Эрве, один из мальчиков, сказал другому – Матилину:
– Может, мама хочет, чтобы мы принесли дубинку?
Матилин ответил, вытирая обеими руками слезы:
– Наверное, надо у нее спросить.
Он повернулся к матери, которая смотрела на его губы:
– Мама, ты, наверное, хочешь, чтобы мы принесли тебе дубинку?
Глаза матери просветлели. Тогда Эрве взял скамейку, Матилин влез на нее и снял со стены дубинку. Потом они вместе подошли к матери, разглядывая дубинку, ведь прежде они никогда не держали ее в руках. Раньше, когда они были маленькие, они часто просили дать им поиграть с дубинкой, но мать никогда не позволяла им этого.
Дубинка от старости почернела, как уголь, и стала твердой, как камень. На нижней ее части было вырезано человеческое лицо, а под ним – маленький крестик; наверное, это был какой-нибудь святой. Он был очень похож на те деревянные фигурки святых, которые до революции[4] стояли во всех церквях. Кожаный ремешок меняли много раз: последний раз новый ремешок приладил отец мальчиков – он умер, когда они были еще маленькими.
Когда сыновья отдали дубинку матери, которая доживала свои последние минуты, бедняжка поцеловала крест и изображение святого и только после этого начала свой рассказ.
– Дети, – произнесла она таким тихим голосом, будто говорила уже из могилы, – вот что я оставляю вам после себя. Это дубинка вашего прадеда, он принес ее с собой из своей далекой родной страны. А эта страна не принесла нашей семье ничего, кроме бедности и потерь. Не оставайтесь здесь, возвращайтесь на родину. Как идти туда – я не знаю, но верю, что эта дубинка вам поможет. Она вам покажет дорогу. Я попросила у Бога, и Он согласился исполнить мое желание: там, где дубинка врастет в землю, будет ваш дом, и больше нигде. Только там вы сможете быть счастливы. Когда я умру, похороните меня там, где лежит ваш отец, а сами возвращайтесь на родную землю… Дубинку я отдаю Эрве: ведь на ней – его святой покровитель. И пока вы будете в пути, пусть между вами будет согласие. И не сворачивайте ни налево, ни направо, слушайтесь советов вашей дубинки, и пока будете идти, не выпускайте ее из рук.
Долго-долго шептала мать эти слова; иногда мальчики думали, что она вот-вот умрет, но, отдышавшись, она снова принималась говорить.
Когда дубинка очутилась в руках Эрве, который теперь стал как будто старшим, мать слабо улыбнулась. Ей захотелось сказать еще что-то, но час ее пробил: смерть оборвала ее слова и ее жизнь.
Мальчики не сразу осознали, что их матери больше нет, но вдруг что-то переломилось внутри них, и они поняли, что только что потеряли самое дорогое: их мать уже покинула этот свет.
Выплакав последние слезы, они позвали на помощь людей, которые помогли им похоронить мать. Только они двое да две старые женщины провожали покойницу на кладбище. Когда все было закончено, братья не вернулись в дом, там ведь было совсем пусто. Эрве взял брата за руку, захватил дубинку, и пошли они искать свою страну, где, быть может, заживут счастливо.
«Дорогу вам укажет дубинка», – сказала им мать перед тем как умереть. Эрве выбрал дорогу, которая вела на закат. Что-то ему подсказывало, что именно она ведет в его страну: наверное, это дубинка направляла его.
Недолго они шли, но Матилину дорога показалась долгой, и, чтобы найти предлог для отдыха, он сказал брату:
– Давай ткнем дубинку в землю, а то вдруг пройдем случайно мимо дома.
А братья, хоть и были похожи внешне, не были равны по силе. Эрве был гораздо выносливее.
– Ты что, устал? – спросил он брата.
– Да, – ответил Матилин, – а еще я есть хочу.
– Ну хорошо, давай присядем, может быть, найдем, что нам поесть.
Матилин шутки ради воткнул дубинку в землю на поле у дороги и сел рядом с братом. Эрве, забыв совет матери, пошел в сторону, надеясь найти что-нибудь на обед; вскоре он вернулся.
– Пойдем, – сказал он, – я нашел человека, у которого можно поесть и переночевать.
Обрадованный Матилин вскочил, и они зашагали, не позабыв и дубинку, в какое-то глухое место. Там их ждал высокий бородатый человек, который пригласил их к себе, чтобы накормить и напоить.
Эрве рассказал незнакомцу, кто они такие и что идут они искать свой дом. Незнакомец спросил, где их дом, а Эрве ответил, что они и сами точно не знают.
Услышав это, бородач расхохотался и сказал, что им ничего не остается, как зайти к нему, иначе их схватят за бродяжничество.
– А мы не очень далеко свернем с дороги, если к вам зайдем?
Бородатый господин снова захохотал.
– Да ты слабоумный для своих лет, мальчик! Как же ты можешь свернуть дороги, когда ты дороги этой не знаешь?
Матилин тоже хихикал, особенно когда думал о том, что скоро можно будет пообедать. Эрве замолчал и ничего не ответил, когда чернобородый человек сказал: «Ладно, пойдем в мой дом, пока вы своего не нашли». Только еще крепче сжал дубинку в руке.
Незнакомец шагал впереди, а братья поспевали за ним. Дом этого человека был недалеко, но дорога только и делала что петляла: нелегко будет потом выйти на прямую дорогу, ведь повсюду, где они шли, извивалось множество разных тропинок.
