Прижимая ее руку к бедру, он нежно поглаживал ее большим пальцем. Вопреки желанию Сара находила в этом удовольствие. Потом она напомнила себе, что его прикосновения всегда доставляли ей удовольствие. Это не изменилось. И это никогда не изменится.
Вдруг пространство в машине как бы сжалось. Сара затаила дыхание, не зная, что делать. Когда большой палец Джеффри скользнул по овалу ее ногтя, Сара вдруг подумала, что он никогда не видел ее руки в таком ухоженном состоянии. У него, должно быть, мелькнула та же мысль, и он в растерянности сдвинул брови, заметив эту маленькую, но многозначительную перемену. Затем он медленно взглянул на нее.
Когда Сара встретилась с Джеффри взглядом, сердце ее распахнулось навстречу ему. Мужчина, которого она знала много лет назад, был полон уверенности в себе и своем предназначении. А этот человек, который сидел сейчас в нескольких дюймах от нее, казался одиноким и потерянным, терзаемым скорбью. Таким она его никогда себе не представляла.
Что же тогда она представляла, когда вчера вечером в Нью-Йорке бросилась покупать билет на ближайший рейс в Сан-Франциско? Она представляла себе, как будет присутствовать на похоронах, отдавая последнюю дань памяти супружеской паре, которую она никогда не забудет, может быть, мимоходом кивнет Джеффри — и все.
Она никогда не могла представить себе, что окажется с ним наедине, тем более будет его утешать. Она не могла понять, почему он так рассеян. Он даже не заметил бы, если бы она исчезла.
Медленного движения машины оказалось достаточно, чтобы развеять микробы горечи, которой было не место в теперешней ситуации. Теперь она была другой женщиной. И приехала сюда лишь для того, чтобы выразить свою печально запоздалую благодарность двум людям, которые некогда были добры к ней. Вот и все. То, что она снова увидела Джеффри, не имело значения.
Но это — одно дело, а совсем другое — любопытство. Когда машина набрала скорость, и Джеффри обратил свой полный боли взгляд на проплывающий за окошками ландшафт, Сара воспользовалась его рассеянностью, чтобы молча заново рассмотреть когда-то столь знакомый ей профиль. Это действительно был Джеффри, с его глубоко посаженными серо-стальными глазами, аристократическим носом, твердыми губами и квадратной челюстью.
Он постарел. Восемь лет наложили на него свой отпечаток. На лице Джеффри вокруг глаз и рта появились следы морщинок, он явно устал и испытывал большую психологическую боль.
Когда они приехали на кладбище, где душераздирающая аура неизбежности конца увеличила изначальную скорбь, эта боль только усилилась. Высокий, одетый в черное Джеффри, стоявший рядом с ней, держался подчеркнуто прямо, однако сила, с которой он сжимал ее руку, свидетельствовала о том, что за его самообладанием скрывается огромная горечь, которой невольно поддалась и Сара. Слезы набежали на ее карие глаза, превратив их в кристально чистые коричневые озера, в которых отражалась боль утраченных возможностей. Жизнь коротка… и дорога. Осознание ее хрупкости глубоко потрясло Сару.
Прочитав последние молитвы, священник закрыл требник и медленно направился к группе собравшихся. Сара стояла рядом с Джеффри, склонив голову в знак скорби и уважения. Она была здесь посторонней. Если бы Джеффри так крепко не стиснул ее руку, она остановилась бы поодаль, чтобы он в одиночестве принимал соболезнования. Бывшие на похоронах подходили один за другим, одни бормотали деликатные слова, другие молча пожимали ему руку. Когда Сара наконец решилась поднять глаза, то заметила, что они остались одни.
Затем, впервые с тех пор, как они встретились в часовне, он отпустил ее руку. Медленно выйдя вперед, он остановился, перед парой почти одинаковых гробов и медленно дотронулся сначала до одного, затем до второго Лицо Джеффри выражало глубокую печаль, вновь ощутив свою неуместность, Сара повернулась, чтобы уйти. Не успела она сделать и двух шагов, как его голос остановил ее:
— Сара?..
Она ждала, словно примерзнув к земле, не зная, что делать. Она предполагала, отдав последнюю дань уважения Алексу с Дианой, отправиться сразу в аэропорт. Надо было наверстать упущенное; ведь она срочно отложила несколько совещаний и встреч. Ее ждал Нью-Йорк.
Но что-то в его тоне остановило ее, то, что ей хотелось бы услышать восемь лет назад, но тогда она так и не услышала. Сара просто не могла сдвинуться с места.
— Сара? — В его голосе, раздавшемся за ее спиной, угадывались отчаяние и одиночество. — Вернемся в дом вместе.
Когда она взглянула на него, Джеффри вложил ее руку в свою, и тогда она обнаружила, как холодно было ее пальцам без его прикосновения.
Он не ждал от нее ответа. Бросив последний долгий взгляд на его друзей, она опустила голову и пошла к машине. На этот раз уже была другая машина — не тот официальный похоронный лимузин. Новая машина была серой и глянцевой, на ее номере был знак «Паркингтон Энтерпрайзиз». Когда Сара носила фамилию Паркер, эти номера всегда были на машине Сесилии Паркер. И шофер, открывший им дверцу, возил раньше Сесилию.
