И пусть официально никто ничего не докажет, Романа Остаповича замучают проверками и инспекциями. За ним установят наблюдение, потом к делу подключится налоговая служба… Словом, кончится спокойная жизнь. Нет, расстрел тоже не годился. Нужно найти другой способ наказания провинившегося. Буцаев лихорадочно метался от варианта мести к другому, но ничего гениального в голову не приходило…
Реваз, сидевший за рулем, опустил перегородку из пуленепробиваемого стекла, отделявшую салон от водителя.
— Босс! — сказал он. — Вы не забыли, что через два дня наступает срок выплаты страховки за автомобили?
Буцаев отмахнулся.
— Отстань! Не до того сейчас! Мне и так… — он осекся, поднял глаза на Реваза. — Что ты сказал?
— Я сказал, что пора выплачивать страховку на следующий год, — несколько испуганно повторил Реваз, и загодя начал оправдываться. — Все-таки лимузины — вещь дорогая, и…
Роман Остапович мгновенно ушел в себя и уже его не слушал. «Лимузин… Страховка…» — завертелось у него в голове, как пластинка…
На выходе с таможенного досмотра Степанцова караулила целая толпа репортеров. Все случилось так быстро, что никто и опомниться не успел. Невесть откуда набежали журналисты с диктофонами; пузатый здоровяк легко вскинул на плечо профессиональный «Бетакам» и включил яркую лампу подсветки; дикторы спортивных каналов, модно одетые и с безупречной стрижкой, наперебой тыкали в лицо Сергею микрофонами, напоминавшими противотанковые гранаты в поролоновых чехлах.
Степанцов отвечал на вопросы, такие традиционные и предсказуемые, что ему даже не приходилось задумываться над ответами. Белов и Лайза не успели вовремя увернуться, и теперь их тоже осаждала пишущая и снимающая братия.
Саша старался отделаться общими фразами, а Лайза, как человек, гораздо лучше знающий американскую специфику, тут же завела разговор о благотворительности; в частности, о спортшколе «Гладиатор», открытой по инициативе директора Красносибирского комбината, и о том, что Степанцов в ней преподает. Тут уж не было смысла скрываться, Белову пришлось признать, что он и есть тот самый спонсор спортивных учреждений из далекой заснеженной Сибири.
Камеры мгновенно повернулись к нему. В Америке очень любят слова спонсор, меценат и филантроп. Улыбающееся лицо смущенного Белова показали в новостных выпусках два общенациональных канала и четырнадцать кабельных. Импровизированная пресс-конференция продолжалась почти полчаса. Ватсон, Витек и Шмидт не стали дожидаться ее окончания. Они сели в такси и отправились в гостиницу, номера в которой были забронированы заранее — еще по факсу из Москвы…
Вся беловская команда поселилась в «Хилтоне». Саша с Лайзой и боксер с Ватсоном расположились в номерах по соседству. Витек и Шмидт жили на том же этаже напротив. Первым делом Белов купил всей компании американские мобильные телефоны. Российские не годились — в Штатах действовал другой стандарт GSM. К телефонам добавили гарнитуру: наушник и небольшой микрофон. Таким образом, без особенных затрат они получили возможность поддерживать постоянную связь между собой.
По мысли Белова, никто не должен был знать, что Шмидт, Витек и Ватсон имеют к нему отношение. Саша заперся в своем номере, попросил Лайзу уйти в соседнюю комнату и его не беспокоить, а сам набрал номер Дмитрия. Следовало наметить план дальнейших действий. Бывший шеф безопасности Бригады был настроен агрессивно и решительно; он советовал Белову не дожидаться нападения, а нанести упреждающий удар. «Нет человека — нет проблемы», — приводил он в качестве аргумента бессмертную фразу товарища Сталина.
Белов же считал, что после любого убийства проблемы только начитаются. И если ты начинаешь убивать, то сам теряешь право на жизнь. Но говорить об этом Шмидту он не стал, потому что… Потому что достаточно было сказать нет…
«Дело может плохо кончиться, — увещевал его Шмидт. — Когда ты одумаешься, будет уже поздно».
«Нет, — возражал Белов. — Пусть все идет, как идет. Будь начеку. Пока просто прикрывай нас и, если что, вступай в дело…»
В этот момент в дверь их номера постучали. Лайза вздрогнула и бросилась в комнату к Белову.
— Саша! — громко сказала она, показывая рукой на входную дверь. — Это он! Тот самый человек, я чувствую это!
Шмидт слышал весь их разговор по телефону и представил, что будет, когда они откроют стучавшему без всякого фейс-контроля. Он крикнул в трубку Белову;
— Саша, ни в коем случае не подходи близко к двери! Подожди! Я сейчас сам посмотрю!
Шмидт тихо открыл дверь своего номера и вышел в коридор. Перед беловским «люксом» стоял человек в белом костюме и белой же шляпе с широкими полями. Он был один. Шмидт с независимым видом продефилировал мимо, встал у лифтов, чтобы перекрыть путь возможному подкреплению и тихо сказал в микрофон: Саша! Это он. Один.
Саша распахнул дверь и снова встретился лицом к лицу с Буцаевым. Но теперь Роман Остапович был сама любезность.
— Здравствуйте, Александр Николаевич! — произнес он и учтиво поклонился. — Вы позволите мне войти?
Белов оглянулся на Лайзу которая встала так, чтобы незваный гость ее не видел. Она отрицательно замотала головой, так интенсивно, что это могло отрицательно сказаться на состоянии ее шейных позвонков.
