Бриллиант мутной воды — страница 13 из 51

– Иван Павлович, – сурово отчеканила хозяйка, – изволь взять ноги в руки и отправиться к Николаю.

– Но уже начало одиннадцатого. – Я попробовал сопротивляться. – Наверное, парень спит, и потом, моя машина сломана…

– Дело не терпит отлагательств! – рявкнула Нора. – Соня небось сходит с ума в камере. Значит, разбудишь ее сыночка. А насчет автомобиля… Возьми мой «мерс».

– Ни за что, – испугался я, – я не умею управляться с иномаркой, тем более с «шестисотым». Да ваш шофер мне потом руки оторвет!

– Не бойся, – усмехнулась Нора, – Шурик в отпуске. Как-нибудь разберешься, что к чему. Действуй. Живо!

Я вздохнул. Элеонора умеет разговаривать с людьми таким тоном, что отказать ей просто невозможно. Наверное, поэтому она и заработала невероятные миллионы.

– Что мне спросить у Николая?

Нора улыбнулась:

– Запоминай, Ваняша.

Если кто-то будет уверять вас, что «Жигули» лучше «шестисотого», не верьте. Я с некоторым страхом сел за руль дорогой автомашины и оглядел педали с рулевым управлением. Кажется, ничего особенного. Вот только непонятно, что это за рычажки. Ясно, они включают кондиционер.

Тихо шурша шинами, «Мерседес», словно голодный тигр, понесся по дороге. Да уж, бывают машины, бывают очень хорошие машины, бывают потрясающие машины, а бывает «Мерседес». Даже радио тут звучало по-другому, чем в моей «восьмерке». Руль реагировал на легкое движение пальцев, педали ходили упруго, и никакой ручки переключения скоростей. Я впал почти в эйфорическое состояние, еле удерживаясь от желания понестись по проспекту с недозволенной скоростью. Вот уж не предполагал, что способен на такие эмоции, всегда считал себя глубоко равнодушным к технике человеком, а машину – просто средством передвижения.

Не желая парковать «Мерседес» в тесном дворе, я оставил его на проспекте и пошел в сторону дома Сони. Внезапно что-то словно толкнуло меня в спину. Я обернулся. Темно-синяя лаковая иномарка смотрела на меня огромными «глазами». Вы не поверите, создавалось впечатление, что автомобиль улыбается, глядя мне вслед.

Николай долго не открывал дверь. Наконец она распахнулась, встрепанный парень удивленно глянул из прихожей.

– Иван Павлович? Что случилось?

– Извини, разбудил тебя, можно зайти?

Он угрюмо посторонился. Я вошел в большую комнату и невольно присвистнул. Бардак там царил феерический. На столе навалена посуда, не убиравшаяся, очевидно, несколько дней: чашки, тарелки, миски, пара сковородок, грязные столовые приборы, несколько пустых консервных банок, картину дополняли смятая газета и черный кружевной лифчик. На спинках стульев висели пиджаки и рубашки, в кресле валялись скомканные джинсы, поверх которых устроились не слишком свежие трусы и носки. На диване громоздилась гора видеокассет, в углу, на письменном столе, моргал экран компьютера. Внезапно донеслось мяуканье.

– У вас есть кошка? – удивился я. – Давно завели? Вроде твоя мать больше любит собак.

– Это заставка такая, – сладко зевнул Николаша, – компьютер мяукает. Все сначала удивляются, а мне прикольно показалось. Давно такую хотел, все недосуг было, вот сегодня время нашел.

– Как мама?

Николай пожал плечами:

– Не знаю.

– Ты не ходил в СИЗО?

– Зачем?

Я осторожно подвинул гору из кассет и компьютерных игрушек, сел на диван и ответил:

– Меня бог миловал, никогда не имел дело с тюрьмами, но, насколько наслышан, в следственных изоляторах большие проблемы с едой, и родственники передают туда продукты, носильные вещи. Ты бы поинтересовался, что матери надо.

– Ладно, – буркнул Николаша и опять зевнул, – будет время, сбегаю и узнаю, между прочим, я работаю.

Я не стал педалировать тему и попросил:

– Покажи, пожалуйста, шубу матери.

– Зачем? – насторожился парень.

– Понимаешь, Нора хочет сделать ей подарок на день рождения, задумала купить манто, а как померить?

– Ей оно не понадобится, – буркнул сын, – она в тюрьме сидит, какой день рождения! Потом на зону отправят. Ватник приобретать надо.

– Вижу, ты хорошо знаешь порядки в лагере, – не удержался я от ехидства. – Все же сделай одолжение, дай шубу на пару дней. Понимаешь, я человек подневольный, что хозяйка приказала, то и делаю. Элеонора будет ругаться, если вернусь с пустыми руками.

Николай закашлялся, потом сказал:

– Ладно, хотя не понимаю, зачем Элеоноре зря деньги тратить.

– Каприз у нее такой.

– Сейчас принесу, – кивнул он и скрылся в маленькой комнатушке.

Я быстро встал и взял лифчик. Да уж, сей предмет туалета никак не может принадлежать госпоже Чуевой. Даже если представить на секунду, что под потерявшие всякий вид бесформенные кофты Соня надевала дорогое эротическое белье, даже если отмести в сторону тот факт, что лифчик стоит больше ста долларов, все равно он ей не подойдет. Соня женщина полная, с объемной грудью, а я держал в руках крохотный бюстгальтер самого маленького размера.

