В балладах он часто обозначается как «молодой человек» (ur paotr yaouank, ur mal yaouank). Герои сказок, легенд, быличек и баллад опознают дьявола по следующим признакам. Во-первых, дьявол не нуждается во сне. По этой причине он считает ночи как дни, и, если с ним заключить договор, он приходит, когда истекла половина срока, что объясняется поговоркой:
C’hwec’h miz deiz ha c’hwec’h miz noz / A ra d’an diaoul ur bloaz kloz.
Шесть месяцев дня и шесть месяцев ночи / Для дьявола составляют полный год.
Второй признак: у дьявола конские копыта вместо ног и отсутствуют белки глаз:
Gwennoù daoulagad n’oc’h eus ket / Ho treid a zo vel treid kezek.
У вас нет белков глаз / Ваши ноги как лошадиные.
– Так разоблачает дьявола отец девушки, заключившей брак с нечистым, в балладе Janet Ar Wern [Luzel F. M. 1971, Gwerzioù, 1, p. 28 ]
Большое количество сказок и быличек указывает на связь дьявола с лошадьми. В сказках, где молодой человек становится слугой дьявола и покидает владение последнего при помощи человека, превращенного в коня, это превращение не является чем-то типичным для бретонского фольклора, подобный мотив встречается в сказках многих народов, в том числе и русского. Однако в бретонских фольклорных текстах этот момент подчеркивается особо. Ле Браз в быличке Le cheval du diable [Le Braz, A., р. 449] сообщает нам, что дьявол отправляется в поездку за очередной неправедной душой на лошади, у которой ноги женщины, что и обнаруживает его случайный попутчик. Лошадь дьявола оказывается женщиной, о чем она сама и сообщает герою. Можно провести параллели между женщиной-лошадью из бретонской былички и схожей ролью королевы Рианнон в «Мабиногионе». Рианнон в качестве наказания за преступление, в котором была несправедливо обвинена, должна была носить мужчин на спине, как лошадь, и рассказывать каждому свою историю. Имеются и более древние параллели. Известно также, что галльская богиня Эпона представлялась то женщиной, то лошадью. Сделать однозначные выводы о том, каким образом мотив женщины-лошади связан с внешним обликом дьявола в бретонской народной литературе, на данный момент не представляется возможным.
«Женитьба Анку» – одна из многих бретонских сказок, где в числе главных персонажей оказывается тот, кому сложно дать однозначное определение: вестник смерти, орудие смерти или сама смерть в обличье мужчины, похожего на крестьянина. Этот персонаж настолько яркий и запоминающийся, что в последнее время он стал своеобразной визитной карточкой бретонского фольклора, а книга Анатоля ар Браза «Легенда о смерти» (La légende de la Mort), где собраны былички о смерти как явлении и об Анку как персонаже, выдержала множество изданий и была переведена – частично или полностью – на многие языки мира, так как автор благоразумно издал ее на французском, а не на бретонском.
Дать в примечании к сказке детальное описание этого персонажа и его особенностей – задача заведомо неосуществимая, поэтому автор отсылает читателя к статье, опубликованной в качестве приложения к книге Патриции Лайсафт «Банши» [Лайсафт П., 2007]. Здесь же ограничимся кратким перечислением основных черт этого персонажа и его роли в комментируемой легенде.
В современном бретонском фольклоре фигура Анку (др.-брет. Ancou, ср.-брет. Ancaou, совр. Ankou, ср.-валл. angau – смерть) занимает особое место. Однозначно интерпретировать эту фигуру и дать ей четкое определение довольно сложно. Обычное для словарей или энциклопедий объяснение этого слова «персонификация смерти в бретонском фольклоре» неполно и отражает лишь одно из значений этого слова и только часть функций этого персонажа.
Для начала обратимся к этимологии слова Ankou.
Современное Ankou (в раннем современном бретонском ankou, в ваннском диалекте ankeu) < среднебрет. ancou., ancquou, anqouo, ancaou < древнебрет. ancou, так же как и средневаллийское a(n)gheu (совр. валл. angau) и корнское ankow, происходит от бриттского *ancouo-, < *ankowes < nēkewes и представляет собой множественное число. Эта форма восходит к тому же корню, что и древнеирландское é c – «смерть», современное éag, шотл. eug. Перечисленные выше кельтские корни принято возводить к и-е. *nәku [Jackson K., 1986, Льюис Г., Педерсен. Х., 1954] или *nek’ [Фалилеев А. И, c. 4] – ‘умирать’ ср. тохар. A näk ‘исчезать, погибать’, авест. nasyeiti ‘исчезает, погибает’, nas- ‘нужда, несчастье’ лат. nex ‘насильственная смерть’, греч. υεχυs ‘труп’.
Что касается формы множественного числа (при значении единственного), на первый взгляд ничем не мотивированной, можно предположить, что множественное число относится не ко множеству смертей, а к мертвецам, населяющим «тот свет» (ср. ирландское do écaib [Михайлова Т. А., Николаева Н. А., 1998]).
