[709]), было просто неизбежно. Не в последнюю очередь это обострение было связано с созданием в 1964 году Организации освобождения Палестины (ООП) во главе с Ахмедом Шукейри и очередным военным переворотом в Сирии, в результате которого в феврале 1966 года к власти в Дамаске пришло правительство баасистов во главе с генералами Салахом Джадидом и Хафизом Асадом. С этого момента новое сирийское руководство, открыто провозгласив курс на строительство социализма, выступило за усиление сотрудничества с Москвой и с Каиром. И уже в ноябре 1966 года оно подписало договор о военно-политическом союзе с лидером Египта Гамаль Абдель Нассером, что неизбежно привело к резкой эскалации всего арабо-израильского конфликта.
В западной, израильской и отчасти российской историографии основную вину за эскалацию конфликта всегда возлагали только на арабов, прежде всего террористическую деятельность военизированной группировки ООП «Эль-Фатх» во главе с Абу Джихадом и Ясиром Арафатом, которую очень активно финансировали Каир и особенно Дамаск. Причем в качестве неопровержимого доказательства вины арабов всегда приводили выступление израильского премьера Леви Эшколя в Кнессете в конце мая 1967 года, в котором он заявил, что за последние два года именно Сирия и финансируемые ею боевики несут прямую ответственность за ИЗ «инцидентов» на территории Израиля, в том числе диверсии, теракты и «возмутительные артиллерийские обстрелы». Хотя ряд авторов, ссылаясь на интервью тогдашнего израильского министра обороны Моше Даяна, уверяют, что «около 80 % подобного рода инцидентов были спровоцированы именно Израилем»[710].
Между тем, как уверяют ряд авторов (А. В. Окороков[711]), еще в апреле 1967 года президент Г. А. Насер получил от советской стороны предостережение о возможном вторжении израильских войск на сирийскую территорию, которое затем было подтверждено 13 мая во время визита в Каир советской партийно-правительственной делегации во главе с Н. Г. Егорычевым. Именно он лично проинформировал Г. А. Насера, что 17 мая израильская военщина готовит нападение на Сирию и с этой целью на ее границе сконцентрировала от 11 до 13 смешанных бригад. Как считает тот же А. В. Окороков, эта информация стала самым веским козырем в политической игре вице-президента и главкома египетских войск маршала Абдель Хаким Амера, посчитавшего, что всему арабскому миру наконец-то представилась уникальная возможность «раз и навсегда уничтожить Израиль». Сам Г. А. Насер, вероятно, не был так уверен в боеспособности египетской армии, но он был вынужден считаться с мнением своего давнего соратника, который мог перехватить инициативу в свои руки и поставить под серьезную угрозу его личную власть.
Поэтому в день выступления Л. Эшколя по указанию Г. А. Насера начальник египетского Генштаба генерал Мухамед Фавзи срочно вылетел в Дамаск для консультаций с главой сирийского военного ведомства генералом X. Асадом. А на следующий день в зоне Суэцкого канала была проведена мобилизация египетских войск, которые уже через день были переброшены на Синайский полуостров, где стали ускоренно концентрироваться вдоль всей израильской границы[712]. Одновременно по требованию Каира Генеральный секретарь ООН У Тан дал указание вывести с израильско-египетской границы войска безопасности ООН, которые еще со времен Суэцкого кризиса патрулировали линию прекращения огня.
Тем временем 17–21 мая 1967 года в Египте, Сирии, Ираке, Иордании и Кувейте, а затем и в самом Израиле была объявлена мобилизация, а каирское радио «Голос арабов» открытым текстом заявило о том, что после вывода всех международных сил ООН с египетско-израильской границы арабские страны «более не будут проявлять сдержанность в отношении Израиля и обращаться на него с жалобами в ООН», так как «единственным методом воздействия на Израиль может быть тотальная война», по итогам которой это «сионистское государство наконец-то будет уничтожено».
Затем 22 мая 1967 года под давлением маршала А. Х. Амера Г. А. Насер отдал приказ ввести в Шарм-эш-Шейх египетские войска, заблокировать Тиранский пролив и морской порт Эйлат, через который Израиль имел выход к Красному морю. В итоге уже на следующий день официальный Тель-Авив заявил, что все «помехи, чинимые израильскому судоходству в Тиранском проливе», равно как и подписание «военного пакта между Египтом и Иорданией», будут рассматриваться им как акт объявления войны[713].
Тем временем 25 мая египетский военный министр полковник Шамс эд-Дин Бадран срочно вылетел в Москву для проведения переговоров с высшим советским руководством[714]. Надо сказать, что информация об этом визите и его итогах до сих пор носит неоднозначный характер и остается предметом жарких споров между историками, политиками и дипломатами.
