[1060], хотя это вовсе не исключало того, что те же Ю. В. Андропов или Д. Ф. Устинов манипулировали им, давая точечную информацию в нужном им ключе.
Как теперь стало известно, ситуацию в Афганистане, в том числе в Герате, на Политбюро ЦК стали обсуждать еще 17 марта 1979 года. А на следующий день Н. М. Тараки срочно связался по телефону с А. Н. Косыгиным и попросил его ввести в Афганистан советские войска, но получил отказ и приглашение немедленно прибыть для консультаций в Москву. В тот же день обострение ситуация в Афганистане вновь обсуждалось на заседании Политбюро ЦК, где все его участники, в том числе А. Н. Косыгин, Ю. В. Андропов, А. П. Кириленко, Д. Ф. Устинов, А. А. Громыко и К. У. Черненко, единогласно высказались против ввода советских войск[1061]. На следующий день этот же вопрос обсуждали уже с участием Л. И. Брежнева, который, подводя итог состоявшейся дискуссии, заявил, что товарищи по Политбюро приняли правильное решение. А 20 марта с этой позицией высшего советского руководства был ознакомлен и прилетевший с секретным визитом в Москву Н. М. Тараки, которого сначала принял А. Н. Косыгин, а затем и сам Л. И. Брежнев[1062]. В ходе состоявшихся бесед они заявили ему, что «вопрос о вводе войск рассматривался нами со всех сторон, мы тщательно изучали все аспекты этой акции и пришли к выводу о том, что если ввести наши войска, то обстановка в вашей стране не только не улучшится, а наоборот, осложнится», более того, «это сыграет лишь на руку врагам — и вашим, и нашим», поэтому нам «хотелось бы надеяться, что вы с пониманием отнесетесь к нашим соображениям». Хотя при этом отказ ввести войска Москва «компенсировала» значительной военной помощью на общую сумму в 53 млн рублей, что в реальном выражении означало то, что она на безвозмездной основе поставит Кабулу 48 тыс. единиц стрелкового оружия, 1 тыс. гранатометов, 680 авиабомб и 140 орудий и минометов[1063]. Кроме того, Кабулу был выделен огромный кредит в размере 200 млн рублей на экономические цели, и в результате, по утверждению О. А. Вестада, Афганистан стал теперь получать больше советской помощи, чем любая другая страна в мире[1064].
Тогда же, в марте 1979 года, была создана особая Комиссии Политбюро ЦК по Афганистану, в состав которой вошли ее глава А. А. Громыко, М. А. Суслов, Ю. В. Андропов, Д. Ф. Устинов, В. Н. Пономарев и заместитель председателя Совета Министров СССР И. В. Архипов[1065]. Именно по ее предложению 12 апреля Политбюро ЦК принимает очередной документ «О нашей дальнейшей линии в связи с положением в Афганистане», в котором было сказано, что «наше решение воздержаться от удовлетворения просьбы руководства ДРА о переброске в Герат советских воинских частей было совершенно правильным. Этой линии следует придерживаться и в случае новых антиправительственных выступлений в Афганистане, исключить которые не приходится»[1066].
Между тем высшему советскому руководству стало совершенно очевидно, что столь радикальная политика правительства Н. М. Тараки и Х. Амина будет и дальше вести к эскалации Гражданской войны в стране. Поэтому в Москве было принято решение попытаться убедить Н. М. Тараки переформатировать свое правительство и ввести в его состав ряд «парчамистов» и представителей свергнутого режима. Вопрос этот был настолько серьезен, что в начале августа 1979 года для его обсуждения в Кабул прилетел кандидат в члены Политбюро секретарь ЦК Борис Николаевич Пономарев. Однако он так и не смог убедить Н. М. Тараки в необходимости перемен[1067]. Не удалось это сделать и его заместителю Ростиславу Александровичу Ульяновскому, который так же, как его непосредственный начальник, был давним сотрудником Коминтерна и признанным знатоком Ближнего и Среднего Востока.
Тем временем в самом Кабуле резко обострилась борьба за власть между Н. М. Тараки и X. Амином, которая выплеснулась наружу всего через один месяц. В начале сентября 1979 года Н. М. Тараки совместно с министрами иностранных дел и информации Шахом Вали и Мухаммадом Катавази, а также начальником Управления внутренней контрразведки Азизом Ахмадом Акбари улетел в Гавану для участия в VI Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран. А 10 сентября по пути из Гаваны домой он сделал короткую остановку в Москве, где встретился с Л. И. Брежневым, А. А. Громыко и А. М. Александровым-Агентовым[1068]. Содержание этой беседы до сих пор не вполне ясно. Например, генерал Л. Н. Горелов в своем интервью уверял, что во время разговора Н. М. Тараки было предложено уступить X. Амину пост главы государства, а самому сохранить за собой только пост генсека НДПА[1069]. Полковник М. Ф. Слинкин и генерал В. П. Заплатин, напротив, говорят о том, что Н. М. Тараки жаловался на Х. Амина и, тайно встретившись с Б. Кармалем, которого специально привезли в Москву, заручился его поддержкой в вопросе отстранения X. Амина от власти и назначения его вторым человеком в стране[1070]. И, наконец, генерал А. А. Ляховский повествует о том, что во время этого разговора Л. И. Брежнев и Ю. В. Андропов предупредили дорогого гостя «о неблаговидном поведении Х. Амина», который, пользуясь его отсутствием в стране, фактически отстранил от должностей самых верных и преданных ему людей. В связи с этим обстоятельством советские вожди даже намеривались направить для его охраны 154-й мусульманский батальон во главе с майором Х. Т. Халбаевым, но затем отказались от этой затеи, так как глава КГБ заявил, что в ближайшее время Х. Амин будет нейтрализован[1071].
