— Мы очень рискуем, но надо бы узнать глубину…
— Почему рискуем? — спросил Мэк-Кормик.
— А если там внизу скопление газа? В таком случае взрыв неминуем! Мы все можем взлететь на воздух!
Горящий комок, медленно кружась, падал вниз. Вот он превратился в светящуюся точку. Еще секунда… другая, — и он ушел из глаз.
— Едва ли это дно. Может быть, какой нибудь выступ скрыл его из глаз?
Тем временем Гарриман, засунув руки в карман, смотрел вперед.
— Что это? — проговорил он. — Смотрите! Вон там!
Неожиданным ответом был страшнейший грохот.
Оказалось, что Голоо сбросил ногой в пропасть, вслед за пробой фон Вегерта, довольно большой камень, который, скатываясь вниз, задел, по-видимому, за плохо связанные с своей основой камни большего размера, — падая вниз, они увлекали целые глыбы. Камни стремились каскадом вниз. Целый их водопад вызвал такой шум, что не было слышно голоса соседа.
С минуту длилось молчание. Наконец, грохот прекратился.
Фон Вегерт, глядя на Голоо, укоризненно покачал головой.
— Не трогайте ничего здесь со своего места, Голоо. Тысячелетия лежат эти камни в спокойствии. Может быть, только паутинкой держатся некоторые из них!
Особенно опасно нарушить инерцию их покоя над нашей головой, — тогда мы погибли! Камни раздавят нас, как мух!
— Кто его знал!.. — смущенно возразил великан.
Гарриман между тем разглядел то, что его и удивило, и обрадовало.
Наконец-то! Вдали по всем направлениям виднелись, словно приделы в громадном храме, куполообразные вместилища. Многочисленные расщелины между ними зияли, словно открытые настежь двери.
Несомненно, Авиценна говорил именно об этом месте. Вот они, четыре тысячи дорог!
— Однако, дальше нет никакого пути! Как мы доберемся до той стенки? — воскликнул Голоо. — Не полезем же мы в эту пропасть?
Гарриман скользил взглядом по окружающим предметам. Вдруг недалеко от того места, на котором он стоял, Гарриман различил свисавшую над головой скалу. Перебраться на нее не было никакой возможности. Будь под руками лестница — другое дело. Ею, вероятно, и пользовались те, кто пользовался гостеприимством пещеры. Но лестницы около не было. Конечно, рокандцы не забыли ее убрать.
В мгновение в уме его созрел план. И он привел его в исполнение, пока фон Вегерт с недоумением глядел на то, что он делал.
Гарриман обвязывал себя бечевкой, оставив конец у Голоо. Затем, не дав никому времени опомниться, разбежался и прыгнул…
Один момент, зацепившись руками о край площадки, он болтал ногами над бездной. Затаив дыхание, все смотрели на него, боясь проронить звук… Еще момент…
Фон Вегерт облегченно вздохнул. Его Джонни взобрался, наконец, словно цирковой гимнаст, на эту кручу…
— Прикрепите к бечевке канат! — крикнул он.
Голоо послушно повиновался. Через минуту канат ему был передан.
— Все факелы! — скомандовал он снова. — Себе оставьте один. Мне они нужнее!
— Но… — попробовал возразить фон Вегерт.
Гарриман вновь настойчиво крикнул:
— Факелы!
Ему были поданы таким же путем и факелы.
Последней он перетянул к себе всю бечеву.
— Никому из вас не подняться сюда, даже Голоо. Вы слишком тяжелы, Голоо! — крикнул он. — Находитесь на этой площадке. Я постараюсь вернуться возможно скорее. Но если к утру не вернусь — не ждите меня!..
Гарриман не расслышал того, что ему кричали в ответ его спутники. Его внутреннее возбуждение, все возраставшее, достигло предела. Словно охотник по следу дичи, он кинулся во тьму, прорезываемую трещавшим и вспыхивавшим пламенем.
Около сыпались искры, и весь он казался олицетворением сияющей дерзости, отважно бросившись в неизвестность, чтобы познать ее…
Глава XIV. МИЛЛИОН ЗА БУЛЫЖНИК
Бонзельс, усадив против себя Эрну Энесли, держал в своих руках кончики ее пальцев. Безмолвная женщина под вуалью приготовилась выслушать стереотипную фразу:
— Ничего нового! Об экспедиции нет никаких сведений.
В сущности, она не отдавала себе отчета в том, почему ожидание возвращения экспедиции до такой степени наполняло ее трепетом. Но образ очень большого, очень черного и смешного человека, который так заботливо и дружески к ней отнесся и так взволновал ее своими слезами при прощании, все время находился перед глазами, и она так свыклась с этим образом, что несуществующий около нее человек, казалось, находился рядом, тут, около нее… Одно воспоминание об его восторженной улыбке, которая заливала все его лицо, когда он смотрел на нее, и об осторожно-нежном прикосновении его громадных рук, которыми он мог бы задавить быка — ее успокаивало.
— Они живы, мисс Энесли!
Когда первое волнение ее улеглось, она спросила о подробностях.
— Вы прочтете завтра утром в газетах подробные сведения о них. Я получил из редакции только что копии телеграмм. Мне, видите ли, всегда без замедления присылают те из них, которые касаются научных вопросов. Кроме того, я получил длиннейшее письмо от фон Вегерта.
— Когда они приедут?