Узнав его, Сара поразилась и спросила себя, узнал ли водитель ее. Домашняя прислуга третировала ее не меньше матери Джеффри. Но шофер и глазом не моргнул. Вежливо кивнув, он взглянул на Джеффри в ожидании распоряжений.
— Мы едем домой, Сайрус, — тихо пробормотал тот.
— Да, мистер Паркер.
Домой. Это слово эхом отозвалось в душе Сары, когда она садилась в машину. Джеффри сел рядом, снова взял ее руку и стал задумчиво ее разглядывать.
Дом. Величественный особняк, в котором она испытала столько страданий. В какой-то момент Сара спросила себя, зачем она согласилась на эту глупость. Взглянув на Джеффри, она поняла, что у нее не хватило духу возразить. Он был так потрясен смертью своих ближайших друзей, что, если ее присутствие утешало его, она должна была остаться хотя бы ради их общего прошлого.
В тишине, царившей во время их поездки в южный пригород Сан-Франциско, Сара испытывала неловкость, которая все возрастала. По мере того как дорога становилась все более знакомой, становились тяжелее и ее воспоминания. Как она ни старалась отбросить их, сосредоточиться на настоящем, это оказалось невозможным.
Вновь она была невинной девушкой с лучистыми глазами, приехавшей сюда десять лет назад в качестве новобрачной Джеффри. Когда машина въехала в ворота имения Паркеров и зашуршала по извилистой дороге, пролегавшей под балдахином обильной поросли вечнозеленых растений, на коже у Сары выступили те же мурашки. И тот же трепет охватил ее при виде массивного особняка, и то же чувство ожидания, когда машина въехала на стоянку под широким портиком, та же волна благодарности, когда Джеффри помог ей выйти из автомобиля и повел ее все к той же входной двери, мгновенно распахнувшейся перед ними. На какую-то долю секунды Сара затаила дыхание, ожидая того же самого натиска шокированных Паркеров.
Но никакого натиска на сей раз не было. Было печальное и спокойное настроение. Кроме горничной, открывшей им дверь, в доме не было видно ни души. Резкий контраст воспоминаний и действительности быстро вернул Сару в настоящее.
Она не узнала горничную, а Джеффри не остановился, чтобы ее представить. Вместо этого он равнодушно кивнул и стремительно двинулся через огромный передний холл в прилегающую к нему библиотеку. Войдя, он сразу же закрыл двойную дверь и прошел к массивному дубовому столу, где остановился спиной к Саре. Она ждала.
Казалось, в молчании прошла вечность. Наконец он расправил плечи, поднял голову и повернулся. Она тут же насторожилась. Но в этом не было необходимости. В его взгляде не было ничего, хоть отдаленно напоминающего угрозу, ничего, кроме всепоглощающей грусти.
— Я бы, пожалуй, выпил, — тихо сказал он. — А ты?
Учитывая, что накануне ночью она не спала, алкоголь мог вызвать ужасные последствия.
— Нет … спасибо.
Чувствуя себя неловко, она наблюдала, как Джеффри плеснул на дно бокала жидкость цвета бледного янтаря и выпил ее одним глотком. Потом он уверенным движением поставил бокал на стол, запустил пальцы в волосы и минуту стоял так, впитывая тепло напитка.
А в Саре, наоборот, росло беспокойство, даже тревога. Оказавшись здесь, она не знала, что делать. Раньше твердая рука Джеффри направляла ее, но это время прошло. И вот теперь она опять ожидала его руководства.
Оно проявилась несколько мгновений спустя, когда он бросил на нее печальный взгляд.
— Извини, я отойду на несколько минут. Мне нужно кое-что сделать.
— Конечно. — Пожав плечами, Сара кивнула и оглянулась на стаявший у нее за спиной роскошный кожаный диван.
Он проследил за ее взглядом.
— Устраивайся, как тебе удобно. Я сейчас вернусь.
Через несколько секунд Сара уютно устроилась в уголке дивана, спрашивая себя, что она делает здесь, в этой библиотеке, в этом доме. Восемь лет назад она уезжала отсюда с желанием никогда больше не возвращаться.
Тогда она сама не знала, что ей нужно, знала только, что не нужны ей ни Паркеры, ни их деньги, которые они так миролюбиво ей предложили. Она просто стала зарабатывать на жизнь и в процессе этого воистину обрела себя. Теперь ей нечего бояться Паркеров, и, осознав это, она успокоилась, разгладила свою шерстяную юбку, небрежным движением поправила прическу, достала из сумочки губную помаду кораллового цвета, чтобы увлажнить внезапно пересохшие губы. Ей было нечего бояться — кроме воспоминаний; и не было возможности отбросить их в эти минуты, когда она сидела там, где некогда потерпела фиаско. Чтобы отвлечься, Сара прибегла к последнему средству: окинула библиотеку оценивающим взглядом. Это была большая комната, где доминировали, во-первых, тяжелый дубовый стол, во-вторых, книжные полки от пола до потолка, которые, казалось, неохотно расступались, чтобы дать место двойным дверям и трем высоким окнам.
В отличие от большинства комнат, которые регулярно заново декорировали, эта сохранила редкую атмосферу, подобно выдержанному виноградному вину. Сара пожалела, что в годы своего замужества не проводила здесь больше времени, но тогда библиотека являлась оплотом матери Джеффри.