– Николай дома?
– К нему нельзя.
– Все же пропустите, меня прислала Элеонора, лучшая подруга Сони, позвольте представиться…
– Я вас, Иван Павлович, сначала не признал, – вздохнул парень, – вы меня, впрочем, тоже.
– Извините, что-то не припомню…
– Андрей, сын Анны Михайловны.
Я всплеснул руками:
– Андрей! Бог мой! Совершенно невозможно узнать, я видел тебя последний раз лет десять назад, подростком!
Племянник Сони улыбнулся:
– Входите, только Колька спит, мы ему с Олей коньяка слишком много налили. Оля – это моя жена. Вы слышали, что я женат?
Я кивнул:
– Конечно. Соня рассказывала Норе о твоей супруге, говорила, какая прелестная девушка тебе досталась, и очень переживала, что ее сестра не дожила до свадьбы своего сына. Все сокрушалась: «Бедная Анечка! Так и не увидела Андрюшиного счастья». Мне кажется, она очень завидовала тебе, ведь Беата…
– Знаете, Иван Павлович, – вздохнул Андрюша, подавая мне тапки, – если бы Колька захотел жениться на Ольге, она бы мигом вызвала ненависть тети Сони. Впрочем, любая женщина, окажись она невестой Николая, пробудила бы не самые добрые чувства у его матери.
– Ты прав, – кивнул я и прошел в комнату, которая служила одновременно спальней Сони и гостиной.
На довольно потертом велюровом диване сидела полноватая девушка в круглых очках, делавших их обладательницу похожей на сову. Увидав меня, она встала и вежливо произнесла:
– Добрый день.
Я осторожно пожал пухлую ручку с нежной кожей и грустно сказал:
– Ну, учитывая обстоятельства, из-за которых мы тут очутились, эту пятницу нельзя назвать доброй. Сделайте милость, расскажите, что случилось?
Оля развела руками:
– А мы сами ничего не знаем.
– Николай позвонил в полной истерике, – перебил ее Андрей, – в среду.
– В среду? – удивился я.
Андрюша кивнул:
– Ага, около трех часов дня мне на мобильный. Я с трудом понял, в чем дело…
Я внимательно слушал парня. В отличие от Николаши ему не слишком повезло в жизни. Анечка, младшая сестра Сони, умерла, когда сыну исполнилось шестнадцать лет, и Андрею пришлось самому заботиться о себе, потому что отца у него не было. К слову сказать, Соня не слишком помогала племяннику. Правда, пару раз она пыталась дать ему денег, но Андрей твердо сказал:
– Нет, я мужчина и сумею самостоятельно выплыть.
Его позиция вызывала уважение, и мне этот мальчик всегда нравился больше избалованного Николаши. Андрей весьма успешно окончил школу, но высшего образования не получил, пошел в художественное училище, выучился на ювелира и сейчас неплохо зарабатывает, делает серьги, броши и кольца. Насколько я знаю, с Николаем он не особо дружен, встречается только на семейных праздниках.
В среду Андрей поехал к клиенту с готовым заказом. В пробке при выезде на Минское шоссе его застал звонок. Сначала парень не понял, кто кричит в трубку:
– Скорей, сюда, ко мне, помогите!
Да и номер на определителе высветился незнакомый. Но потом мужчина на том конце провода немного успокоился и вполне внятно сказал:
– Андрей, это я, Николай. Случилось несчастье, немедленно приезжай по адресу…
Парень сразу понял, что дело серьезно. Двоюродный брат практически никогда не обращался к нему, делал дежурные звонки в Новый год и на день рождения…
Кое-как развернувшись, Андрей помчался в Капотню. Дверь открыл абсолютно серый Николай. Увидев двоюродного брата, он вцепился в него ледяными пальцами и забормотал:
– Господи, что делать-то? А? Что делать?
Андрей оглядел родственника, отметил, что тот вполне цел и здоров, и, слегка успокоившись, спросил:
– Ну? В чем дело?
Николаша ткнул пальцем в сторону комнаты:
– Там…
Андрей шагнул внутрь тесной, заставленной мебелью каморки и зажал рукой рот, пытаясь заглушить рвущийся наружу вопль.
Помещение напоминало бойню. Все вокруг: палас, обои, даже занавески – было покрыто каплями бурой, засохшей крови. Запах, стоявший в комнате, сладкий, приторный, вызывал тошноту. Но кошмарнее всего выглядел диван. На пушистом, некогда бежевом, а сейчас ржаво-коричневом от пролитой крови велюре лежало тело женщины. Вернее, то, что от него осталось. Труп покрывали пятна, кругом были реки крови, а лицо несчастной, с широко раскрытым ртом, выпученными глазами и жуткой предсмертной гримасой испугало Андрея почти до потери сознания.
Он добрел до кухни, выпил стакан ледяной воды и спросил:
– Это кто?
– Беата, – шепнул Николай. – Пришел к ней утром, звоню, звоню, не открывает. Решил, что она в ванной сидит, ну и открыл дверь своим ключом. – Потом он помолчал и добавил: – Я в обморок упал, головой о косяк приложился.
Андрей опять начал глотать воду, он сам едва удержался от того, чтобы не грохнуться.
– Делать-то теперь что? – шептал Николай, ломая пальцы.
– Ты милицию вызывал?
– Нет, – растерянно ответил двоюродный брат, – тебя ждал.
Андрей молча взял телефон. Инфантильный Николаша привык в трудных ситуациях рассчитывать на других.
