е о создании Постоянно действующей смешанной советско-французской комиссии для регулярного рассмотрения практических вопросов выполнения всех подписанных торгово-экономических и научно-технических соглашений, в том числе по изучению и освоению космического пространства в мирных целях.
Кстати, как позднее вспоминал брежневский помощник А. М. Александров-Агентов, для Л. И. Брежнева как дебютанта в большой политике Ш. де Голль стал самым удобным партнером по переговорам не только по причине своей предрасположенности к установлению самых тесных и дружеских контактов с Москвой, но и в силу совпадения позиций по целому ряду международных вопросов, в частности осуждения агрессивной политики США в Индокитае и проблемам европейской безопасности[671]. Л. И. Брежнев остался очень доволен результатами этого визита, а о самом Ш. де Голле «отзывался с восхищением».
Существует представление, что в ходе приватных переговоров с советским премьером генерал Ш. де Голль даже предложил ему восстановить прежний советско-французский договор о дружбе и взаимопомощи, подписанный в Москве в декабре 1944 года В. М. Молотовым и Ж. Бидо, но затем досрочно аннулированный в мае 1955 года Верховным Советом СССР вскоре после подписания Парижских соглашений. А. Н. Косыгин вроде как бы дал добро на это предложение французской стороны, однако после заседания Политбюро и резкой отповеди Л. И. Брежнева он взял свои слова обратно и вопрос об этом договоре отпал сам собой. На самом деле, это байка, поскольку Париж, даже несмотря на выход из военных структур НАТО, никогда бы не стал связывать себя аналогичными военными обязательствами с Москвой. Позднее в своих известных мемуарах «Памятное» это косвенно подтвердил и А. А. Громыко, написавший о том, что его попытка обсудить с Ш. де Голлем «политический договор» между двумя странами не увенчалась успехом, так как его визави «изящно ушел от определенного ответа, не сказав ни да ни нет»[672].
Визит Ш. де Голля в Москву вывел советско-французские отношения на новый, куда более высокий уровень, и уже 1–9 декабря 1966 года с ответным визитом во Франции побывал глава советского правительства А. Н. Косыгин. По итогам этой поездки, в ходе которой прошли переговоры с Ш. де Голлем и Ж. Помпиду, были подписаны Консультативная конвенция и совместное Заявление по международной проблематике, в котором был поставлен вопрос и о проведении Общеевропейского совещания по вопросам сотрудничества и безопасности на континенте[673]. Затем в конце января 1967 года решением «Большой комиссии» была создана Французско-советская торговая палата со штаб-квартирой в Париже и представительством в Москве, а летом того же 1967 года А. Н. Косыгин вновь посетил Францию, где дважды встретился с Ш. де Голлем. Кстати, вскоре после этого визита позиция Парижа по вопросу проведения международной конференции по европейской безопасности стала меняться в положительную сторону. И уже в начале февраля 1968 года в ходе визита в Париж главы I-го европейского отдела советского МИДа Анатолия Гавриловича Ковалева руководство Пятой республики дало свое согласие на проведение советско-французских консультаций по данному вопросу. А через месяц министр иностранных дел Франции Морис Кув де Мюрвиль и советский посол в Париже Валериан Александрович Зорин договорились начать такие консультации в мае 1968 года[674].
Казалось бы, советско-французские отношения уже окончательно вышли на вполне стабильный и доверительный уровень. Но события «Пражской весны» на время прервали их поступательный ход. Париж и лично генерал Ш. де Голль болезненно, но в целом вяло отреагировали на ввод советских войск в Чехословакию. Но тем не менее в советско-французских отношениях наступил очередной кризис, хотя он носил не столь продолжительный характер, как это представлялось изначально.
Восстановление прежнего уровня межгосударственных отношений двух держав уже пришлось на президентство Жоржа Помпиду, который въехал в Елисейский дворец после изнурительной избирательной гонки в конце июня 1969 года. Будучи, как и генерал Ш. де Голль, с которым к тому времени он уже окончательно разошелся, противником «атлантизма» в американской упаковке, Ж. Помпиду пошел на восстановление прежнего уровня отношений с СССР[675]. Уже 6-13 октября 1970 года Ж. Помпиду посетил с официальным визитом Советский Союз, где, помимо Москвы, побывал в Ташкенте, только что отстроенном после страшного землетрясения четырехлетней давности, и Байконуре. По итогам его переговоров с Л. И. Брежневым, А. Н. Косыгиным и Н. В. Подгорным был торжественно подписан новый Протокол о политических консультациях, который четко регламентировал сам порядок и периодичность советско-французских контактов на уровне министров иностранных дел по ключевым вопросам международного сотрудничества и незамедлительного реагирования на реальные угрозы европейской и мировой стабильности и безопасности, что, по оценкам большинства историков и дипломатов, стало беспрецедентным шагом для всей послевоенной истории международных отношений[676]. Затем 25–30 октября 1971 года состоялся ответный визит Л. И. Брежнева в Париж, итогом которого стало подписание новой советско-французской Декларации и Принципов сотрудничества двух стран. В данных документах был зафиксирован «новый шаг» в развитии межгосударственных отношений СССР и Франции, которые строятся на принципах «нерушимости нынешних границ, невмешательства во внутренние дела, независимости, равенства, отказа от применения силы или угрозы ее применения» и «служат хорошим примером равноправного сотрудничества государств с различным общественным устройством». В ходе же самих переговоров Л. И. Брежнев и Ж. Помпиду нашли немало точек соприкосновения, в том числе по вопросам разрешения Ближневосточного кризиса, осуждения американской агрессии в Индокитае, нормализации отношений ГДР и ФРГ и принятия их в состав ООН, подготовки и проведения Общеевропейского совещания по сотрудничеству и безопасности на континенте, а также созыва Конференции 5 ядерных держав и Всемирной конференции по разоружению[677].
