В октябре 1956 года восстали венгры. Они требовали демократизации, отмены цензуры и роспуска тайной полиции. Через несколько дней на подавление восстания были брошены советские войска.
Но венгры стали сопротивляться, они стреляли в советских солдат, бросали в танки бутылки с зажигательной смесью.
В уличных боях советская армия потеряла шестьсот сорок солдат и офицеров убитыми. Венгров погибло две с половиной тысячи человек.
В июне того же 1956 года вспыхнули волнения и в Польше. Маршал Конев получил приказ двинуть войска на Варшаву. Но новый польский лидер Владислав Гомулка убедил Хрущева, что сам наведет порядок. Танки вернулись в ангары — к общему удовольствию, потому что некоторые польские генералы намеревались встретить советские войска огнем.
Так почему же лидеры Чехословакии, которые все это знали, думали, что их минует чаша сия?
Они считали, что не делают ничего, что идет во вред советским интересам. Они всего лишь отменили цензуру, разрешили людям говорить и писать то, что они хотят. Они отказались от всевластия компартии и говорили о возможности многопартийных и свободных выборов.
Перемены в стране вскружили голову либеральной чешской интеллигенции. Вместо того чтобы идти к демократии медленно, шаг за шагом, постепенно и осторожно, не давая Москве повода вмешаться, чехи словно нарывались на неприятности. Они были опьянены воздухом свободы.
Когда восставали восточные немцы, венгры или поляки, они ненавидели свою власть. А в Чехословакии власть и народ были заодно. Люди, которые тихо ненавидели коммунистическую власть, поверили в нее. Выяснилось, что восемьдесят процентов населения поддерживают новую политику коммунистической партии и безоговорочно высказываются за социализм. От этого московских лидеров просто оторопь брала.
Александр Дубчек, новый первый секретарь ЦК партии, стал народным лидером — невиданное для партийного чиновника дело. Он верил в свои идеалы, и люди это почувствовали. Дубчек и не помышлял о разрыве с Москвой. Он искренне любил Советский Союз и полагал, что Брежнев видит его искренность.
Чехам казалось, что и в Советском Союзе после свержения Хрущева вполне возможны перемены.
Когда чехи приезжали в Москву, они слышали разговоры о том, что Брежнев недолго будет генеральным секретарем. В партии идет борьба группировок, и, скорее всего, победят сторонники модернизации, опирающиеся на профессионалов. Такие надежды связывались с именем молодого члена политбюро Александра Шелепина и главы правительства Алексея Косыгина.
Появилось знаменитое четверостишие:
Знаю я, что будет лучше,
Потому что по земле
Ходит наш, советский Дубчек,
Скоро будет он в Кремле.
Первый секретарь ЦК компартии Чехословакии Александр Дубчек не был наивным романтиком, он долго работал в партийном аппарате. Но венгерский лидер Янош Кадар, переживший восстание 1956 года, смотрел на него с удивлением. Кадар при личной встрече пытался объяснить Дубчеку: либо он сам жесткой рукой наведет порядок в стране, либо вторжение неминуемо. Дубчек не верил, что Москва введет войска. Кадар с нотками отчаяния в голосе спросил:
— Вы правда не понимаете, с кем имеете дело?
Конечно же чехи не понимали своих советских товарищей! Они считали, что советское руководство поддержит их в борьбе за обновление социализма.
А могло ли быть иначе? Мог Советский Союз не вводить войска? Предоставить Чехословакии возможность жить так, как она хочет? Тот, кто считает, что у советских лидеров был выбор, столь же наивен, как и вожди Чехословакии тридцать лет назад.
Брежнев говорил:
— Если бы я потерял Чехословакию, мне был пришлось уйти с поста генерального секретаря.
«Потерей Чехословакии» считалось нежелание страны полностью следовать за Советским Союзом, любые послабления в сфере идеологии. В Кремле боялись, что чехословацкая «идеологическая зараза» перекинется и в Советский Союз.
Известный публицист Егор Владимирович Яковлев вспоминал, как 26 апреля 1968 года секретариат ЦК снял его с должности главного редактора журнала «Журналист» и члена редколлегии газеты «Правда» — за неудовлетворительное освещение «практики партийного руководства печатью, радио и телевидением», за публикацию «носящих модернистский или натуралистический характер фотографий и репродукций картин».
Для снятия Егора Яковлева была два повода: во-первых, фотография художника Герасимова на фоне его картины «Деревенская баня», а во-вторых, публикация нового либерального чехословацкого закона о печати. От отдела пропаганды ЦК на секретариате докладывал — довольно сдержанно — заместитель заведующего Тимофей Корнеевич Куприков. Отдел суровых мер не предлагал.
Значительно жестче выступил секретарь ЦК по военной промышленности Дмитрий Федорович Устинов. Он и решил судьбу главного редактора «Журналиста», сформулировав главное обвинение:
— Если не остановить таких редакторов, они нам тут устроят Чехословакию…
Всякий раз, когда в социалистическом блоке происходило народное восстание — в ГДР, Венгрии, Польше или Чехословакии, — Москва говорила, что это происки Запада, американцев, ЦРУ, западногерманских реваншистов.
