Неожиданно он почувствовал себя очень одиноко. Сквозь узкое отверстие орудийного порта можно было разглядеть только то, что происходило непосредственно впереди.
Задрав голову, Ганс посмотрел на люк, ведущий в орудийную башню. Он подобрал с пола кабины искореженный казенник «гатлинга» и тут же, обжегшись о горячий металл, выронил его из рук. Вскарабкавшись наверх, Ганс с наслаждением глотнул свежего воздуха, проникавшего в башню сквозь развороченную снарядом смотровую щель. Все вокруг было засыпано осколками.
Ганс попытался открыть верхний люк, но погнувшаяся бронированная крышка никак не желала поддаваться. Он налег на нее плечом и надавил изо всех сил. Наконец крышка люка распахнулась, и Ганс осторожно высунул голову из башни.
На противоположном склоне долины не было ни души. Внизу, прямо под ним, беспорядочно отступали бантагские артиллеристы и пехотинцы.
Слева началась ружейная пальба, и Ганс схватился за висевший у него на шее бинокль и поднес его к глазам. Над степью стелился желто-серый дым, в котором то и дело вспыхивали огоньки винтовочных выстрелов. Из-за дымовой завесы выбежали несколько бантагов, один из них вдруг споткнулся и рухнул на снег. Выстроившись цепью, отряд всадников орды устремился в атаку и исчез в тумане. Прогремели несколько залпов, и минуту спустя Ганс увидел, как из клубов дыма вырвались жалкие остатки бантагской кавалерии. Его слух безошибочно уловил родное стаккато «гатлинга». Преследуя отступающего противника, в долину вкатился одинокий броневик Республики.
Подоспевшая с юга подмога довершала разгром бантагов.
Вздохнув, Ганс устало прислонился спиной к борту своей машины, не обращая внимания на редкие пули, проносившиеся рядом с ним. Он вдруг почувствовал, что ему очень и очень холодно, а его мундир насквозь промок от пота.
По его спине пробежали мурашки. Стараясь не стучать зубами от холода, Ганс пошарил в своем вещмешке, вытащил из него бутылку водки и сделал долгий глоток. Прозвучал сигнал горна, сотни глоток проревели боевой клич, и из-за клубов дыма показались стройные шеренги пехотинцев Республики. Держа винтовки наперевес, солдаты ворвались в долину, перемахнули через каменную стену, окружавшую расположенную неподалеку римскую виллу, и погнали бантагов прочь от реки. Вместе с ними катились еще три броневика, поливая врагов огнем из своих «гатлингов».
Ганс услышал позади себя торжествующие крики и, бросив взгляд на место недавнего боя между броневиками, увидел тысячи чинов, которые радостно размахивали руками, приветствуя долгожданную подмогу, и спешили принять участие в уничтожении пустившихся в бегство бантагов. Кетсвана медленно въехал на вершину холма и спешился рядом с машиной Ганса.
— Ты бы видел эту атаку! — обратился зулус к Шудеру. — Безумие! Мы потеряли не меньше тысячи человек, а то и две, но чины поняли, что они могут сражаться, могут отомстить, и, черт подери, они пошли в атаку. Мы захватили четыре броневика.
Ганс кивнул. В это мгновение прогремел взрыв, и одну из вражеских машин подбросило в воздух. Через долю секунды объятый пламенем броневик грудой бесполезного металла обрушился на землю.
— Ты не в курсе, сколько наших машин уцелело? — спросил Ганс у Кетсваны.
— Кажется, четыре, считая тебя и Тимокина, — отозвался тот.
— Вчера утром у нас было двадцать два броневика, — вздохнул Ганс. — Мы заплатили высокую цену. Будем надеяться, что дело того стоило.
Его глаза не отрывались от дирижабля Петраччи, который кружил высоко над полем боя. Словно прочитав мысли Ганса, Джек опустился ниже и пронесся на бреющем полете над броневиком Шудера, сбросив очередной вымпел. Кетсвана принес Гансу футляр, и старый сержант вслух прочитал донесение Петраччи:
«Отходите к перевалу. Со стороны железной дороги приближаются новые силы бантагов, их по меньшей мере пол-умена. Должен ли я вернуться в Суздаль и сообщить обо всем президенту?»
Джек развернул «Орла» и полетел обратно, к Гансу. Шудер помахал своим знаменем и указал им на запад. Петраччи покачал крыльями, задрал нос дирижабля вверх и скрылся в облаках.
— Странная это война, Кетсвана. Не думал, что доживу до такого.
— Ганс, ты ранен.
Старый сержант только сейчас заметил кровь, проступившую на рукаве его мундира. Горячка боя прошла, и теперь боль нахлынула с новой силой. Паршивое ранение, но могло быть и хуже.
— Пора выступать в поход, — произнес Ганс. — Нам еще целый день идти до перевала. Собери выживших членов экипажей наших броневиков и скажи им, чтобы они заняли бантагские машины. Здесь еще есть несколько мортир, мы тоже возьмем их с собой. Надо пошевеливаться, солдаты орды быстро придут в себя и организуют погоню.
— Я горжусь тем, что был рядом с тобой сегодня, Ганс, — промолвил зулус. — Во имя этого мы и сражаемся. — Кетсвана кивнул в сторону чинов. — Не для того, чтобы защитить себя, а ради освобождения всех тех, кто достоин быть свободным.
— Объясни это Сенату, — вздохнул Ганс. — Ладно, давай двигаться.
