— Это что же, он станет доносить на самого себя? — ухмыльнулся Ракета. — Он с нами повязан по самое не могу. Он с нами в доле.
— Ну, так непонятно, для чего он вступил с нами в долю, — не желал сдаваться парламентер. — Сомнительная он фигура! Для чего ему все это надо? Откуда у него столько денег?
— Тебе непонятно, а вот мне понятно! — отрезал Ракета. — И на данном этапе его интересы совпадают с моими интересами. А потому ждем, когда прапор вернется из разведки.
— Ракета, ты забыл о Стриже, — напомнил второй парламентер.
— А что — Стриж? — сплюнул Ракета.
— Ты думаешь, он заблудился? Отбился от компании? Его задрал медведь? — в голосе парламентера слышалось ехидство. — А по-нашему — он затеял нехорошее дело…
— Да какое дело? — скривился Ракета. — Просто решил в одиночестве уплыть на льдине. Имеет право.
— Ну-ну… — сказал парламентер. — А что, если он отказался от побега и вернулся в лагерь? Что тогда? А тогда он всех нас заложит! Обязательно заложит. А может, уже и заложил. Насчет поселка и вообще… Он-то знает, куда мы подались! Как тебе такой расклад, Ракета?
Похоже, Ракета об этом не подумал вообще или, может, и подумал мимоходом, но тотчас же отогнал от себя такую мысль. И вот сейчас ему об этом опять напомнили… Целую минуту он молчал, будто что-то обдумывая, а затем сказал:
— Ладно… Пока что никто не взял нас за штаны… Да и никаких признаков погони за нами нет. В общем, все умолкаем и ждем прапора.
…В поселок Кальченко вошел незамеченным. Не то чтобы никто не видел, как он вошел, а просто никому до него не было особого дела. В поселке царила веселая кутерьма. Насколько Кальченко мог уяснить, совсем недавно, буквально какой-то час назад, сюда прибыла большая группа новоселов. Да и не просто прибыла, а еще и привезла с собой дизельный генератор, который вырабатывал электричество. По такому случаю поселяне устроили праздник. Отовсюду слышались смех, молодые задорные голоса, шутки и веселые возгласы.
— Ну, — мимоходом крикнул Кальченко какой-то парень, — теперь, братишка, мы заживем! Со своим электричеством! Прямо как в Москве-столице!
— Ну да! — добавил другой парень и хлопнул Кальченко по плечу. — Просто-таки не будет никакой разницы — что Москва, что поселок Светлый! Завтра же и подключим! Ура!
Итак, это был именно поселок Светлый. И это для Кальченко было хорошо. Это означало, что он не ошибся и привел беглецов-уголовников по правильному адресу. Плохо было другое — веселая праздничная суета. По всему получалось, что празднование в честь установки электрического генератора будет продолжаться долго, скорее всего, ночь напролет. А это означало, что при таком раскладе поджечь поселок вряд ли удастся. Мигом заметят, разоблачат, налетят и скрутят и, скорее всего, еще и осудят собственным коллективным судом. Молодые, задорные, бесхитростные парни и девчата — от таких не увернешься, не скроешься, таких не обманешь. Значит, с поджогом придется повременить. Скорее всего, придется ждать до следующей ночи.
Кальченко со злостью сплюнул. Такой расклад его не устраивал по многим причинам — главная из которых заключалась в том, что не было никакой гарантии, что беглецы-заключенные согласятся ждать еще целые сутки. Скорее всего, что не согласятся. А если Кальченко будет настаивать, то что им стоит расправиться с ним и повернуть вспять? Ничего не стоит, на то они и уголовники. Но никакого другого выхода из сложившейся ситуации Кальченко не видел.
Вернулся он к Ракете и его компании, когда уже совсем стемнело. Оказалось, что уголовники никуда не делись. Все они, похоже, были на месте, хотя из-за темноты Кальченко толком никого и не увидел. Так, лишь смутные беззвучные тени…
— Ну вот, вернулся наш прапор, — раздался из темноты насмешливый голос Ракеты. — А мы уж сомневались, вернешься ты или… Ладно. Ну, и как? Что там за кутерьма в поселении? Никак гуляют?
— Гуляют, — недовольно ответил Кальченко. — Привезли электрический генератор, вот они и радуются, что будут жить при электричестве. Как в столице… Народу тьма. Вот разожгли костры… Видите? Значит, будут веселиться до самого утра. — Кальченко помолчал и добавил: — Думаю, придется подождать до следующей ночи. Этой ночью не получится поджечь поселок.
— Хм! — произнес в ответ Ракета, и было непонятно, что таится в этом коротком безликом слове. — Значит, до следующей ночи…
— Ну да, — тоскливо подтвердил Кальченко.
— А когда они планируют подключать свой агрегат? — спросил Ракета.
— Сказали, завтра, — ответил Кальченко.
— Ну да, — с каким-то неестественным равнодушием произнес Ракета. — Завтра… И все в поселке засияет и заискрится… И будем мы — как вши на ладони…
— Но как же тогда? — упавшим голосом спросил Кальченко. — Сегодня они гуляют, завтра подключат электричество…
— Братва, вам понятен расклад? — не отвечая на слова Кальченко, произнес Ракета в темноту. — Надо потолковать. Каждый должен сказать свое слово, конечно, если ему есть что сказать.
