– Как он мне все разъяснил, а? – проворчал Видок в пространство. – Как по нотам!
– Но вы же сами говорили, что я счастливчик, – заметил Алексей. – Разве вам не интересно, что думает обо всем этом, как вы выразились, сынок белой курицы? Кстати, я хотел у вас спросить. Когда вы вернете мне письма?
– Какие еще письма? – буркнул Видок.
Алексей сжал губы.
– Письма великой княжны Фредо Болтуну. В конце концов, вы не можете отрицать, что свою часть работы я выполнил. Мы нашли камень, и не моя вина, что он оказался не таким, как надо.
– Вот когда найдем такой камень, – сварливо ответил Видок, – тогда и получите обратно письма своей любезной.
– Э, нет, мсье, так дело не пойдет, – возразил Алексей. – Мне очень интересно пребывать в вашем обществе, но позвольте вам напомнить, что я нахожусь на службе и не могу всю жизнь искать какой-то никчемный булыжник. Кроме того, из-за вас я рисковал жизнью. Вчера я спас вас, хотя сегодня вы старательно делаете вид, что ничего особенного не произошло. Ведь это в вас Мышиный Король хотел метнуть свой замечательный ножик.
Видок молча буравил Алексея взором, затем рывком поднялся с места, подошёл к секретеру, стоящему в углу, отомкнул его ключом и стал в нем рыться.
– А с какой стати я должен вас благодарить? – желчно промолвил он. – Вы ведь сами только что признались, что сделали это отнюдь не по доброй воле. – Он повернулся и швырнул Алексею на колени довольно объемистую пачку. – Забирайте! И убирайтесь к дьяволу.
– Здесь все, я надеюсь? – осведомился молодой человек спокойно. – Вы ни одного от меня не утаили?
Видок засунул руки глубоко в карманы. Странным образом именно в этом, казалось бы, незначительном жесте и проявилась вся натура бывшего каторжника.
– Может, вам будет проще спросить об этом у своей любезной? – с вызовом осведомился он. – А что? Предъявите ей всю пачку и задайте вопрос. Заодно и расскажите ей о своей миссии, я уверен, она с удовольствием послушает.
Алексей, побелев, медленно поднялся с места. Его взгляд сделался жестким.
– Вы… – начал он.
– Да бросьте, ради бога, – отмахнулся Видок, – я все равно умею ругаться лучше вас. – Он кивнул на дверь. – Выход вон там. Только не надо сильно хлопать дверью, она ни в чем не виновата, – прибавил он с насмешкой.
К чести Алексея следует сказать, что он покинул дом Видока без излишнего шума. Хотя у него так и чесались руки – грохнуть дверью так, чтобы она разлетелась на миллион мелких кусков.
Глава двадцать восьмая,в которой описываются мучения наследных принцев, а также происходят разные другие события
Принц Вильгельм-Людвиг Кассельский пребывал в изрядном волнении, или, как выразился бы цинический мсье Видок, грыз удила и бил копытом. Впрочем, волнение принца вполне можно понять: ведь не каждый день выпадает случай познакомиться со своей будущей женой, которая по совместительству является племянницей русского императора.
Все началось с того, что примерно восемь месяцев тому назад принца вызвал к себе его отец, великий герцог Кассельский. Они немного побеседовали о погоде, об охоте и о последних сплетнях кассельского двора, после чего батюшка с видимым смущением промолвил:
– Ах да, сын мой, я совсем забыл вам сказать. На январь следующего года намечена ваша свадьба. Вы всегда были хорошим сыном, и я надеюсь, что у вас не будет никаких возражений. В конце концов, так угодно небу, – зачем-то добавил он.
Принцу Кассельскому как раз сравнялось двадцать два года, и он чувствовал себя вполне уютно в холостом состоянии. У него была постоянная подружка-актриса, кроме нее около полудюжины менее постоянных, а также, в зависимости от обстоятельств, несколько дюжин совсем непостоянных. Но против воли неба не поспоришь.
– Вы сами знаете, как для нас важны хорошие отношения с русским двором, и поэтому я от всей души благословляю ваш союз, – продолжил великий герцог.
Поскольку принц Кассельский никогда прежде в глаза не видел своей невесты (а если и видел, то забыл), он поинтересовался, что она собой представляет, и получил исчерпывающий ответ.
– Если правда то, что мне пишет наш посланник из Петербурга, принцесса хорошо воспитана, прекрасно образованна и к тому же очень хороша собой. Словом, я не мог бы пожелать для вас лучшей партии, – закончил отец.
Если принц Кассельский несколько приуныл после таких радужных заверений, то это следует отнести исключительно на счет его кузена Пауля-Георга, который недавно женился и про супругу которого тоже было из самых надежных источников известно, что она превосходно воспитана, говорит на пяти иностранных языках и чудо как хороша собой. На самом деле довольно быстро выяснилось, что супруга кузена ругается как возчик, скаредна как сто чертей, из пяти иностранных языков лучше всего владеет матерным, а что касается красоты, то на конкурсе кривобоких карлиц ей бы точно досталось одно из первых мест.
– Кстати, – добавил отец, – у меня есть портрет твоей будущей жены. Его прислали нам из Петербурга.