Вскоре приехала бригада, и началась обычная в подобных случаях процедура. Дома Николай оказался только в девять вечера. Соня, причитая, уложила его в кровать и принялась поить Андрея чаем, приговаривая:
– Боже, ты себе представить не можешь, какой это стресс для моего мальчика!
Андрей пропустил мимо ушей бестактное замечание тетки. Если разобраться, он тоже испытал стресс, к тому же, называя сына «мальчиком», Соня явно забыла, что Андрей младше двоюродного брата на два года.
На следующий день Николаша не встал, лежал в кровати, Соня вызвала к нему армию врачей. Она ни на секунду не отходила от сына, забыв сообщить о жутком событии Норе и другим подругам. Но в пятницу утром, около восьми, случилось невероятное. В дверь позвонили, Соня открыла дверь, увидела группу милиционеров… А потом ее увели, и Николаша опять, впав в истерику, позвонил Андрею.
– Где же сейчас Соня? – спросил я.
– Была в районном отделении, – ответила Оля, – я бегала туда, думала, увижу ее.
– Ну и?..
– Сказали, что отправят на Петровку, в изолятор временного содержания. Вроде она убила Беату.
– Бред, – фыркнул я, – Соня не способна мухи обидеть. Да, ей не нравилась будущая невестка, но такое происходит с тысячами женщин.
Оля мрачно сказала:
– Я то же самое заявила милиционерам, а они ответили, будто там, на месте преступления, осталось столько улик против нее, что следствие – это лишь проформа.
– Ты не запомнила фамилию человека, который с тобой беседовал?
– Никонов Дмитрий Константинович, – ответила девочка.
Глава 3
Вечером, около восьми, к нам приехал Максим Иванович Воронов. Макс работает на Петровке, он имеет звание майора. Мы познакомились совершенно случайно, во время очень неприятных событий, связанных с внучкой Элеоноры Ритой. Когда ситуация, о которой я даже не хочу тут вспоминать, разрешилась, Нора отправила Маргариту от греха подальше. Сейчас Риточка учится в Лондоне, в очень дорогом закрытом колледже. Студентов выпускают за его пределы только три раза в год: на Рождество, Пасху и летние каникулы.
Максим прошел в комнату и сел в кресло. Он один из немногих, кого я зову просто по имени и на «ты».
– Хочешь чаю? – заботливо поинтересовалась Нора.
– Лучше бутерброд с колбасой, – попросил Макс, – весь день ничего не ел.
– Одно не исключает другого, – хмыкнула Нора, – только извини, сегодня на самом деле угощу тебя бутербродами, ужина нет. Впрочем, завтрака и обеда тоже не было. Ну нельзя же считать едой ту тошниловку, что приготовила Ленка. Ладно, велю ей соорудить сандвичи, надеюсь, хоть на это она способна.
Нажав на кнопку, спрятанную в ручке кресла, Элеонора выкатилась в коридор.
– У вас же вроде была кухарка, Туся? – недоуменно спросил Максим. – Готовила вполне прилично…
Я кивнул.
– Точно, была такая, но вчера Нора ее выгнала.
– За что?
– Хозяйке первый раз за год пришла в голову идея проверить счета, и выяснилась интересная вещь.
– Какая?
– Десяток яиц в нашем городе стоит сто рублей, а батон хлеба – тридцать. Я уже не говорю про мясо, рыбу, чай и кофе.
– Где она нашла такие цены? – изумился Максим.
– Вот и Нора задала себе такой же вопрос, – ухмыльнулся я, – а потом выставила наглую воровку за дверь. И теперь мы живем в условиях, приближенных к фронтовым. Горничная Лена хорошо убирает, чудесно гладит, но ее варево пахнет так отвратительно, что и пробовать не хочется.
Не успел я закрыть рот, как в гостиную вкатилась Нора, держа в руках поднос, заставленный тарелками. Максим подскочил к ней.
– Спасибо, право, мне неудобно, что вы…
– Намекаешь на то, что я немощный инвалид, неспособный подать гостю чай? – прищурилась Нора.
Максим слегка растерялся:
– Нет…
Элеонора ухмыльнулась. Вот всегда она так! Сконфузит человека и довольна. Я ринулся на помощь Максиму:
– Нора всегда сама угощает тех, кого любит.
Хозяйка дернула плечом, но промолчала. К слову сказать, она совсем не сентиментальна и терпеть не может дамские присюсюкивания и причмокивания. Плачущей я видел ее только один раз, ревела моя хозяйка не от отчаяния или горя, а от злости.
Максим мигом проглотил бутерброды, залпом выпил чай и машинально вытащил из кармана сигареты, потом спохватился и засунул пачку обратно. Кабы я не знал, что Макса растила мама-алкоголичка, трезвевшая только после ночи, проведенной на морозе, подумал бы, что он получил отличное воспитание. Майор ведет себя как светский человек: встает, когда в комнату входит дама, ловко говорит комплименты, улыбается окружающим и не дымит вам в нос. До знакомства с Максом у меня было иное мнение о представителях закона.
– Кури, кури, – разрешила Нора и вынула золотой портсигар, набитый папиросами «Беломор».
Где она достает омерзительные цигарки, для меня остается загадкой, мне ни разу не поручали их покупать. Впрочем, иногда у Норы на столе можно увидеть упаковку «Казбека», она не переносит ничего другого, даже крепкий «Житан» кажется ей слишком легким.