Шудер начал было опять забираться на свой броневик, но вдруг в кабине машины раздалась брань, и из разрушенной орудийной башни вырвалась струя пара. Задыхаясь и кашляя, солдаты выбрались наружу через боковой люк. Механик спорил о чем-то с водителем, и Ганс подошел к ним.
— Этот олух слишком резко потянул за рычаг! — воскликнул механик, обвиняюще тыча пальцем в артиллериста. — Сколько вам, дуракам, повторять, что трогаться с места нужно плавно? Все, теперь треснула поршневая головка.
Ганс вздохнул и с грустью окинул взглядом верную машину, на которой он перевалил через горы, вступил в бой и благополучно вышел из него живым. Старому боевому коню пришел конец. От белой краски не осталось и следа. Опаленные борта были покрыты сотнями вмятин, оставленных пулями, снарядами и осколками боеприпасов, взорвавшихся в обозе.
— Если получится, проберитесь в кабину, повредите топливопровод и подожгите машину, — устало произнес Ганс.
Члены экипажа потрясенно уставились на своего командира, как будто тот приказал им избавиться от любимого питомца.
— Сэр, дайте мне два часа! — взмолился механик. — Я сниму поршень с одной из наших подбитых машин и поставлю его сюда.
Ганс покачал головой, показывая на северо-запад:
— Враги будут здесь раньше, сынок. Подожги броневик.
Не дожидаясь ответа, Ганс медленно побрел вниз по склону холма в направлении машины Тимокина. Под его ногами хлюпала снежная кашица. Люди Тимокина уже вылезли наружу и теперь осматривали свой броневик, оценивая причиненный ему в бою ущерб. Завидев приближающегося Шудера, молодой командир улыбнулся:
— Ну, вот теперь знаете, как это бывает, сэр. Может, составите нам компанию во время очередной операции?
Ганс мотнул головой.
— Помоги мне залезть в машину и разбуди, когда мы доберемся до базы.
Протиснувшись в отверстие бокового люка, старый сержант свернулся в клубок рядом с паровым котлом. Там было тепло и уютно, и несколько секунд спустя Ганс Шудер уже спал.
Глава 14
Он вновь был на берегу озера. Первые лучи восходящего солнца, туман над водой – самое подходящее время для того, чтобы проснуться, сварить себе ароматного кофе и поджарить яичницу с беконом. Затем сесть в лодку и поплыть по неподвижной озерной глади, в которой как в зеркале отражаются гаснущие звезды. Такое чувство, что стоит нырнуть, и ты моментально вознесешься на небо.
Время от времени раздается всплеск, и по воде расходятся круги – это резвится форель, охотясь за мальками. Насади на крючок муху, закинь удочку и можешь не сомневаться: богатый улов тебе обеспечен.
Он смотрел на озеро, зная, что стоящие у него за спиной наблюдают и ждут. Он боялся встречи с ними, но какая-то необоримая сила вынудила его оглянуться. Это были они, темные и безмолвные, его воспоминания и сны, оборванные в середине и застывшие навсегда. Батальоны призраков, они замерли в шеренгах перед своим командиром. Как просто было теперь окунуться в прошлое, присоединиться к Джонни и всем прочим, остаться с ними навсегда.
— Джонни?
Джонни улыбнулся. Он снова был мальчиком, гордым из-за того, что на него обратил внимание старший брат. Смущенно улыбаясь, Джонни вышел из строя.
— Эндрю, что ты здесь делаешь?
— Я не знаю, Джонни.
— А мне кажется, что знаешь.
Эндрю опустился на мягкую траву, и студеная роса похолодила ему ладони. Обе. Он недоуменно посмотрел на свои руки. Странно, словно он никогда и не лишался одной из них.
Джонни сел рядом с ним, сорвал травинку и стал ее жевать.
— Ты всегда любил это место, помнишь?
Эндрю кивнул, не сводя глаз с озера. Детство, летний дом, старик, живший неподалеку, и соседские мальчишки, которые приходили сюда удить рыбу. Чудное лето, когда он жил здесь один, готовясь к экзаменам. Последнее прибежище, где он спрятался от всех в ту весну, приняв решение записаться в добровольцы. «Я всегда хотел вернуться сюда… Но я же здесь».
— Как ты попал сюда, Джонни?
Его брат улыбнулся:
— Далековато от тебя, правда? Да, я теперь здесь, мы можем возвращаться туда, где нам было хорошо.
Он хихикнул и мотнул головой в сторону луга позади хижины.
— Смотри, там я поцеловался в первый и последний раз. Это было прекрасно. В ночь перед тем, как отправиться к тебе в полк, я пришел сюда проститься с ней, и она обещала ждать.
— И что, ждала?
Джонни вздохнул:
— Нет, но ведь она жива, а я нет.
Эндрю снова взглянул на своего брата. Он был мертв – он мертв.
— Прости меня, Джон. Я не должен был разрешать тебе идти в армию.
— Я хотел этого, Эндрю. Это был мой долг.
— Тебе было всего семнадцать.
— Многим из тех парней было еще меньше.
Взгляд Джонни был направлен в лес, где среди деревьев плавали клубы тумана.
— Эндрю, что ты здесь делаешь?
— Я не знаю.
— Ты хочешь тут остаться?
Эндрю вновь перевел взгляд на озеро. Такое спокойное. Здесь все так спокойно. А мои дети? Их зов доносился к нему откуда-то издалека, словно они находились в мире теней, а реальным было только это место.