Пару месяцев назад Николетта поволокла меня в «Дикую орхидею», где стала самозабвенно выбирать белье. Пока она наслаждалась его разглядыванием, я пошатался по залу, удивляясь невероятным ценам. Впрочем, должен признать, комплекты выглядели красиво, а я принадлежу к той основной массе мужчин, которые любят глазами. Приятно, когда дама, сняв платье, предстает перед вами в чем-нибудь этаком, кружевном и воздушном.

Да уж, непонятно, куда забрели мои мысли. Я положил лифчик и сел на диван. Помнится, маменька в «Дикой орхидее» выбрала именно такой бюстгальтер, стоимостью как космический корабль. И о чем это говорит? Да только о том, что в маленькой комнате сейчас скрывается девушка. Оставшись без родительского надзора, Николай воспользовался свободой. Такое поведение не показалось бы мне странным, если бы не тот факт, что его невеста, женщина, с которой он собирался связать жизнь до могилы, лежит сейчас в морге, в холодильнике…

Я вытащил сигареты. В комнате так отвратительно воняло остатками прокисшей еды, что запах табака показался божественным ароматом. Насчет жизни до могилы я загнул. Мало кто сейчас идет в загс, предполагая, что его разлучит с партнером гробовая доска. Женщины стали самостоятельными, частенько они зарабатывают больше, чем представители мужского пола. Бабка Элеоноры терпеливо сносила побои своего супруга-пьяницы, боясь остаться одной, без средств, с детьми. А Норе наплевать на то, сколько мог бы принести в дом муж, она сама кого хочешь может содержать… Мужчины же во все времена славились полигамностью. Не стоит удивляться поведению Николаши. Любовь – это одно, а секс – совсем другое. Женщинам кажется, что, оказавшись в постели с кавалером, они получили его целиком. Это огромное заблуждение. Для большинства из нас постель – не повод для знакомства. В сексуальном плане мы просты и…

– Вот, – пробормотал Николай, входя в комнату, – держите. Хотя, по-моему, Норе пришла в голову дурацкая затея.

– Спасибо. Теперь скажи, где очки твоей матери?

– Как это? – удивился юноша. – У нее на носу. Она без них ничего не видит, прямо сова.

– А какие очки Соня взяла с собой? Меня интересуют те, старомодные, в коричневой оправе.

– Они у нее одни, – пожал плечами Николай, – зачем ей две пары-то?

Я оглядел кучу видеокассет, дорогой плоский экран компьютера, неисчислимое количество рубашек и брюк, висящих на спинках стульев… Действительно, зачем Соне две пары очков? Одной обойдется, не барыня.

Натягивая в прихожей куртку, я все же сказал:

– Ты матери продукты передай. На вот, тут деньги, Нора прислала.

– Будет время, схожу, – буркнул любящий сынок, пряча купюры.

Я пошел по лестнице вниз. Вот оно как! Соня всю себя отдала этому гаденышу и что получила взамен!

Впрочем, стоит ли ждать от детей благодарности? Наверное, встретить в наше время любящего двадцатипятилетнего сына такая же редкость, как увидеть медведя на коньках.

Я выбрался во двор. Что меня так заклинило на топтыгине? Второй раз приходит в голову это сравнение. Раньше я отличался более богатым воображением.

Я свернул на проспект, подавил желание помахать «Мерседесу» рукой, глянул вбок и онемел. Возле дома стоял… Нет, вы не поверите! Вам просто не придет в голову, что я увидел!

В двадцати метрах от меня покачивался на задних лапах… медведь на коньках.

Пару секунд я тупо смотрел на бурое животное, которое должно в зимнюю пору мирно спать в берлоге, потом с силой ущипнул себя за руку. Наверное, от усталости заснул на ходу.

– Не бойтесь, – раздался сочный бас. – Ваня мирный, никого не трогает.

Тут только я заметил на мишке ошейник и тянущуюся от него довольно толстую никелированную цепь, на другом конце которой обнаружился дядька примерно моих лет, превосходивший размерами своего подопечного.

– Извините, – улыбнулся он, – Ване гулять надо, он у нас в цирке выступает, целыми днями работает, а ближе к ночи я вывожу его воздухом подышать. Наши местные знают его и не боятся, ну а посторонние, вроде вас, пугаются, конечно. Да вы идите, он не тронет.

Я перевел дух. Слава богу, любое чудо имеет материальное объяснение, и вовсе не коньки на мишке, а просто кожаные ботинки. Предусмотрительный хозяин обул животное, чтобы оно не поранило лапы.

– Идите, идите, – улыбался мужчина, – он у меня приветливый, летом в кино снимался. Смешной случай тогда вышел. Ну, представьте: лес, зелень, птички поют… Вот в моем парне и взыграла ностальгия. Всегда послушный, а тут взял и удрал. Только его ведь в цирк медвежонком привезли, ничего о своем детстве в берлоге он не помнит, поэтому далеко не ушел, лишь до проселочной дороги добрался. А по ней, как на грех, почтальон на велосипеде катил. Увидал дядька, что из оврага косолапый вылезает, упал со страха, лежит, не шевелится, решил, бедолага, смерть его пришла. Мишутка к велику подобрался, схватил его… сел и поехал. Беднягу почтальона потом в дурдом отправили! Нет, прикиньте, какая штука! Мало того, что с медведем повстречался, так тот еще и велосипедист!