Так, в Dialogue avec la Mort («Диалог со смертью») 1656 года девушка собирается соблазнить смерть (Maro):
Me à rauis pep den, certê dré va quenet,
Dré va tal aliou loar, va diou geus goularet
Dré va corf à so drant, galant epep andret,
Charmi’r maro deiz ha nos, ameus me proposet
Я соблазняю всех мужчин, конечно, моей красотой,
Моим челом лунного цвета, моими коралловыми губами,
Моим веселым телом, ко всем благосклонным,
Я собираюсь соблазнять смерть днем и ночью.
О том, что фигура Анку не заимствована из французской традиции, может свидетельствовать также и то, что этот персонаж с тем же именем встречается в корнских и валлийских пьесах [Le Menn, 1983, р. 32–33].
Предположительно средневековый Анку унаследовал черты персонажа, связанного с дохристианским культом смерти. Образ Анку не был вытеснен христианством, напротив, он органично вписался в церковную идеологию. Политика церкви, нацеленная на то, чтобы страх смерти и адских мучений держал христиан в повиновении, по-видимому, сплелась с народными представлениями о смерти и не разрушила их, тем более что для объяснения прихожанам таких абстрактных явлений, как грех, добродетель и т. п., священникам приходилось прибегать к аллегориям, изображать отвлеченные понятия в виде неких легко узнаваемых персонажей[6]. Анку, уже знакомый прихожанам, как нельзя лучше подходил для этой цели, и, таким образом, стал частью новой веры.
Следует подчеркнуть специфический характер фигуры Анку. Она не тождественна образу смерти, который встречается во многих других европейских фольклорных традициях. Границы этого образа и связь его с самим явлением смерти несколько размыты и спорны, несмотря на особое внимание к нему со стороны собирателей фольклора и исследователей. Некоторая неясность и неоднородность описаний этой любопытной во всех отношениях фигуры объясняется в основном характером источников (см. выше), но даже в сходных текстах (например, сказках) Анку представлен в разных качествах.
Представление о внешнем облике Анку на ранних этапах проследить довольно трудно, ремарки театральных пьес редко дают описание сценического костюма, однако известно, что актер, играющий Анку, облачался в белую простыню, символизирующую саван, т. е. изображал мертвеца. Скульптурные изображения Анку в церквях представляют этого персонажа скелетом, вооруженным метательным оружием или косой. В более поздних источниках Анку все больше напоминает человека (чаще всего бродягу или бедного крестьянина), мертвеца или скелет человека (соответственно, в словарях слово Ankou переводится как «мертвец» и «скелет» – ср. одно из значений шотландского eug – «смерть», но также «призрак, скелет»)
Однако несовпадение некоторых деталей, таких, например, как облачение Анку (белый саван на сцене и одежда бедняка в сказках), не означает полного расхождения в трактовке самого образа. Объяснить их и понять происхождение тех или иных явлений может только подробное исследование и сопоставление имеющихся в нашем распоряжении текстов.
При сопоставлении материалов, относящихся к различным эпохам, можно проследить эволюцию представлений об Анку. Они, несомненно, сложились под сильным влиянием церкви. Порой нелегко определить, какие черты были изначально присущи Анку, а какие возникли от смешения с образом смерти, навязываемого христианскими проповедниками.
Некоторые детали, исчезнувшие не так давно, можно восстановить, можно и объяснить их замену новыми. Такой атрибут, например, как коса, пришел явно из церковной символики: на самых древних изображениях Анку держит в руке стрелу (копье, дубину), которой поражает живых. Эта же архаичная черта образа Анку прослеживается и в языке: смерть не косит, а ударяет человека (глагол skeiñ, skoiñ): An amzer a dro, an Ankoù a sko. («Время идет, смерть приходит», букв. «Время вертится, Анку ударяет») [Kergoat, L., Spezet, 1996], глагол skeiñ, skoiñ в пьесах обозначает действие Анку, приносящее смерть действующим лицам.
Идея смерти как удара встречается у многих индоевропейских народов. Так, мы встречаем смерть как удар для древнегреческой традиции: гр. άΘάνατο восходит к и.-е. корню * , передающему идею удара, убийства, та же идея прослеживается в хетт. kuenzi ‘он бьет, убивает’ [Казанский, Н., Н., с.84]; ср. русск. бить, убить.
Идея убиения с помощью удара прослеживается на ирландском материале: у Дагды имелась палица, одним концом которой он умерщвлял, другим – оживлял людей; имя Балора, предводителя фоморов, также связано с идеей удара острым оружием: Balor < * gulro-s < и. е.*guel ‘колоть, убивать’.
Идея смерти как удара сохранилась, несмотря на позднейшее переосмысление образа Анку. Коса, заменившая стрелу или копье, стала несколько иным символом: Анку не «косит» человеческие жизни, а отталкивает их от себя, т. к. по народным поверьям лезвие его косы повернуто в другую сторону.