— Их можно ждать через неделю. Жертв много, но ваши Голоо и Гарриман целы.
Она вся сжалась.
— А Мэк-Кормик?
— Тоже. С ним произошло событие исключительного для него значения: в Кон-и-Гуте он нашел своих детей!
— Но ведь его дети были убиты? Мне рассказывал об этом Голоо в те дни, когда мы коротали время: я — перед своим отъездом в Париж, он — в экспедицию.
— У Мэк-Кормика было двое детей, — девочка и мальчик, — и, действительно, их трупы были найдены, но дело в том, что они никем не были опознаны. Их мать, сестра Ораз-хана, незадолго перед этим таинственно отравленная, по обычаю рокандского дома на груди своих детей поставила особые знаки. Вот эти-то знаки и дали Мэк-Кормику повод думать, что найденные трупы — трупы его детей.
— На трупах были эти знаки?
— Вот именно. Теперь оказалось, что Мэк-Кормик нашел детей. Фон Вегерт пишет мне, что он первое время боялся за его рассудок, — так был счастлив несчастный.
— Как же это произошло?
— О, это целая история! Они встретили там, в Кон-и-Гуте, какого-то старика туземца, который знал эту тайну. Когда-то Мэк-Кормик спас ему жизнь. При каких условиях это произошло — не могу вам сказать, — об этом мне мой друг не пишет. Туземец этот был правой рукой Ораз-хана в Кон-и-Гуте, подобно тому, как профессор Шедит-Хуземи был его правой рукой здесь, у нас.
— Профессор Шедит-Хуземи? Это тот китаец, который хотел убить фон Вегерта?
— Нет, вы спутали. Фон Вегерта хотел убить некий сум-пан-тинец Ли-Чан, в свою очередь — правая рука Шедита. Ли-Чана мы разыскали, хотя и с большим трудом, правда. Когда для меня стала несомненной гибель экспедиции, я счел, что мое обещание молчать о преступлении в «Сплендид-отеле» отпало, и я обо всем, что знал, рассказал сыскной полиции. При помощи собаки-ищейки китайца нашли, но он бежал, — по-видимому, в Роканд. Что с ним сталось — установить не удалось, этому помешало восстание. Кстати, его звали на самом деле Чи-Ланом.
— Значит, это целая организация?
— Несомненно. Известно даже и название: «Общество Зеленой Луны». Располагавшее огромными средствами, оно ставило целью возвращение некоторых утерянных престолов наследникам азиатских властителей, потерявших их. Хан рокандский был одним из таких претендентов. Народ, не разобравший целей, которые они преследовали, поддался на агитацию их агентов и в итоге поднял известное рокандское восстание.
— У вас есть сведения об Ораз-хане?
Бонзельс с удивлением взглянул на нее.
— Он уехал, говорят, куда-то на Восток. Что касается профессора Шедит-Хуземи, то он исчез бесследно. Не было никаких улик против них, хотя теперь выясняется, что убийство Рау-Ру, жены Мэк-Кормика, и похищение его детей…
— Устроено «Обществом Зеленой Луны»?
— Достоверно известно, что «Общество Зеленой Луны» служило в руках Ораз-хана ширмой его эгоистическим стремлениям. Как видите, эти люди не останавливались даже перед преступлениями!
— Но как же открылась тайна существования детей?
— Старик-рокандец, как я вам сказал, открыл перед смертью тайну своему спасителю. При нем жила в Кон-и-Гуте девочка, которая не имела представления, кто ее отец. Тот, кого она принимала за отца, дал клятву, что не откроет секрета. Когда же старик, на попечении которого лежал Кон-и-Гут, увидел, что тайна пещеры раскрыта, и что он, оставшийся там в одиночестве и умирающий, уже в силу этого одного должен кому-нибудь передать последнее живое существо в Кон-и-Гуте, — полуребенка, полуженщину, — он во всем открылся Мэк-Кормику.
— А сын его?
— Им оказался Джонни Гарриман!
— Что вы говорите?! Джонни — сын Мэк-Кормика?
— Да. На его груди обнаружен был тот же знак. Когда Джонни узнал примету дочери охотника, он сам открыл, кто был его отцом. В младенческом возрасте он был передан по приказанию Ораз-хана на воспитание какому-то лондонскому мошеннику, из рук которого его вырвал фон Вегерт.
— Но почему Ораз-хан приказал убить свою сестру?
— Как рокандец, он мстил ей за то, что она вышла замуж за англичанина. Каждого из нас он считает своим врагом.
— Но детей он все-таки оставил в живых?
— Да, но скрыл их от отца.
— Жестокий, вероломный человек! — воскликнула Эрна.
— Я передам вам письмо ко мне фон Вегерта. Прочитайте его на досуге, но, кажется, я подробно рассказал вам обо всем, что вас может заинтересовать.
— Вы несказанно обрадовали меня, профессор! За это время я в первый раз почувствовала себя счастливой!
— Дитя мое, позвольте задать вам вопрос?
— Пожалуйста, профессор.
— Но он касается того, что вас, по-видимому, очень огорчает!
— Меня уже ничто не может больше огорчить…
— Когда, наконец, вы снимете вашу вуаль? Даже мне, человеку, который к вам так хорошо относится, вы не показываете своего лица!
— Я никогда не сниму вуали, профессор. Я никого не хочу огорчать своим видом.
Он взял ее за плечи.