Считается также, что индоевропейский корень *nek’– исторически связан с *ank- (nҐk-) «необходимость, принуждение» > древнеирландское écen «нужда, необходимость», современное éigean, валлийское angen, мн. ч. anghenion, корнское и бретонское anken (< среднебрет. anquen), ср. греч αναγχη «необходимость». В современном бретонском языке слово anken имеет несколько иное значение: «тревога», иногда «желание», часто «голод», причем в отличие от первого два последних значения связаны с понятием «необходимость» [GBV]. Производными от этого существительного являются: глагол ankeniañ – тревожить, и прилагательное ankenius – тревожный (соответствующее валлийское прилагательное anghenus имеет иное значение: бедный, нуждающийся).´
Согласно А. Фалилееву [Фалилеев А. И, c. 5], первоначальное значение слова anken «было связано с идеей неизбежности смерти (связь обоих понятий – «смерть» и «неизбежность» – прослеживается на материале других языков). В валлийском языке эти два понятия (angheu и anghen) были тесно связаны между собой, при этом прилагательное angheuol (от angheu) означает одновременно ‘мертвый’ и ‘смертельный, фатальный’ [Фалилеев А. И, с. 4]. Близость этих понятий к тому же закреплялась в сознании говорящих благодаря созвучию angheu и anghen, которое обыгрывалось в ранней валлийской поэзии: Ac yny vallwyf y hen/ym dygyn agheu aghen [там же, с. 4].
В современном бретонском языке лексема Ankou оказывается изолированной, в отличие от слова marv «смерть» (прил. marv «мертвый», глаг. mervel «умереть»). К тому же в бретонском языке слово Ankou обозначает смерть не как явление, а как персонажа, ее приносящего (подробнее см. ниже). Однако связь Анку с фатальной неизбежностью ухода в мир иной прослеживается достаточно четко, особенно в наиболее ранних памятниках.
Первые известные нам упоминания об Анку содержатся в ученых трактатах, философских размышлениях о бренности земного мира. Однако Анку часто упоминается в литературных произведениях XVI и последующих веков, таких как: Mirouer de la mort – автор Maestr Iehan An Archer Coz, написано в 1519-м и издано в 1575 году; пьесах: Passion, moulet e Paris (1530, автор Eozen Quillivere), Ar Varn divesan (автор Mary [Henry] Ricou, 1792).
Наиболее ранние письменные произведения, создававшиеся в основном учеными людьми и рассчитанные на образованных читателей, трактовали смерть согласно канонам христианской религии и употребляли слово Ankou как синоним слова marv. Так, например в Buhez Mabden – Ar Bassion[5] Анку служит аллегорией смерти и имеет мало общего с фольклорным персонажем, представленным в народных пьесах и сказках:
Goude da stat ha pompadou / После твоего положения и почестей,
Guyscamant ha paramantou / Одежд и украшений
Ez duy an anquou ez louen / Придет Анку с радостью,
Pan troy enhaf da lazaff mic / Когда ему придется тебя совсем убить,
Ma-z duy da neuz da bout euzic / Когда твой вид будет ужасен
Ha tristidic da bizhuyquen / И грустен навсегда.
Вообще, письменные источники, где так или иначе упоминается Анку, можно условно разделить на две группы. С одной стороны, это жития святых, поэмы и пьесы религиозного содержания, и, с другой стороны, это различные легенды, песни, сказки и былички. Образ Анку в житиях, трактатах и поэмах несколько отличен от сказочного. Во многом это объясняется спецификой самих текстов: если первые предназначались для чтения и, соответственно, создавались образованными людьми, то вторые изначально бытовали в устной форме и отражали прежде всего народные верования. Поэтому часто сказки и бы-лички, собранные Люзелем и А. Ар Бразом во второй половине XIX века, и даже фольклорные тексты, записанные в конце XX века, содержат более архаические черты образа Анку, нежели «ученые» произведения XVI века. В поэмах XVI века Анку представлен как некая сила, которая должна неотвратимо поразить любого человека. В Mirouer ar Maro, Passion – Buhez mabden Анку представлен скорее как философская категория, тогда как пьесы и сказки его очеловечивают.
Где-то посередине между этими двумя группами источников можно поместить поздние пьесы бретонского народного театра, написанные в эпоху, когда бретонский язык перестал быть языком образованных людей. Эти пьесы создавались на основе более ранних текстов, часто сочиненных образованными людьми, но потом неоднократно переписывались и переделывались, причем переписчики в большинстве своем были малограмотны и многие эпизоды создавали под влиянием устной народной литературы.
По вышеуказанным причинам проследить историю развития образа Анку хотя бы на протяжении Средних веков и Нового времени весьма трудно.
Исследователи бретонских пьес, однако, отмечают, что, несмотря на схожесть пьес бретонского народного театра с французскими мистериями (заимствование сюжетов, пересказ отдельных фрагментов текста, манера исполнения и т. п.), персонаж, подобный Анку, никогда не встречается во французских пьесах: в них, в отличие от бретонских, Смерть достаточно редко появляется на сцене, а если и появляется, то представляется всегда в образе женщины (La Mort), тогда как Анку – персонаж мужского пола. Более того, распространенная в средневековых мистериях идея «вечной» красоты женщины, над которой не властна смерть, обретает несколько иной смысл (заигрывание с мужчиной).