Например, сам Л. И. Брежнев в своем докладе «О политике Советского Союза в связи с агрессией Израиля на Ближнем Востоке», который он произнес 20 июня на Пленуме ЦК[715], утверждал, что миссия полковника Ш. Э. Бадрана состояла «только в обсуждении вопроса о дополнительной военной помощи Египту» и что в тот же день советское руководство направило «президенту Г. А. Насеру послание, в котором настоятельно рекомендовало ему сделать все возможное, чтобы предотвратить очередной военный конфликт в регионе».
Советские историки и мемуаристы, в частности участник этих переговоров П. С. Акопов, тогдашний сотрудник Международного отдела ЦК К. Н. Брутенц и профессор А. В. Окороков[716], утверждают, что, несмотря на все заверения Ш. Э. Бадрана о высоком боевом духе египетской армии и о ее горячем желании разгромить ненавистного врага, высшее советское руководство не разделяло такого оптимизма египетского министра и оказало серьезное давление на Каир для блокировки этого конфликта. Непосредственно все переговоры с каирским визитером по поручению Политбюро ЦК вел глава советского правительства А. Н. Косыгин, который не раз предупреждал Ш. Э. Бадрана о том, что советское правительство не сможет поддержать Египет, если тот развяжет войну и будет автоматически объявлен агрессором. Поэтому в ходе последнего раунда столь сложных переговоров, шедших несколько дней, Ш. Э. Бадран, сославшись на Г. А. Насера, заверил советского премьера, что, «учитывая мнение советских друзей», египетский президент принял твердое решение «не начинать первым войну». Хотя много лет спустя сам Ш. Э. Бадран в большом интервью одному из арабских изданий уверял, что новый министр обороны СССР маршал А. А. Гречко, провожавший его до трапа самолета, якобы подбодрив своего коллегу, дословно заявил ему: «Вы не волнуйтесь, мы с вами».
Между тем целый ряд зарубежных авторов, в частности Д. Пайпс, И. Гинор и Г. Ремез, считают, что этот визит Ш. Э. Бадрана в Москву стал лишь ширмой для реализации двух куда более коварных планов, испеченных сотрудниками спецслужб в Берлине и Москве[717]. Первый план, который пекся в советской столице, был нацелен на срыв реализации израильского ядерного проекта. А второй совместный план под кодовым названием «Марабу» преследовал цель нанести непоправимый урон отношениям ФРГ с арабскими странами. Между тем известный израильский историк и дипломат М. Орен, а также отчасти сам Д. Пайпс утверждают, что все тезисы И. Гинор и Г. Ремеза по поводу того, что Шестидневная война стала результатом реализации именно советского плана по ликвидации израильского атомного проекта, реально не имеет никаких документальных оснований и выглядит как псевдоисторическая сенсация[718].
Между тем после возвращения Ш. Э. Бадрана в Каир египетское руководство продолжило подготовку к войне, и уже 31 мая состоялось заседание Кабинета министров ОАР, где обсуждался конкретный план войны против Израиля. Его суть состояла в нанесении мощных танковых ударов по трем направлениям: на красноморский порт Эйлат, вдоль средиземноморского побережья, на Тель-Авив, и в центральную часть Палестины, на Иерусалим. Учитывая крупный перевес сил и небольшую глубину израильской обороны, египетские военные рассчитывали быстро и относительно легко одержать победу над застигнутым врасплох врагом. Однако уже на следующий день ситуация резко изменилась. Как явствует из секретной записки министра иностранных дел А. А. Громыко, которую он направил в ЦК КПСС 1 июня 1967 года, к этому времени Израиль уже завершил всеобщую мобилизацию и смог ликвидировать тот «разрыв в 8-10 дней в степени готовности по сравнению с ОАР, о котором говорил Бадран в беседах с А. Н. Косыгиным в Москве»[719].
По информации советских и российских военных историков[720], к началу июня соотношение сил и средств на предстоящем театре военных действий было следующим:
— Израиль создал три ударных группировки войск: на Синайском направлении был образован Южный фронт в составе 8 бригад, 600 танков и 220 боевых самолетов общей численностью в 70 тыс. человек; на Дамасском направлении был сформирован Северный фронт в составе 5 бригад, 100 танков, 330 единиц артиллерии и до 70 боевых самолетов общей численностью в 50 тыс. человек; и на Амманском направлении был создан Центральный фронт в составе 7 бригад, 220 танков и самоходных установок, до 400 артиллерийских стволов и 25 боевых самолетов общей численностью 35 тыс. человек. Общее ведение боевых действий было возложено на двух опытных генералов, показавших себя с лучшей стороны еще во времена Суэцкого кризиса: нового министра обороны Моше Даяна и начальника Генерального штаба Ицхака Рабина.