Тем временем, воспользовавшись отсутствием Н. М. Тараки, Х. Амин провел подготовительные мероприятия по захвату власти в стране и после его прилета в Кабул в ультимативной форме потребовал убрать с государственных постов его ближайших соратников («четверку») в составе М. А. Ватанджара, А. Сарвари, Ш. Маздурьяра и С. М. Гулябзоя. Однако он отверг этот ультиматум и пригласил X. Амина на разговор в свою резиденцию, сообщив ему, что у него находятся генерал армии И. Г. Павловский и посол А. М. Пузанов[1072]. По всей видимости, Н. М. Тараки хотел обсудить с ним личное послание Л. И. Брежнева, в котором советский лидер призвал их прекратить взаимную вражду, но, когда Х. Амин прибыл в резиденцию Н. М. Тараки, произошла очень странная перестрелка, в ходе которой он получил легкое ранение, а глава президентской службы безопасности подполковник С. Д. Тарун был убит.
Далее события стали развиваться в стремительном темпе. Поздним вечером 14 сентября 1979 года по приказу начальника Генерального штаба генерала М. Якуба войска Кабульского гарнизона вошли в центр столицы и, взяв под контроль правительственные объекты, фактически блокировали резиденцию Н. М. Тараки. Одновременно Х. Амин провел заседание Политбюро ЦК НДПА, а уже утром 15 сентября под председательством министра иностранных дел и секретаря ЦК Шах Вали прошел чрезвычайный Пленум ЦК, на котором Н. М. Тараки и все его соратники из «банды четырех», которых к тому времени срочно эвакуировали в Москву, были сняты со своих министерских постов и исключены из партии. Сам Н. М. Тараки был обвинен в организации покушения на Х. Амина, отправлен в отставку и заключен под домашний арест, а новым генсеком ЦК, председателем Революционного совета и премьер-министром ДРА стал Хафизулла Амин.
Между тем в тот же день 15 сентября советским представителям в Кабуле за подписью А. А. Громыко была направлена шифровка, в которой говорилось, что «признано целесообразным, считаясь с реальным положением дел, как оно сейчас складывается в Афганистане, не отказываться иметь дело с X. Амином и возглавляемым им руководством. При этом необходимо всячески удерживать X. Амина от репрессий против сторонников Н. М. Тараки и других неугодных ему лиц, не являющихся врагами революции. Одновременно необходимо использовать контакты с X. Амином для дальнейшего выявления его политического лица и намерений»[1073].
Однако уже 9 октября 1979 года Н. М. Тараки был задушен в своем дворце, где он находился под домашним арестом. Судя по материалам следствия, эту акцию по приказу Х. Амина и М. Якуба осуществили несколько офицеров из их окружения, в частности начальник президентской гвардии майор Джандад, глава службы безопасности капитан Абдул Хадуд и командир роты охраны старший лейтенант Мохаммад Экбаль. Как только известие об этом пришло в Москву, то, по свидетельству А. А. Громыко, «этот кровавый акт произвел потрясающее впечатление на все советское руководство» и прежде всего на Л. И. Брежнева, который «особенно тяжело переживал его гибель»[1074]. Об этом же позднее в своих мемуарах писал и В. Жискар д'Эстен, поведавший о том, что в мае 1980 года во время приватной беседы Л. И. Брежнев сообщил ему: «Президент Тараки был моим другом. Он приезжал ко мне в сентябре. После возвращения Амин его убил. Это настоящая провокация. Это я ему не мог простить»[1075].
Естественно, Х. Амин об этом не знал и, всячески стараясь доказать свою лояльность Москве, слал туда телеграмму за телеграммой, в которых просил Л. И. Брежнева принять его. Однако отныне Х. Амин стал рассматриваться в Кремле не как «товарищ по совместной борьбе за торжество социализма», а как коварный убийца, способный на любое преступление. Более того, целый ряд авторов говорят о том, что именно убийство Н. М. Тараки «спровоцировало перелом, который в конечном итоге привел к принятию решения о вводе войск в Афганистан»