монолог матери – никто ж не заставляет! – и уже в самом начале его она старалась удрать куда глаза глядят, с силой хлопнув дверью. Однажды хлопнула капитально – укатила в Америку!
«Бросила с малолеткой на руках, – с горечью думала Верыванна, – одну, без всякой поддержки. А ведь пока она была с нами, нельзя было даже заикнуться об отце ребенка! Но тут я уже не выдержала, как же, говорю, так, как нам одним? „Кто все-таки отец?!“ – взмолилась я, прижимая, двухлетнюю Лизочку к груди. „Никто! Придурок один! И я его послала!“ – проорала Томка, заволакивая чемоданы в лифт. „Но ведь пока тебя не будет, – крикнула я спускающемуся лифту, – нам потребуется хоть какой-нибудь отец!“ В ответ лифт далеко внизу хлопнул дверью, а оказавшиеся вдруг рядом соседки урезонили: „Не надрывайся, не нервируй дите, Америка вам поможет. Потому что там, в Америке, большие возможности заработать и устроить личную жизнь“. „Заработаю и вернусь“, – тоже пообещала Томка. Вернулась. Через семнадцать лет. Вроде совсем недавно то было, а Лизке уж девятнадцать… Годы как угорелые пронеслись, наступая друг другу на пятки. Нет, годы с пятками – это, пожалуй, слишком. Лучше – годы-волны. Убегают и бурлят за кормой корабля… Я, что ли, корабль? Ага, с Лизкой на борту. Это ж сколько той воды утекло… И на тебе, Тома наша вернулась. Год уж тут куролесит, а кажется, будто вчера… Прилетела ожесточенная, худая. У нее вообще не осталось запасов женственности, называемых телом! А туда же, Лизку жить учит – учительша! Сама-то в Штатах только карьеру посудомойки смогла сделать. Да и мужа нашла не миллионера американского, как планировалось, а алканавта нашего – та еще опора!.. Лизочка даже не может выговорить слово „мама“»…
– А меня кто воспитывал?! – вскипает Тамара. – Ты ж вечно по заграницам – звезда! А я с отцом да с соседками, тебя и видела-то не каждый месяц!
– Врешь! Я если уезжала, так не больше чем на неделю!
– Можно подумать, что, когда возвращалась, занималась мной! Вот и не мешай мне самой свою жизнь устраивать!..
Так и собачатся, потому что ни по одному вопросу нет у них не то что единого, но даже похожего мнения.
– … Ну-ну, устроила. С алкашом.
– Не алкаш он, а выпивает просто, как все!
– Что ж ты его там одного бросила?
– У меня дочь, ее поднимать надо…
– Ох, ну и память. Подняли уже, ребенку де-вят-над-цать!
– Вырастить не фокус, вот устроить…
– Не фокус?? Одних болезней и бандитов сколько кругом! Глаз да глаз за ней! Даром что умница, из класса в класс играючи перепрыгивала, да и в университет с первого раза поступила – спасибо подружке моей, Наденьке, сколько с ней занималась!
– Ты же прекрасно знаешь, другого выхода у меня не было. На работе платили три рубля, пенсия твоя – курам на смех. Да и ту вечно задерживали! Америка – это был для нас последний шанс, а то на что б вы жили?
– Три раза прислала по сто долларов – и тишина. А Лизочку-то надо кормить, одевать, за гимназию платить…
– А что комнату мою сдали не считается?
– Мать – это не только деньги. Вообще не деньги!
– Никак обо мне базарчик! – крикнула из передней Лиза. Увлеченные «базарчиком», они не слышали, как она пришла из университета. – Обо мне, да? – сказала она, входя в комнату.
– О ком же еще, сокровище? Вон маматома о тебе все беспокоится…
– Я же просила. Не приучай ее звать меня маматомой. Просто мама.
– Хорошо, хорошо, простомама, – смеясь, согласилась Лиза. Ей хотелось и бабушке доставить удовольствие, и маму эту не обидеть.
– И имей в виду… – сказала Тома.
– Имею, имею…
– Это из-за тебя она со мной так разговаривает!
– А что я такого сказала? Не, ну я ведь уже вполне крупный чел, что ж мне теперь так и шуршать твоими рецептами?
– Ничего, пошуршишь…
Зазвонил телефон, Тома кинулась к трубке – Алеэ! Ее! Бай!..
– Так вот, – она снова обратилась к Лизе, – как говорится, не дай нам Бог жить в эпоху перемен. А мы-то как раз и вляпались…
– Слушай, брось ты этот цитатник. Что, при совке или в войну лучше было?
– Ты права, дочь, в этой стране всегда буза, еще лет сто пройдет, пока все устаканится. Если вообще устаканится. Поэтому умные люди на Запад прорываются…
– А чего прорываться? У нас в университете с третьего курса посылают по обмену хоть в Германию, хоть во Францию…
– Ага, пошлют! Только не во Францию и Германию, а просто как всех, кто без бабок. А у меня на такую взятку денег пока нет. Да и не путь это.
– Хватит каркать, – вмешалась Верыванна, – до сих пор же все у нас получалось.
– Во-первых, мама не каркает, мама учит, – степенно заметила Тамара. – Во-вторых, прорываться на Запад через карьеру – вообще слишком долго, за то время весь сок, всю свежесть потеряешь. Я вот тоже свеженькой ромашкой была, думала, всего сама добьюсь, а теперь уж не та.