Еще за два года до ввода войск в Чехословакию Твардовский записал в дневнике:
«Фраза Брежнева об „испытаниях, которые придется перенести нашему народу“, слух о фразе Шелепина о том, что „народу нужно говорить правду: война с Америкой неизбежна“, наконец, грибачевские поучения молодежи — все одно к одному. Ближайшим образом — это нагнетание атмосферы, при которой все и всяческие „мероприятия“ оправдываются высшими соображениями, как это было в прошлом.
Вообще война в иных ситуациях представляется правительствам желанным выходом из положения, — она „все спишет“…»
В Праге активно действовали офицеры КГБ, которые следили за каждым шагом чехословацких лидеров, подслушивали их разговоры и вербовали осведомителей.
Нелегалы КГБ, выдававшие себя за западных туристов, расклеивали в Праге подстрекательские листовки. Советские спецслужбы были причастны к закладке тайников с оружием, которые выдавались за свидетельство подготовки вооруженного заговора. Существовавшая в КГБ служба «А» — активные действия, то есть служба дезинформации, сфабриковала план идеологических диверсий в Чехословакии, будто бы разработанный ЦРУ. План опубликовала «Правда».
Советским солдатам объясняли, что «войска НАТО угрожают захватить Чехословакию и свергнуть народную власть».
Но московские лидеры собственную пропаганду никогда не принимали всерьез. Сейчас, когда открылись документы политбюро, видно, что в своем кругу партийные лидеры не говорили, что это дело рук Запада. Нет, они прекрасно понимали, что против социалистической власти восстал народ. И единственное, на что они могут положиться, — это советская армия.
Уже после ввода войск Брежнев откровенно говорил с Дубчеком и другими чехословацкими лидерами, желая заставить их подчиниться. Он не произнес ни слова ни о социализме, ни о вмешательстве Запада, ни о внутренней и внешней реакции.
— Во внутренней политике вы делаете то, что вам заблагорассудится, — сказал Брежнев, — не учитывая, нравится нам это или нет. Нас это не устраивает. Чехословакия находится в пределах тех территорий, которые в годы Второй мировой войны освободил советский солдат. Границы этих территорий — это наши границы. Мы имеем право направить в вашу страну войска, чтобы чувствовать себя в безопасности в наших общих границах. Тут дело принципа. И так будет всегда…
Брежнев и его политбюро были реалистичнее Дубчека и его соратников, веривших в социализм с человеческим лицом.
В Москве ясно понимали, что любая реформация социализма ведет к его крушению. И были правы. Москва знала по венгерскому опыту, что отмена цензуры, свободные выборы, отказ от всевластия партии ведет к смене режима. А следующим шагом станет выход из Варшавского договора.
Москву не интересовала судьба социализма. Советские лидеры хотели сохранить контроль над Восточной Европой.
Был ли иной вариант развития событий?
Конечно, был — польский вариант.
В декабре 1981 года польская компартия, по существу, утратила контроль над страной. Заявления советских лидеров становились все более угрожающими. И тогда первый секретарь ЦК генерал Войцех Ярузельский ввел в Польше военное положение. Он не позволил популярному профсоюзу «Солидарность» взять власть в стране. Но одновременно исчез повод для советского военного вмешательства.
Кто же был прав: Дубчек или Ярузельский?
Дубчек позволил оккупировать свою страну, но в памяти чехов остался героем. Ярузельский спас страну от оккупации, но пожертвовал своей репутацией. Новым властям не удалось привлечь его к суду за введение военного положения, но поляки его не любят…
В 1968 году в политбюро предполагали отправить в Чехословакию четыре-пять дивизий. Этого было достаточно, чтобы продемонстрировать силу. Но министр обороны маршал Гречко настоял на том, чтобы ввести не менее двадцати-двадцати пяти дивизий.
Советская военная операция оказалась тем более эффективной, что проходила в отсутствие противника. Чехи и словаки готовились к нападению с Запада, а не с Востока, со стороны друзей.
Восставшие в 1956 году венгры тоже понимали, что им не одолеть советскую армию, но предпочли сражаться. Чехи и словаки даже и не пытались сопротивляться. Почему? Они исторически привыкли мириться с превосходящей силой и приспосабливаться к обстоятельствам.
Соратник Дубчека секретарь ЦК компартии Чехословакии Зденек Млынарж вспоминает, что в ту историческую ночь, когда советские военные самолеты кружили над зданием ЦК партии и руководители страны решали, что делать, один из членов политбюро брякнул:
— Мы тут решаем, какими словами их осудить, а наши бабы давно уже с ними забавляются.
Он ошибся, писал потом Зденек Млынарж: «В ту ночь самая последняя девка в Чехословакии не пошла бы с советским солдатом из оккупационных войск».