Матилин опять устал.
– Мы еще не пришли? – спросил он.
– Во-он там, – ответил чернобородый господин. Перед ними стоял дом, из трубы шел дым. К ним подбежала собака и начала радостно прыгать вокруг, пока все трое шли по двору, потом вышла девушка и поздоровалась с хозяином, назвав его отцом. Потом она повернулась к мальчикам, взяв обоих за руки с нежным и веселым видом.
Они вошли в комнату, где на стенах весели красивые картины, освещенные огнем, потрескивавшим в камине. Вокруг маленького посеребренного столика с разной вкусной едой и напитками стояли стулья, обитые разноцветной тканью.
Девушка предложила им сесть, и мальчики опустились на стулья. Стулья были мягкими, как пуховая перина, и сидеть на них было так удобно, что Матилин, закрыв глаза, вздохнул от удовольствия.
Вдруг в комнату вошли два мальчика, чуть постарше Эрве и Матилина; один из них нес на плече одежду, а другой – теплую воду в серебряной миске и белые полотенца. Девушка приказала братьям идти следом за слугами, а потом возвращаться к столу.
В соседней комнате слуги помыли мальчикам ноги, руки, головы, причесали их и надушили, а потом одели в костюмы из белого и голубого шелка с серебряными манжетами, надели на них ботинки, которые блестели, как зеркала, и шляпы с лентами и белыми перьями. Матилин просто дрожал от восторга. Но Эрве удивила такая суета вокруг его персоны, и он спросил слуг, почему с ними так почтительно обращаются. Но ни тот, ни другой слуга ничего не ответили, а только насмешливо посмотрели на братьев.
Мальчики вернулись в гостиную. Эрве не выпускал из рук дубинки, хотя это не очень подходило к его новому костюму, так что девушка даже рассмеялась, когда он со своей дубинкой сел за стол. Но Эрве не обращал внимания и не расставался с завещанием матери, будто чувствовал, что дубинка защищает его.
За столом с ними почтительно обходились и сам хозяин, и его дочь. Один слуга подавал еду, другой подливал питье. Еда были вкусной, и Матилин, который всегда был лакомкой, никак не мог наесться досыта. Вино, которое они пили, было крепкое и теплое; вкус у него, правда, был немного странный, и оно очень быстро проникало в кровь, обволакивало ум и ослабляло сердце, так что Эрве даже испугался тех мыслей, которые приходили ему в голову, пока он пил. Он чувствовал, что нужно с ними бороться, но сердце его было бессильно: он страстно хотел жить тихо, в свое удовольствие, поменьше двигаться, без трудностей, без неприятностей; дурнота, накатившая на него, мешала ему встать с места. Ему было хорошо здесь, за столом, даже лучше, чем дома.
Эрве оставил полный стакан на подносе и сжал дубинку в руке, призывая мать на помощь. Он посмотрел на Матилина. Тот уронил и нож, и ложку и уснул на стуле, обитом шелком. Щеки его раскраснелись, а на губах застыла нежная улыбка.
Хозяин дома сказал Эрве:
– Твой брат устал. Если хотите поспать, вас отведут в комнату, там вы отдохнете. А потом я покажу вам, как идти в вашу страну к вашему дому. Я хочу, чтобы вы у меня пожили дня четыре, за это время я смогу разузнать, как вам добраться до дому.
Эрве поблагодарил хозяина, попрощался с девушкой и взял брата за руку, чтобы разбудить его.
Как только братья пришли в спальню, Матилин снова заснул. Эрве остался стоять. Он подошел к окну и, опершись на свою дубинку, стал смотреть вниз. Из окна он увидел ровную местность, похожую на луг, посреди нее – площадку, окруженную стеной. Дальше виднелось что-то похожее на лес или море – то ли листва, то ли вода. Не было слышно ни одного звука, который выдавал бы присутствие в доме и во дворе людей или животных. Глядя вдаль, он думал: «Неужели не к добру то, что мы сюда попали?»
И тут же он вспомнил, что выпустил из рук дубинку перед тем, как встретить хозяина этого дома. А ведь мать наказывала ему всегда держать дубинку при себе, пока он будет в дороге. «Эх, плохо я сделал!»
Он и не знал, что думать дальше, когда в комнату вошел слуга.
– Спускайтесь вниз, – сказал он, – вас ждет мой хозяин.
Эрве встряхнул брата, разбудил его, и они спустились вслед за слугой. Матилин просто сиял от счастья, а Эрве хмурился: его одолевали невеселые мысли.
Хозяин уже ждал их на пороге. Они обошли дом кругом и очутились в саду. Сад был большой, там росло много плодовых деревьев и цветов. С дерева на дерево перелетали разноцветные птицы, которые пели не хуже соловьев; ручьи, спрятавшиеся в зелени, журчали с серебряным перезвоном, струясь по золотистому песку. Гулять среди такой красоты было просто восхитительно. Легкий ветерок шелестел среди деревьев, такой же нежный, как рука матери, ласкающая ребенка. Матилин млел от всего этого великолепия, сердце его веселилось все сильнее, и он забывал обо всем. Он не думал больше ни о доме, ни о том, кто он такой и откуда пришел: ему, наверное, казалось, что он и есть хозяин этого сада и останется здесь навсегда.