— Надо уходить, — сказал кто-то из темноты. — Не дожидаясь никаких завтра и послезавтра.
— Мы честные воры, а не диверсанты, — произнес второй. — Если прапору надо, пускай он сам и поджигает.
— Уходить, — раздался чей-то третий голос.
Остальные молчали. Почему — было понятно: все знали крутой нрав Ракеты и опасались проявления этого нрава. Никому не известно было, как может повести себя Ракета в следующий момент. Тем более за пазухой у него таился обрез, и это был дополнительный и притом весьма весомый аргумент и напоминание, что лучше промолчать, чем сказать что-то самому себе на беду.
— Значит, никто больше не желает высказаться? — в голосе Ракеты послышалась ирония. — Что ж, у всякого свое право. Это закон любого толковища. Хотите — говорите, не желаете — не говорите. А тогда скажу я. Я бы подождал до следующей ночи. Ну а что? Жратва у нас имеется, видеть нас никто не видит… А электричество… Так, может, его и не включат к следующей ночи. А если и включат, что за беда? Всего-то несколько тусклых лампочек, которые и вывернуть не составит труда. В общем, я за то, чтобы подождать до следующей ночи. Уж очень мне хочется поиграть с советской властью в игру на интерес! Посмотрим, кто из нас лучше играет — я или советская власть…
Ракета помолчал и спросил:
— Ни у кого возражений нет? Или, может, кто-то остался при своем мнении? Ну так пускай он его выскажет. Значит, никто не желает… Что ж, тогда толковище объявляю законченным.
Кальченко облегченно вздохнул.
…А что же спецназ КГБ? Не тот спецназ, который под видом комиссии прибыл из Москвы, а местный, иркутский, который обещал прислать в поселок полковник Васильев? Местный спецназ — отряд в количестве четырнадцати человек — был уже на месте, в поселке. Спецназовцы прибыли в поселок вместе с веселыми новоселами, которые привезли электрический генератор. Конечно, никто не знал, что они спецназовцы. Бойцы были похожи на обычных строителей магистрали, были такими же веселыми и горластыми, а что таилось в их походных рюкзачках — так это кому какое дело?
Прибыв в поселок, спецназовцы занялись своим делом. Пока было сравнительно светло, они внимательно осмотрели поселок, чтобы определить наиболее вероятные места поджога. Очень скоро они их определили. Затем они принялись изучать веселых строителей-бамовцев, стараясь по некоторым приметам выяснить, не затесались ли среди них беглые уголовники-поджигатели. По всему выходило, что таковых среди празднующего народа нет. То ли беглецы не добрались еще до поселка, то ли добрались и где-то затаились поблизости, то ли и вовсе отказались от своей затеи… Все могло случиться, а значит, спецназовцам необходимо было постоянно быть начеку. Иначе говоря, им нужно было быть готовыми в любую минуту пресечь намерения поджигателей, вступить с ними в схватку и выиграть ее.
Глава 19
Как только начало темнеть, диверсанты собрались в условленном месте. Так приказал Борис Господинов. Риск, что кто-то заметит их отсутствие и поднимет тревогу, был минимальный. Во-первых, рабочий день уже закончился, так что любой бамовец волен был заняться своими делами. А во-вторых, с наступлением вечера начался дождь, и похоже было, к ночи он должен был усилиться. Дождь в данном случае был помощником диверсантам. Когда шел дождь, на магистрали обычно не было никаких сверхурочных и ночных работ, а если нет работ, то, следовательно, нет и людей. Значит, диверсантов никто не увидит. Кроме того, дождь и ветер создают шум, который заглушает человеческие шаги и голоса. Да и видимости при дожде также почти нет. Словом, сплошные плюсы.
— Все готовы? — спросил Господинов.
Ответом было молчание, означавшее, что все в сборе и все готовы к выполнению диверсионной операции — подрыву моста через реку Витим.
— Оружие при себе? — спросил Господинов.
— Разумеется, — ответили ему. — Два карабина с двадцатью четырьмя патронами. Еще у каждого ножи.
— Сухую одежду, чтобы переодеться после акции, припасли?
— Да.
— Об убитом у вас спрашивали? — коротко поинтересовался Борис.
— Спрашивали, — вразнобой ответили несколько голосов. — Мы сказали, что не знаем, где он.
— Кто спрашивал?
— Начальник участка.
— Больше никто?
— Пока никто…
— Пошли, — дал команду Господинов. — Идем, как положено по инструкции. Впереди — разведка, сзади — замыкающие. Остальные — в центре. Добираемся до тайника, берем взрывчатку и идем к мосту. Дальше будет видно.
Диверсанты тронулись в путь. Идти было не так и далеко — чуть больше километра. Дождь усиливался, темнота сгущалась. Впрочем, ни дождь, ни темнота ничуть не мешали диверсантам. Все они были людьми опытными, обученными и прекрасно умели ориентироваться при любой погоде и в любых условиях.
А что же спецназовцы? А они ждали. В отличие от диверсантов, дождь и ветер им, конечно, мешали. Когда идет дождь и дует ветер, в тайге так много всяких звуков! И попробуй отличить, чьи это звуки… Но спецназовцы умели различать звуки. Что же касается Эльчина и Чудоякова, то у них такое умение было врожденным.