Уже при Горбачеве, в сентябре 1987 года, на секретариате ЦК заговорили о национальном составе аппарата: «В ЦК КПСС нет вообще азербайджанцев, киргизов, таджиков. Только один узбек, два молдаванина, один эстонец…»
В других республиках внимательно следили за тем, что происходит в Москве. Если одним можно прославлять величие своего народа, своего языка и своей культуры, то и другие не отстанут. Но Москва реагировала на это очень резко.
Скажем, в Казахстане в издательстве «Жазушы» вышла книга известного поэта Олжаса Сулейменова «Аз и я». В России книгу сочли националистической, антирусской, говорили, что автор искажает историческую правду и глумится над «Словом о полку Игореве».
Тревогу забил председатель Госкомиздата Борис Стукалин.
26 ноября 1975 года он донес в ЦК:
«Считаем необходимым проинформировать о серьезных идеологических ошибках, допущенных в работе О. Сулейменова “Аз и я. Книга благонамеренного читателя”… Автор скатывается к проповеди национальной исключительности тюркских народов, демонстрирует пренебрежительное отношение к другим народам, в частности, к славянам и к величайшему памятнику их культуры “Слову о полку Игореве”…
Госкомиздат СССР указал Госкомиздату Казахской ССР на недостаточный контроль за идейно-политическим содержанием издаваемой в республике литературы…»
Замечу, что борец с идеологической крамолой Борис Стукалин получил повышение — стал заведовать отделом пропаганды ЦК. В составе делегации Верховного Совета СССР побывал в США. Он решил дать отпор американским империалистам и в Вашингтоне в конгрессе сказал, что в Америке еще встречаются таблички с надписью «неграм и евреям вход запрещен». Изумленные американцы попросили назвать хотя бы одно место, где висит такая табличка. Стукалин, естественно, не смог. Вышел конфуз…
Академии наук СССР было поручено обсудить и осудить труд Олжаса Сулейменова. 13 февраля 1976 года в Москве провели совместное заседание бюро Отделения литературы и языка и бюро Отделения истории АН СССР. Месяц с лишним академики трудились над тестом записки в ЦК. 24 марта высшее партийное начальство уведомили, что «книга О. Сулейменова, несмотря на некоторые положительные моменты, в научном отношении несостоятельна, а в идейно-теоретическом плане ошибочна».
А в ЦК шли письма с формулировками поострее:
«Книга Сулейменова — настоящая вылазка националистического, пантюркистского характера, направленная против линии КПСС… О. Сулейменов пишет, что у него имеются “последователи” среди писателей Казахстана. Возможно, это нацелено на сколачивание диссидентов-националистов…»
Письма докладывали секретарю ЦК Михаилу Васильевичу Зимянину. Прежде он был главным редактором «Правды». Когда его перевели в секретари ЦК, Александр Бовин, поздравляя, выразил надежду, что неприятных сюрпризов по идеологической части не будет.
— Выше головы не прыгнешь! — обреченно ответил Зимянин.
«Да он, по-моему, и не прыгал, — писал Бовин. — Наоборот. Стал ходить пригнувшись, ниже головы». В Зимянине проявились малосимпатичные качества, которые не были заметны на редакторском посту.
19 апреля 1976 года Зимянин дал указание заведующему отделом науки и учебных заведений ЦК Сергею Павловичу Трапезникову:
«Прошу поручить проведение компетентного анализа книги О. Сулейменова. Затем решим, как поступить».
Брежнев знал Сергея Трапезникова еще с Молдавии. Когда Леонид Ильич решил поставить его во главе отдела науки ЦК, то посоветовался со своим помощником Александровым-Агентовым:
— Знаешь, я думаю заведующим отделом науки сделать Трапезникова. Как ты думаешь?
Александров-Агентов признавался потом, что пришел в ужас: Трапезников — безграмотный, примитивный человек. Он сказал Леониду Ильичу:
— У меня в сейфе лежит написанная Трапезниковым от руки бумага, в которой на одной странице восемнадцать грубейших орфографических ошибок. И этот человек будет руководить развитием нашей науки, работой академиков?
Брежнев нахмурился и оборвал разговор. Грамотных людей полно, а по-настоящему преданных куда меньше… По мнению коллег, Трапезников был редкостным мракобесом.
В Москве требовали изъять книгу из продажи и наказать автора. В Алма-Ате считали иначе. Олжас Сулейменов к тому времени был удостоен премии Ленинского комсомола и Государственной премии Казахстана. Молодым поэтом в республике гордились, избрали его секретарем правления Союза писателей.
Накинулись на Сулейменова с перепугу. Ничего обидного в его книге нет. Я прочитал «Аз и я» летом 1975 года, когда автор подарил ее моему отцу с приятной надписью: «Другу казахских литераторов и (надеюсь) Олжаса Сулейменова». Читать ее было совсем непросто, это серьезный литературоведческий и лингвистический текст. Полагаю, что большинство партийных критиков осилить Сулейменова просто не пожелали.