На портрете была изображена манерная особа в голубом платье, сжимающая в руках стилизованную розу. У нее были черные волосы, букли, закрывающие уши, короткий в профиль нос и маленькие губки, так что не стоит удивляться тому, что принц Кассельский невзлюбил свою будущую жену с первого взгляда. Он попрощался с отцом и пошел искать утешения в объятиях одной из многочисленных горничных большого и холодного Кассельского дворца.
Еще через несколько месяцев состоялся второй знаменательный разговор отца с сыном.
– Должен вам сказать, – говорил великий князь, – что отец принцессы находит не вполне удобным, чтобы вы с его дочерью познакомились только накануне свадьбы. Императору, конечно, нет дела до таких пустяков, но с мнением grand-duc Michel[19] все-таки лучше считаться. Я предлагаю вам поехать во Францию, где в настоящее время находится ваша невеста, и представиться ей должным образом.
При одной мысли о том, что ему придется зачем-то ехать к этой манерной кукле, принц Кассельский почувствовал острое недомогание. На следующий день он лег в постель и не вылезал из нее целый месяц. Герцогу лейб-медик доложил, что молодого принца терзает жестокая лихорадка. Впрочем, болезнь отнюдь не мешала плутовке Аннет, служившей во дворце, время от времени навещать принца по ночам, да и очаровательная актриса Элен тоже о нем не забывала.
Через месяц Вильгельм-Людвиг наконец поднялся с постели. Первое, что сказал ему отец, увидев его, было:
– Ах, как хорошо, мой дорогой сын, что вы наконец оправились. Наконец вы сможете поехать к своей невесте и засвидетельствовать ей свое почтение.
Принц понял, что от судьбы не уйти, и смирился. Еще несколько месяцев продолжалась таинственная переписка между петербургским и кассельским дворами, пока наконец не было решено, что встреча произойдет как бы случайно в Париже, на балу у пэра Франции маркиза Ларошжаклена.
Узнав о том, что предстоит ехать в Париж, принц несколько воспрянул духом. Он был давно наслышан о пленительной красоте парижанок и мечтал познакомиться хотя бы с одной из них. Что же касается женитьбы на надутой кукле с портрета, то принц утешал себя мыслью, что рано или поздно это все равно придется сделать.
Он прибыл в Париж вместе со своим адъютантом Бурхардом, которому было поручено надзирать за поведением принца и следить, чтобы он не вляпался в какую-нибудь скверную историю. Но все прошло прекрасно. Принц представился при дворе короля Луи-Филиппа, побывал в очень благонамеренном салоне графини де Лоншан, точный возраст которой могли назвать только египетские пирамиды, и наконец отправился в коляске на прогулку по набережным. Каждая встречная женщина казалась ему еще красивее предыдущей, но самой хорошенькой оказалась молодая особа, которая, высунув очаровательную головку из окна кареты, смеялась заливистым смехом и о чем-то говорила с голодранцем-студентом и смешным стариком в зеленых очках.
– Какая красавица! – вскричал в экстазе принц, хватая своего спутника Бурхарда за рукав. – Положительно, француженки – самые прелестные женщины в мире! Интересно, кто она такая?
Бурхард всмотрелся в герб на дверцах кареты и растерянно сморгнул.
– Э-э… Ваше высочество… – промямлил он наконец. – Мне кажется, я могу ошибиться, но… По-моему, это ваша будущая жена.
Сердце бедного Вильгельма-Людвига сделало такой бешеный скачок, что чуть не выпрыгнуло из груди не мостовую.
– Как! – вскричал он. – Но… это непостижимо, Бурхард! Немыслимо!
Меж тем красавица закончила свой разговор, и карета покатила прочь.
– Нет, – медленно промолвил принц, приходя в себя, – это невозможно. Наверное, это была одна из ее фрейлин.
– В экипаже великого князя Михаила? – иронически осведомился Бурхард. – И почему вы не хотите верить, что это была именно она?
Принц мотнул головой.
– Нет, – промолвил он удрученно, – это было бы слишком чудесно!
Он еще раз сравнил хорошенькое оживленное личико, которое он только что видел, с манерной куклой на портрете. Положительно, никакого сходства, если не считать черных волос. И все-таки, несмотря на это, принц готовился к балу-маскараду с замиранием сердца.
"А вдруг это все-таки она? А вдруг… Нет, невозможно!»
Для себя он выбрал костюм черта, а Бурхард нарядился палачом, и в таком виде они прибыли на бал, где мадам Голикофф, фрейлина княжны, чем-то неуловимо напоминавшая сводню, должна была улучить минутку и подвести принца к его невесте. Обо всем, как видим, уже было условлено заранее.
– Моя госпожа, – сказала Варвара Федотовна многозначительным шепотом, – будет одета в платье восемнадцатого века а-ля Помпадур… Так что смотрите, сударь, не теряйтесь!
Принц слушал и кивал. От волнения у него даже ладони вспотели. Он хотел спросить у фрейлины, действительно ли ее хозяйка такая красавица, как ему давеча привиделось на набережной, но он посмотрел на бородавки Варвары Федотовны и отказался от этой мысли. Несмотря на свой юный возраст, принц был уже неплохим дипломатом.