Несмотря на различие некоторых деталей в различных жанрах (поэмы, пьесы, сказки, былички), образ Анку достаточно цельный и устоявшийся. Можно выделить ряд характерных признаков этого персонажа. В отличие от известной во всей Франции и многих других странах смерти в образе костлявой старухи, Анку всегда представлялся мужчиной. Постоянный атрибут Анку в сказках и быличках – плохо смазанная повозка, которую везут тощие лошади (karrig an Ankoù, karrigel an Ankoù). Появлению повозки Анку нередко предшествуют знаки (брет. sin, франц. intersigne), такие, как запах горящей свечи, крик петуха посреди ночи и так далее.
Часто Анку представляется полуразложившимся мертвецом, т. е. человеком, вернее, бывшим человеком (ср. диалектное значение слова Ankou – первый человек, умерший в текущем году)[7].
Описания Анку в сказках и быличках практически совпадают. Так в «Легенде о смерти» Анку приходит на пир к гостеприимному хозяину, его принимают за бедняка, похожего на кого-то из давно умерших соседей:
С виду он был похож на нищего – не одежда на нем, а прилипшие к коже лохмотья, а от самого падалью пахнет [Мурадова А. Р., 2000, с. 41].
И далее:
Услышав Лау, он поднял голову, и богатый хозяин увидел вместо головы у гостя череп мертвеца. Встал странный гость, отряхнул на себе лохмотья. Тут Лау увидел, что к каждой тряпице были привязаны кусочки гнилого мяса. [Мурадова А. Р., 2000, с. 42].
Здесь следует отметить, что сказанное выше относится к поверьям, бытовавшим во внутренней части Бретани. На побережье Анку представляют несколько иначе. Если в сельской местности Анку походил на крестьянина, то в рыбацких поселках он являлся в виде моряка. Иногда Анку называли первого, кто утонул в текущем году. Он носится по морю в одиночестве на «корабле мертвых», который движется против ветра и течений [Helias, P.J., 1981, p. 156]
Взаимоотношения Анку и самого явления смерти также довольно сложные. Так, например, в пьесе Ar varn Divesan слова Ankou – «Анку» и Maro (орфографический вариант marv) – «смерть, мертвый (человек)» иногда употребляются как синонимы. В сказках Ankou и Maro (в значении «смерть») взаимозаменяемы (см. цитаты ниже), что позволяет избегать повторов. Однако, как будет показано ниже, полными синонимами эти слова не являются, и если Maro всегда может заменить Ankou, то противоположная замена не всегда возможна, так как круг значений первого слова гораздо шире. Если первое обозначает и явление смерти, и процесс умирания, и периодически персонажа- «исполнителя», то второе, как мы уже видели, обозначает лишь персонажа, т. е. персонифицированную смерть, существо, принадлежащее к миру мертвых, пребывающее в некоем неизвестном нам месте и периодически появляющееся среди живых с целью «исполнить свой долг» и переместить некоторых из них в мир мертвых.
Анку – бывший человек. Следовательно, он ближе к людям, чем, скажем, дьявол, также вошедший в литературу и фольклор. Часто в сказках Анку принимают за человека. Именно на этом построена завязка «Женитьбы Анку»: шурин Анку долгое время не догадывается, за кого вышла замуж его сестра.
Если в сказках и быличках Анку максимально очеловечивался, то в пьесах он занимает промежуточное положение между Богом и людьми. В пьесах Анку располагался вне мира людей, однако не стоял на одном уровне с Богом.
Весьма трудно определить место Анку в иерархии персонажей христианской мифологии, хотя в религиозных представлениях бретонцев Анку играет очень важную роль. Анку не принадлежит ни к ангелам, ни к демонам. Он не враждебен Богу, но и не является его прямым посланником, хотя и действует по его указанию. Анку не столько посланник, сколько помощник Бога:
Men so anvet hanco cannat ha messager
galvet on gant doue da ober ma deuer
pa bligo gant doue eff sur a gomando
ha mencredet assur yue aseruigo.
Зовут меня Анку, я – почетный посланник[8],
Бог призывает меня, чтобы я выполнил мой долг,
Если будет угодно Господу, он будет повелевать,
А я – поверьте мне – стану ему служить.
В сказке Labous ar wirionez [Troude А., Milin G., 1963] имеется эпизод, где Анку является сторожем древа добра и зла, находящегося на острове посреди большого озера. Связь с древом добра и зла, возможно, возникала в результате смешения библейских легенд с поверьями, относящимися к мировому древу.
Происхождение Анку устная народная традиция также связывает с библейскими персонажами, как в комментируемой сказке «Женитьба Анку», где Анку становится первым сыном Адама и Евы.
При этом и в сказках, и в пьесах особо подчеркивается, что Анку убивает людей не по своей воле, а по приказу Бога:
Doue