В последующие годы состоялись еще три встречи лидеров двух стран. Сначала в середине января 1973 года по просьбе Ж. Помпиду был организован его рабочий визит в Минскую область, где он провел приватные переговоры с Л. И. Брежневым в небольшом белорусском городе Заславле. Одной из главных тем прошедшей встречи стало согласование всей повестки дня предстоящего Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, вопрос о проведении которого уже стали обсуждать рабочие группы, собравшиеся в Хельсинки в конце ноября прошедшего года. Затем в конце июня 1973 года с аналогичным рабочим визитом Францию посетил советский лидер, которого Ж. Помпиду принимал в знаменитом замке Рамбуйе, где они обсудили отношения с США, Ближневосточный кризис и Вьетнамскую войну[678]. И, наконец, прощальная встреча лидеров двух держав прошла опять-таки на территории Советского Союза в курортной Пицунде, куда смертельно больной раком крови французский президент прилетел за три недели до своей смерти, 11–13 марта 1974 года. На сей раз в центре их разговора был германский вопрос, в том числе проблема «ядерного вооружения Германии». Ж. Помпиду крайне беспокоил этот вопрос, и он в сердцах даже заявил генсеку, что «за этими молодчиками нужен глаз да глаз как на Западе, так и на Востоке». Кстати, как позднее вспоминал тот же А. М. Александров-Агентов, именно с Ж. Помпиду у Л. И. Брежнева сложились самые теплые отношения, ему импонировали его «народный стиль» общения, и он чувствовал себя с ним «как-то раскованно»[679]. Новая страница советско-французских отношений была уже связана с именем его преемника Валери Жискар д'Эстена, с которым Л. И. Брежнев впервые встретится в том же замке Рамбуйе в самом начале декабря 1974 года. Но об этом мы поговорим чуть позже.
Одновременно с улучшением советско-французских отношений начался процесс нормализации отношений и с Западной Германией. В историографии этот процесс традиционно связывают с событиями сентября 1969 года, когда в ходе очередных парламентских выборов правящий блок ХДС/ХСС во главе К. Г. Кизингером потерпел сокрушительное поражение, и к власти впервые пришла коалиция СДПГ/СвДПГ во главе с Вилли Брандтом, который уже в конце октября занял пост федерального канцлера ФРГ. Считается, что именно лидер германских социал-демократов, который еще в декабре 1966 года в правительстве «большой коалиции» ХДС/ХСС и СДПГ занял важные посты вице-канцлера и министра иностранных дел, гораздо лучше иных германских политиков и экспертов понимал, что политика Москвы в германском вопросе была скорее оборонительной, чем наступательной, правда с элементами «активной обороны». Сам В. Брандт, занимая многие годы пост правящего бургомистра Западного Берлина, никогда не демонизировал Советский Союз и считал не только неизбежным, но и крайне полезным наладить более доверительный диалог с Москвой и открыто говорил, что бескомпромиссная политика конфронтации с СССР не приближает решение германского вопроса, а только осложняет обстановку в Европе. Поэтому, не отказываясь от главной стратегической задачи объединения Германии, он был абсолютно убежден в том, что путь к скорейшему решению этой главной задачи надо начинать с примирения с Москвой, устранения всех препятствий для общеевропейского диалога и «включения-погружения» обеих Германий в процесс европейского сотрудничества, который позволит в конце концов найти взаимоприемлемое решение германской проблемы.
Вместе с тем, справедливости ради стоит заметить, что подобные идеи витали в воздухе задолго до В. Брандта. Крупные знатоки западногерманской внешней политики, в частности А. М. Филитов, О. В. Дьячкова, Н. В. Павлов и А. А. Новиков, не раз писали о том, что еще с конца 1964 года правительство ХДС/ХСС Л. Эрхарда — Г. Шредера, в условиях острейшей борьбы «голлистов» и «атлантистов» в самой ФРГ, были вынуждены «очень осторожно», но тем не менее «начать поворачивать в сторону Восточной Европы»