– Ромашка-мамашка, – буркнула Верыванна. Она еще что-то подумала про метелку общипанную, но Лиза незаметно дернула ее за рукав, и она сказала только: – Вот тебе и Запад…
– Запад тут ни при чем. Просто у меня тоже в голове сидела карьера, а надо проще, проще…
– Это как же?
– Замуж! Вот как!
– Уж замуж невтерпеж.
– Не груби.
– Я не грублю. Это такое упражнение по русскому. И как это вдруг замуж, за кого??
– За иностранца – вот за кого!
– Удивила! Да у нас полкурса об этом глючит. Есть девки, конкретно заточенные на иностранцев…
– Это шлюшки, – убежденно вставила Верыванна. – У них одно на уме: за границу замуж за любого урода!!
– Да не перебивайте вы! Суть как раз в том, чтоб загарпунить настоящую, крупную рыбину…
– Господи, Тома, что за выражение?..
– Нормальное. Так вот, загарпунить и притом самой не сесть на крючок. Можно ведь так напороться – то ли в пубдом, то ли в рабство продадут, сама еле ноги унесла…
– Ну-ну, поделись с дочерью своим женским опытом, расскажи про американское житье-бытье.
– … поэтому, – игнорируя колкость матери, продолжала Тома, – нужно брать уже отобранного, проверенного…
– ?!
– Я имею в виду Терри.
– Мужа Марины?! Да ты в уме? Твоя ж подруга…
– Ну и что? Она ведь за Терри par dépit вышла, с досады то есть. С досады и по расчету. И ему же этого простить не может!
– Так что ж ты теперь Лизоньку этим расчетам учишь?!
– Не расчетам. Я хочу, чтоб она par amour за него пошла, по любви, значит. Потому что Терри – золото, и его просто нельзя не полюбить.
– От советчица! – всплеснула руками Верыванна. – Сама-то ни по любви, ни с досады не смогла…
– Извини, маматома, – восхищенно улыбаясь, сказала Лиза, – но ты просто кошмарный чел.
– Позже, дочь, ты скажешь мне спасибо.
– Спасибо.
– Не сейчас. И ты будешь откровенная шляпа… ну, ладно, шляпка, если не воспользуешься моментом. Второй может и не представиться. Потому что молодость проходит очень быстро, как сигарета «Вог», вот только ты села нога на ногу, с наслаждением затянулась и выдохнула первый дымок, еще раз, два – ан сигаретка и кончилась!
– Давай учи девку курить!
– Да я ж для сравнения… Короче. С Маринкой я договорилась…
– О чем?! – выпучились Лиза с Верыванной.
– Ну не о Терри же! Просто о твоей поездке в Швейцарию. Поживешь там недельки две, отдохнешь, присмотришься.
– У Марины?!
– Ну!
– Полный отстой.
– Чего?
– Подлость – вот чего.
– Подло так с мамой разговаривать… Ладно, забудь про Терри, езжай просто погостить…
– Щас!.
– …бери Катьку, да, да, Марина сказала, можешь с подругой приехать – места всем хватит. Ей же все равно некогда с тобой заниматься – целыми днями на фирме вкалывает, вот и будете с Катькой колесить по Швейцарии – плохо ли? А уж Маринка-то вас на всем готовом примет, баба она хлебосольная.
– А ты ей за то такой десант засылаешь!
– Так не любит же она его! Сама мне говорила – не лю-бит. Она другого обожала – роковая страсть! Сто лет встречались, а жениться пренебрегал. Так, наезжал когда не то. А потом вообще исчез. Так вот, поплакала красавица Марина, да и успокоилась, решила новую жизнь начать, только не клевал что-то никто. Подруги пытались свести ее там с разными – все мимо. Мужики говорили, да, красивая, но, типа, никакая, холодная. И вот тут познакомили ее на одной английской фирме с Терри, и он сразу на нее запал! Каждую неделю звонит, туда-сюда приглашает, кажется, и полгода не прошло, как сделал предложение. А дальше фантастика! Платье для невесты заказывают в Париже, свадьба в Лондоне, а жить нужно ехать в Ниццу – там у Терри дело свое было. Ты только представь – Ницца! Аристократический тусак Европы! Царские особы и магараджи валят туда с целыми поездами гувернанток, скрипачей и багажа, а Мариночка наша не захотела!
– Как это? – удивилась Лиза.
– А так! Не захотела, и все. Ну, а Терри не захотел, да и не мог остаться в Москве. Правда, медовый месяц они все же провели в Ницце, но там, как это часто бывает с нашими, красавица заскучала и одна вернулась в Москву. Короче, около года живут молодые врозь, она – с родителями, и все делится с ними да со мной своей нелюбовью – ну вот ни капельки он ей не нравится, какой-то не наш. Конечно, не наш – англичанин, да! К тому же высокий, симпатичный и притом несметно богат. Но нет, не то! А тут еще Нинка, мать ее, все уши ей прожужжала, типа, какой же он мужик, если даже гвоздя забить не может? Не, ну ты подумай! Зачем ему пальчики свои компьютерные корежить, если он за несметные бабки любого мужика может нанять?