Молодой поэт Сулейменов, когда учился в Москве в Литературном институте имени М. Горького, писал курсовую работу по «Слову о полку Игореве». В 1962 году поступил в аспирантуру Казахстанского государственного университета, и лучший университетский славист посоветовал ему избрать для диссертации тему «Тюркизмы в “Слове о полку Игореве”». Сулейменов писал о том влиянии, которое казахский язык оказал на древнерусский: «Это доказывало, что древние русичи довольно тесно взаимодействовали и с древнеказахскими племенами, кочевавшими в Диком поле».
Согласие или несогласие с этой теорией — вопрос, который следует обсуждать в научных аудиториях. Но книга вызвала раздражение ненаучного свойства: «До чего дошло, “Слово о полку Игореве”, оказывается, написано казахом!»
Идеологические секретари в Москве потребовали сурово наказать Олжаса Сулейменова. Они не предполагали, что Алма-Ата встанет на сторону автора.
«Я прочитал книгу, — вспоминал первый секретарь ЦК компартии Казахстана Кунаев. — Прочитал с интересом и удовольствием. Талантливая работа! Подумал: поругают-поругают Олжаса, да и угомонятся. В литературных кругах такие драки не редкость».
Но Суслов пригласил к себе первого секретаря ЦК компартии Казахстана и завел разговор о книге Сулейменова. Вечно хмурый Михаил Андреевич сказал:
— Димаш Ахмедович, у вас в республике вышла книга с явной антирусской и националистической направленностью.
— Я читал эту книгу, — начал Кунаев, — и не вижу…
Но Суслов не дал ему договорить:
— Слушайте дальше. В книге искажены исторические факты, автор глумится над великим памятником — «Словом о полку Игореве». Министерство обороны изъяло книгу из всех военных библиотек. И правильно, я думаю, поступило. Разберитесь с книгой, автором и как следует накажите виновных! Чтобы неповадно было.
Кунаев стал возражать. Но Суслов не желал слушать.
— Здесь справки отделов ЦК, — он показал на толстую папку, — письма ученых, рецензии…
Суслов намеревался устроить разбор книги на совещании в ЦК КПСС. Опытный Кунаев понимал, что последствия могут быть весьма неприятными не только для автора книги, а для всей республики. Он покинул сусловский кабинет и пошел сразу же к Брежневу. Сначала обсудил другие дела, потом осторожно заговорил о книге Сулейменова:
— Напрасно критикуют талантливого писателя. Тут какая-то ревность, выяснение отношений между писателями.
Если бы Олжас Сулейменов жил в Москве, отношение генерального секретаря было бы другим, но книга, изданная в Алма-Ате, Брежнева не беспокоила. Значительно важнее было не обижать большую республику и близкого друга. Тем более что Кунаев брал ответственность на себя. Леонид Ильич махнул рукой:
— Разбирайтесь сами. Ничего националистического в книге я не увидел.
Брежнев, как известно, чтением книг не увлекался, но в этом споре решил поддержать своего друга и соратника Кунаева.
Слова генерального секретаря лишали Суслова и центральный аппарат возможности вмешаться. Вопрос был передан на рассмотрение республиканского ЦК. Кунаев сделал все умело. В Алма-Ате председателя государственного комитета по делам печати, директора издательства и вообще всех, кто имел отношение к выпуску книги, собирались изгнать из партии. Кунаев провел заседание бюро, на котором кого-то критиковали, кому-то поставили на вид. Самому Олжасу Сулейменову первый секретарь мягко сказал:
— Мы ждем от тебя новых стихов и новых поэм.
В Москву доложили:
«Бюро ЦК компартии Казахстана 17 июня 1976 года рассмотрело данный вопрос… ЦК осудил ошибки идеологического и методологического характера, допущенные О. Сулейменовым в книге “Аз и я”. На лиц, ответственных за ее выпуск, наложены партийные взыскания… Было также принято к сведению заявление т. О. Сулейменова, что он признает допущенные им серьезные ошибки…»
Через полгода Сулейменова демонстративно сделали членом республиканского ЦК партии. Через несколько лет избрали главой Союза писателей Казахстана. Кунаев знал, что в республике есть своя, условно говоря, казахская партия, которая считала, что казахов ущемляют и недооценивают…
Все эти настроения подтачивали единство государства. Откровенный национализм в конце концов погубил Советский Союз.
От холодной войны к разрядке. И обратно
Внешняя политика Андрея Громыко
Будущий министр иностранных дел родился 18 июля 1909 года в деревне Старые Громыки неподалеку от Гомеля. В деревне было больше ста дворов, и почти все жители носили фамилию Громыко.
Андрей Андреевич был вторым ребенком в семье, первой на полтора года раньше родилась его старшая сестра Татьяна, но она рано умерла. Двое младших братьев — Алексей и Федор — погибли на фронте. Третий, Дмитрий, тоже воевал, но остался жив. Андрея Андреевича миновала чаша сия, он провел войну в далекой Америке.
Громыко всегда хотел и любил учиться. Он окончил семилетку, потом профтехшколу в Гомеле, техникум в Борисове и, наконец, поступил в Экономический институт в Минске. В 1931 году вступил в партию, его сразу избрали секретарем партячейки в техникуме. В том же году он женился. Лидия Дмитриевна, верная спутница его жизни, была на два года моложе. Она родилась в деревне Каменке там же, в Белоруссии.