— У меня нет времени для разговора, — нетерпеливо произнес Белов, сжалившись над нею. — Если вы хотите что-то сказать, я вас слушаю.
Буцаева передернуло от его тона, но он сумел взять себя в руки.
— Простите, что отрываю вас от дел, — сказал он. — Я сожалею, что наша предыдущая встреча прошла так неудачно. Всему виной недостаток информации. У меня есть извинительные обстоятельства: я не знал, кто вы такой.
Белов сказал, что извинения принимаются.
— Я хочу сгладить возникшую неловкость. Поверьте, никому из нас этот конфликт не нужен. На улице, перед входом в отель, стоит ваш замечательный «Стингрей». Пришлось поменять замок зажигания, а в остальном он как новенький. Вот ключи.
Буцаев полез в карман пиджака. Белов внутренне приготовился выбить пистолет, если тот его достанет, но внешне остался совершенно спокойным. Буцаев действительно достал ключи и протянул их Белову. Саша с непроницаемым лицом взял их, подбросил на, ладони и вопросительно взглянул на гостя.
— Я понимаю, — продолжал тот, — что дружбы между нами быть уже не может, но, по крайней мере, враждовать нам тоже незачем. Как вы думаете?
Белов молча кивнул. Он внимательно следил за лицом Буцаева. Ему вспомнились слова Ватсона: «Этому человеку нельзя доверять ни в чем и никогда».
— Что я еще могу сделать, чтобы загладить свою вину? — спросил Буцаев.
Белов пожал плечами.
— Спасибо, ничего не нужно.
Роман Остапович вдруг театрально всплеснул руками и схватился за голову.
— Простите, ради бога! Как же я мог забыть? Вам и вашему подопечному наверняка потребуется подобающее транспортное средство. У меня как раз кое-что для вас есть. Девятиметровый лимузин — «Кадиллак»! Роскошная машина. На такой ездит сам президент Буш.
— Уж не тот ли самый, что я видел в Лас-Вегасе? — спросил Белов.
— Именно так, — улыбнулся Буцаев, — точно такой же. У меня их два, — добавил он гордо.
— Ну что же? Спасибо за предложение, я подумаю.
— Стоит вам захотеть, и машина в вашем распоряжении. Я могу дать своего водителя. Бой состоится через несколько дней: представляете, какой будет фурор, если претендент на звание чемпиона мира подъедет к «Мэдисон-Сквер-Гарден» на солидном авто? Это просто необходимо для раскрутки Сергея на нашем континенте. Примите это как дань глубокого уважения и робкую попытку примирения.
— Хорошо, я подумаю. А сейчас — извините, я занят, — и Белов выразительно потянулся к ручке двери.
— Простите, если помешал вам, — снова запел ту же песню Буцаев. — И еще раз тысяча извинений.
Белов закрыл дверь у него перед носом. Выглядело это довольно невежливо, но Саша и не думал церемониться. В задумчивости он подошел к Лайзе, отвел ее к дивану и сел рядом.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь, Лайзик?
Девушку била нервная дрожь, и уже за одно это Буцаева стоило бы спустить по пожарной лестнице. Он и сам чувствовал себя на грани срыва: разговор дался ему нелегко. Но было одно обстоятельство, которое нельзя было не учитывать.
— Саша, не верь ему! — воскликнула Лайза. — Это плохой, злой, гадкий человек!
— Я все знаю — Белов подошел к окну и выглянул на улицу.
Внизу, уменьшенный расстоянием до размеров игрушечной машинки, стоял серебристый «Стингрей». Проходя мимо него, прохожие останавливались, с интересом рассматривали и, восхищенно покачав головой, шли дальше.
Раздался стук в дверь и одновременно голос в наушнике сказал: «Это я, открой». Белов, погруженный в свои мысли, совсем забыл о том, что не отключил мобильный, и Шмидт слышал весь их разговор с Буцаевым.
Он открыл дверь и впустил Дмитрия. Они прошли в номер.
— Чего ты с ним цацкаешься, я никак не пойму! Грохнуть его, и дело с концом, — возмутился Шмидт.
Белов взял его за плечо и посадил на диван рядом с расстроенной Лайзой, а сам остался стоять.
— Ты же видишь, он хочет мира, — сказал он, не будучи, впрочем, вполне уверенным в своих словах.
— «Хочешь мира — готовься к войне!» — процитировал Шмидт поговорку древних римлян.
— Дима, ты все время забываешь одну вещь. Мы здесь на чужой земле. Прессе только и нужен скандал с участием русских. Любая шумиха может повредить Сергею. И потом, я уже не Саша Белов, а крупный бизнесмен, директор крупнейшего алюминиевого комбината. Вспомни пресс-конференцию в аэропорту. Положение обязывает. Ты же не думаешь, что я его боюсь?
Шмидт с укором посмотрел на Белова.
— Мне это даже в голову не пришло.
— Правильно делаешь. Его — не боюсь, но это еще не значит, что я ничего не боюсь. Мне есть что терять. Например, комбинат. Спортшколу. Дом Нила Сорского. Я не вправе рисковать чужими судьбами. Я давно уже не волк-одиночка, на мне лежит большая ответственность. Но даже это не самое главное. А главное то, что я не хочу никого убивать, Даже такую мразь, как Буцаев. К тому же им дело не ограничится, придется мочить его шестерок.